Потомок седьмой тысячи - Виктор Московкин

— Не могу понять, к чему вы это рассказываете.

— А вы постарайтесь, — усмехнулся Грязнов. — С сегодняшнего дня я директор фабрики. Может, поздравите?

Варя удивленно вскинула брови:

— Это правда, Алексей?

Инженер не мог сдержать торжествующей улыбки, когда утвердительно кивал ей.

— Я рада за тебя.

— А вы Федор?

— И я рад.

— Сухо, — улыбаясь, сказал Грязнов. — Поверьте, для меня ваше отношение стоит многого.

— С чего бы, Алексей Флегонтович! — возмутился Федор. — Вы добились того, чего хотели. Будьте довольны. Мы разные люди, у нас разные дорожки. Зачем вы играете?

— Вся жизнь игра, поймите это, Крутов. Видит бог, плохого я вам не хочу.

Оставшись наедине с Варей, Грязнов поведал, что привело его сюда. Она слушала с возрастающим недоумением.

— Это невозможно, Алексей. И зачем тебе понадобилось такое свидетельство… Я не решусь и заикнуться Петру Петровичу.

— Не хочешь помочь?

— Не могу.

— Варька, и это ты? Странно.

Его рассердило: Варя могла бы постараться для брата. Она видела его недовольное лицо и все-таки настойчиво повторила:

— Нет, нет, не требуй, пожалуйста, от меня невозможного.

— Тогда я сам.

Воскресенский принял его в маленькой комнатке, пропахшей лекарствами. Грязнов сел, рассеянно оглядываясь по сторонам. Доктору было некогда, и потому он говорил стоя, сунув руки в карманы белоснежного халата.

На вопрос Грязнова о состоянии раненых Воскресенский ответил, что вызывают тревогу четверо, получившие пулевые ранения в область живота и грудной клетки.

— Штыковые ранения, — мягко поправил Грязнов.

— Пулевые, господин инженер.

— Петр Петрович, вы ошибаетесь. Солдаты стреляли вверх. И мне нужно ваше заключение, в котором бы говорилось о штыковых ранах. Пожалуйста, подготовьте.

Доктор долго не отвечал.

— Что вас смущает? — нетерпеливо спросил Грязнов. — Нам такое освидетельствование крайне необходимо.

— Оставьте меня, — сказал наконец Воскресенский. — Точное медицинское свидетельство я пришлю.

Доктор повернулся, чтобы уйти. Грязнов остановил его.

— Минуточку, Петр Петрович. Вы подумайте, пока я иду до конторы. Имейте в виду, что в случае необходимости мы вынуждены будем пригласить городского врача, с которым у вас могут быть расхождения.

— Хорошо, господин инженер, я подумаю.

— Можете величать меня господином директором фабрики.

— Хорошо, господин директор, — невозмутимо поправился Воскресенский.

В кабинете Грязнов сначала сел в кресло и уже потом тряхнул серебряный колокольчик. Сразу же вошел Лихачев.

— Вызовите Дента.

Фабричный механик не заставил себя ждать. Вошел и остановился у дверей, мрачно посматривая на нового директора. На радушное приглашение Грязнова сесть в кресло отказался.

— Мистер Дент, сколько ваших соотечественников было на этой фабрике, когда вы приехали?

— Все высшие должности занимали они, — гордо сказал Дент и как бы для удостоверения своих слов поднял глаза на портрет Шокросса.

Когда Дент отказался сесть, Грязнов, чтоб не выглядеть невежливым, тоже поднялся и теперь проследил за взглядом механика. На миг ему показалось, что Шокросс ехидно ухмыляется. Грязнов, как всегда в минуту сильного волнения, скривил рот.

— А сейчас сколько на фабрике англичан?

— Я есть почти последний. И это вам хорошо известно… Паровой котел — нет русских специалистов…

— Вы свободны, мистер Дент, — оборвал его Грязнов. — Получите в конторе расчет и наградные за безупречную службу.

Дент выскочил как ошпаренный, едва не сбив в дверях Лихачева.

Грязнов рассмеялся.

Конторщик торопливо сообщил, что звонят из канцелярии губернатора.

Федоров с какой-то целью не ставил телефона в кабинете, Грязнову пришлось говорить из конторы, где, навострив уши, скрипели перьями служащие.

Видно, весть была приятной, так как все заметили, что новый директор просиял, повесил трубку на громоздкий аппарат и твердой поступью возвратился в кабинет, позвав за собой Лихачева.

— Павел Константинович, — усмехнувшись, спросил он, — скажите, кто основал фабрику?

Тот испуганно глянул на Грязнова.

— Иван Максимов Затрапезное, — несмело проговорил Лихачев.

— Верно, Иван Максимов Затрапезнов. А это кто? — указал на громоздкий портрет.

— Егор Егорыч Шокросс. Директором имели быть…

— Федоров тоже имел директором быть, — раздраженно произнес Грязнов. — Может, его портрет повесим?

Лихачев осторожно хихикнул, не понимая, к чему клонит молодой инженер.

— Где-то я видел портрет Затрапезнова?..

— В клубе служащих, — подсказал конторщик.

— Возьмите и повесьте вместо этого.

— Хорошо, господин директор.

Из конторы опять позвали к телефону. На этот раз звонил Воскресенский.

— Есть долг врача, — четко раздалось в трубке, — О котором вам, господин Грязнов, видимо, мало что известно. Я сделал заключение и направил в контору вместе с прошением об отставке. Не вынуждайте меня быть сообщником убийц…

— Не горячитесь, Петр Петрович, — ласково сказал Грязнов. Представил, как растерянно вытянется сейчас лицо доктора, с удовольствием договорил: — Ваше свидетельство уже не может повлиять на ход дела. Государь одобрил действие полкового командования и благодарит фанагорийцев за умелое и стойкое поведение. Отставку вашу я не принимаю. До свидания, Петр Петрович.

Служащие еще ниже склонились над столами, и Грязнов, видя это, нахмурился. Бросил на ходу Лихачеву:

— Объявите рабочим: с завтрашнего дня начнется новый наем. И потрудитесь поставить телефон в кабинете. Я не могу бегать…

Конторщик почтительно поклонился.

Глава шестая

Губернатор — министру внутренних дел

…Около восьми вечера рабочие бросились к ткацкой фабрике окольными улицами. Забастовавшие подошли к третьему входу, не занятому солдатами. Их остановили. Тогда они побежали к центральному входу. Затем схватили камни и начали бросать в гренадеров.

Капитан Калугин скомандовал: «Прямо по толпе головная полурота — пли!» Вслед за ним и командир девятой роты — поручик Петров — делает залп.

Выпущено, как оказалось впоследствии: шестой ротой — 35 пуль, девятой — 12 пуль. Ушибленные и раненые не могли стрелять, вследствие этого и выпущено столь мало пуль…

Следователь — окружному прокурору

Свидетель Павел Журавлев о начале столкновения объяснил так: когда он пошел в новую фабрику по обязанности наблюдающего за газовым освещением, то в это время ему нанесли удар прикладом. После этого фабричные стали кидать в солдат камнями.

Из показаний других свидетелей видно, что в толпе рабочих были женщины с детьми.

Принимая во внимание вышеизложенное, оказывается, что поводом к нападению на солдат послужило отчасти употребление против одного из рабочих насилия, из чего следует заключить, что сопротивление было вызвано действием самой стражи.

Телеграмма командующего Московским военным округом

Его императорскому Величеству богоугодно было собственноручно начертать: «Весьма доволен спокойным и стойким поведением войск во время фабричных беспорядков».

Молодцам-фанагорийцам, своим доблестным поведением заслужившим одобрение обожаемого монарха, объявляю мое спасибо; а ротных командиров: 6-й роты штабс-капитана Калугина и 9-й роты поручика Петрова за умелое и своевременное употребление оружия искренне благодарю.

Губернатор — министру внутренних дел

Более тридцати лет все управление Ярославской Большой мануфактурой, включая и директора, состояло из англичан. Русские техники занимали самые низшие должности. Точно так же все заказы делали в Англии, через фирму Кноопа, причем посредниками являлись служащие фабрики, имевшие от этого значительную прибыль.

После пришли русские техники. Англичане стремились доказать, что русские не смогут управлять фабрикой, и есть повод думать, что и в данном случае недовольство рабочих вызвали английские подданные.

Так, по сообщению с фабрики, во время беспорядков главный механик Дент остановил котельную. Дент обещал кормить забастовавших рабочих. Известно, что перед стачкою он взял тысячу пятьсот рублей, хранившихся у него на фабрике.

Механик Дент, кроме этого, имел причину для своей агитации и как агент фирмы Кноопа, которая, как выяснилось недавно, монополизировала в своих руках поставку хлопка и машин для всех почти прядильных фабрик: Ярославская мануфактура не только освободилась от невыгодных услуг фирмы, так как имеет свои плантации хлопка в Туркестане и на Кавказе, но и нанесла Кноопу значительный убыток, пустив свой хлопок в продажу по более дешевой цене.