Пешка королевы - Мария Николаевна Сакрытина

Какой ужин! Меня трясло от волнения, перед глазами танцевали мошки, а в мыслях был один Криденс – будто мало я о нем весь день думал!

Нил вернулся буквально через полчаса, но за это время я весь извелся. Что делать? Бежать обратно к Криденсу? Вдруг ему плохо, вдруг ему никто не поможет? Как я мог оставить его в таком состоянии? А вдруг все это – уловка? Вдруг проклятие сработает, когда я его увижу. Были и такие чары.

Все-таки рассказать куратору? Рэми не вызывал доверия, а работа спутником научила меня если не решать все проблемы самому, то делиться ими только с самыми близкими. Но Рай тут уж точно не поможет.

– Элвин, ты наконец решил объяснить, что тебя гложе… Что случилось?! – воскликнул Нил, когда Ори привел его в библиотеку.

Я зарылся в книгах: пытался понять, что за знаки у меня на руке.

– Не знаю. Но вдруг ты поймешь?

Нил переглянулся с Ори и кое-как пробрался ко мне через стену из книг.

– В чем дело?

Я показал ему запястье. И чуть не вздохнул с облегчением: Нилу эти знаки были явно знакомы.

Правда, его взгляд ничего хорошего не сулил.

– Это печать подчинения.

У меня сердце упало. Хорошо, что я сидел: ноги сделались ватные. И само вырвалось:

– Но я же ничего не чувствую!

Про печать всегда говорили так, словно для волшебника это смерть. Хотя ученики подчинялись наставникам, и зазорным это не считалось. Но если друг другу!.. Однако, может, унижение только моральное? Если так, я его переживу. Но погодите… Подчиняться Криденсу?!

– А ты и не должен, – Нил нахмурился. – Это знак хозяина.

– Хозяина чего?

– Волшебника. Раба, если тебе так угодно. Элвин, что произошло? Кого ты подчинил?

– Я подчинил?!

– Да. – Нил обернулся и быстро вытащил из стопки книг самую толстую. Пролистал, показал мне. – Смотри.

Перед глазами плыло. Я подчинил Криденса? Я подчинил Кри… Я подчинил Криденса!

На странице красовались те самые знаки – я прижал запястье к пожелтевшей от времени бумаге и долго, минуту за минутой сравнивал, не в силах поверить.

– Но этого не может… Не может… быть…

Да нет – может. Криденс мечтал меня «выпить». Волшебники ставят печать именно для этого: волшебный раб – это еще и волшебный сосуд с магией. Раз Криденсу запретили меня убивать, а я нужен был лорду Виету покорным, значит…

Значит, Криденс хотел наложить на меня печать подчинения чужими руками. Наверное, есть способ передать своего раба другому. Наверное, именно так тот заколдованный гвардеец-полукровка и сделал бы. Криденс наверняка убил бы его потом, а меня…

А я бы подчинялся Ворону, и клятва силы ничего бы не значила. Печать отменяет все клятвы. Это было написано в книге как раз под знаками.

Меня разобрал смех. Да такой, что слезы из глаз прыснули – я хохотал и не мог остановиться. Это и правда было весело: Ворон угодил в свою же яму! Да от кого – от ничтожества, которого он презирает! Ну разве не смешно?

На самом деле, совсем не смешно.

– Ори, пожалуйста, принеси успокоительное, – попросил Нил.

Потом я все еще смеялся, а Нил меня уговаривал:

– Вот и славно… Пей, Эл. Пей-пей. Молодец…

Ори взволнованно смотрел на меня, а потом поскорее забрал бокал – наверное, боялся, что я его разобью.

– Рассказывай, – потребовал Нил, когда мне стало легче. – Кого ты подчинил?

– Я не подчинял! Оно… само…

– Да? Нашелся маг, который бросился тебе под ноги и потребовал стать его господином? Или ее? – Нил задумчиво потер переносицу и внимательно посмотрел на меня. – В «нее» я, пожалуй, даже поверю.

– Да нет! Не так все было! Это отражатель – я просто отразил заклинание, чужое, я не знал, какое, я просто отразил…

– Элвин, может, еще зелья? Или ты все же готов рассказать по порядку? Чье заклинание ты отразил?

Я рассказал. Сбивчиво и путанно, и в конце Нил удивился и спросил:

– Почему ты не сообщил куратору?

Я снова был близок к истерике.

– Что? Что мне приснился сон?

– Вещий сон, Эл! Здесь это равносильно уже свершившемуся преступлению.

– И что бы Рэми сделал?

– Очевидно, донес бы Повелительнице, раз тебя собирались использовать против нее.

Об этом я не подумал. То есть о Повелительнице я не думал вообще – мне важнее было остаться в живых и, желательно, не по уши в интригах.

С первым вроде порядок, а вот со вторым…

– Еще не поздно, и это все равно придется сделать, – добавил Нил. – Отправь ему сообщение. Но сначала нужно забрать Криденса. Где ты его оставил? Расскажи поточнее.

– Забрать? Пусть убирается к своей семье!

– Элвин. – Нил взял меня за руки, заставляя смотреть в глаза. – Печать так не работает. Криденс теперь зависит от тебя. Ты понимаешь? Физически зависит. Когда печать только-только накладывают, волшебнику нельзя даже отлучаться от своего господина. Ты оставил Криденса в другой части Междумирья. Если он еще не в коме, то ему повезло.

Я похолодел. Что бы Криденс ни делал, каким бы плохим ни был, я не желал ему смерти!

– Вот что мы сделаем, – продолжал Нил. – Я сейчас отправлюсь за целителями. От твоего имени. А ты – за Криденсом. Быстрее, если не хочешь, чтобы он умер. Ори, приготовь, пожалуйста, спальню Элвина или гостевую, если она тут есть.

Дальше я не слушал. Образ дрожащего Криденса на мостовой и так был слишком свеж в моей памяти.

Пожалуй, даже к Алие я сегодня утром так не спешил.

Криденс лежал, скорчившись, у стены и, казалось, не дышал. Гвардейца-полукровки нигде не было видно – как я позже узнал, для него местные жители вызвали целителя. А вот «запечатанному» магу помогать не стали – не их это дело. По нуклийским законам забота о таком волшебнике целиком ложится на плечи запечатавшего.

Одного Криденса, впрочем, не оставили. Улица хоть и была спокойной, но лежать на мостовой одетым в жемчуга и алмазы не стоило. К этим самым жемчугам как раз примерялись трое. Они были не в черном – значит, не маги, но и на бродяг они не были похожи – это все, что я успел заметить.

Как любой уважающий себя нуклийский волшебник при встрече с распоясавшимися людьми, я даже думать не стал. На Острове такие воры могли легко превратиться в убийц, а при виде опасности у меня за прошлый месяц выработался один-единственный рефлекс – бить. И посильнее.

Ладно хоть демона не вызвал. Дух воров спугнул: я по привычке отдал