Силою громов. Трилогия - Алексей Михайлович Голиков

и укажу на истинную причину бедствий… Какой толк от моей смерти, если этим не излечишь ты пороки? Кому это нужно?!

– Это нужно мне. Это нужно Богу. Это нужно людям… – и с этими словами Благоев раскроил череп демону, который возомнил себя божеством и который, жалобно трясясь, умер, подобно человеку…

Сделав пару шагов назад, Гавриил умерил свой пыл. Пламя его щитов погасло, и он снова принял своё нормальное обличье. Тут стал приходить в себя и Никколо.

– Спасибо, друг! Если бы не ты, то вряд ли мне бы удалось одержать победу. Точно сгинул бы в проклятом дворце…

– Могло ли мне это причудиться? – вставая, спросил Никколо.

– Теперь ты знаешь, что послан Богом я вытравить всё зло. Но я не спасение несу, а гибель проклятым. И дано перо мне, коим вынужден вычёркивать людей из книги жизни. Но не думай, что одарён я Божьей Благодатью. По мне, так это бремя, которое приходится нести в мучениях.

– Я подозревал, что Бог существует, но не мог даже представить, что истина откроется мне так…

– Может, благодаря увиденному окрепнет твоя вера?

– Дело не в том, чтобы знать… Как я могу верить, смотря на собственную жизнь? Благодарить Его и радоваться, что из всех возможных участей мне отведено бродяжничество и воровство?

– Разве в Нём дело? Не кроется ли причина в поступках и решениях твоих? Кто заставил жить тебя бродягой и вором? Ты можешь бесконечно жалеть себя и обманывать меня, но, оборачиваясь назад, ты видишь, что исход мог бы быть другим…

– Как тогда ты поступал в подобных случаях, когда понимал, что жил не так?

– Отбросив все сомнения, я двигался вперёд, уповая на промысел Господень.

– И доволен ты исходу?

– Так ведь это ещё не конец моего пути. И твоего тоже…

Немного подумав, Никколо ответил:

– И всё равно я не могу уповать на веру. Не могу считать это доводом всему. Как можно жить в надежде, не видя даже горизонта?..

– Тогда реши, что желанно тебе больше, и поставь задачи, полагаясь только на себя!

– Я теперь и в этом не уверен… Много утекло воды… Цели мои, мне кажется, обречены. И из усилий моих вряд ли что-то выгорит…

– Какой толк в твоих действиях, если ты сомневаешься? – задал вопрос Гавриил.

От этих слов Никколо замолчал. Его будто обезоружили, поставили в тупик. Россетти не пытался спорить или как-то пререкаться с Благоевым. Он лишь искал ответы. И ответом этим прозвучал вопрос, который исчерпал все его собственные.

Какое-то время они молчали. Но потом Никколо прервал тишину:

– Куда мы попали? Где мы сейчас находимся?

Гавриил задумчиво окинул взглядом местность, посмотрел по сторонам и ответил:

– Сицилия.

Глава 7

И направились они в сторону Рима, без труда пересекли Мессинский пролив, отделяющий Сицилию от Апеннинского полуострова, и двинулись на север.

Всю дорогу они почти не разговаривали. Гавриил был слишком погружён в мысли. Он обдумывал слова Баала относительно его Майи и никак не мог избавиться от этих мыслей в голове, от смятения в душе… Демон посеял в нём семя сомнения. И оно было небезосновательным, как считал Благоев. Бес не болтал бессвязный бред, не закреплённый чем-либо, а как раз наоборот… Каждое его слово было заверено если не одним, то несколькими аргументами. Лесоруб пытался отогнать свои размышления, ведь он человек набожный, но не получалось. Словно заноза в мозгу, в нём засело сомнение в правильности своих дел и наставлений Божьих. Начиная от избавления пороков человеческих и заканчивая спасением души его возлюбленной, Гавриил глубоко внутри себя соглашался с Баалом, но боялся это признать. Благоев молился Господу с вопросами о его жене, а именно: какое решение Он вынесет на Страшном суде её душе? Но ответом на молитвы была тишина. Внезапно Никколо вывел его из раздумий:

– Я, может быть, задам бестактный вопрос, поэтому не гневайся. Я не стану настаивать, если ты не захочешь отвечать. У меня не выходит из головы ваш разговор с демоном. У тебя когда-то была семья?

– Да. Жена и пятеро детей: три сына и две дочери. И все они погибли страшной смертью.

– Мне показалось, или я в самом деле услышал в твоих словах и увидел в твоих глазах чувство вины?

– К нам пришли монголы. Я встал на защиту своей деревни, а семье приказал не выходить из дома. Я вёл бой с несколькими воинами, самонадеянно считая, что наступление мы с жителями отобьём. Стоило бы мне хотя бы секунду обдумать… Надо было жене и детям велеть бежать, а самому удерживать захватчиков, сколько бы смог. Но вместо этого я, увлечённый боем, был сбит лошадью и потерял сознание. А мои родные, благодаря моему наказу, сидели и ждали, когда придёт за ними смерть.

– Я не вижу здесь твоей вины. Ты поступил как настоящий муж и отец – защищал своих людей ценой жизни.

– Я находился в той ситуации и видел всё своими глазами! Мой исход нельзя было изменить, а вот моих родных – вполне. Мы говорили с тобой о том, что когда оборачиваешься назад, то понимаешь, что могло бы всё стать по-другому… Только бывает чаще так, что это понимание приходит слишком поздно, когда ничего уже нельзя исправить.

После сказанного оба замолчали. Никколо не решался что-то добавить или перевести тему разговора, а Гавриил просто хотел помолчать. Так в тишине они и шли, пока солнце не зашло за горизонт. Подойдя к холму, Благоев объявил:

– Здесь мы переночуем. Я вижу, ты сильно вымотался. Надо отдохнуть.

Они улеглись прямо на траву. Погода стояла благоприятная. На небе ни тучки. Лишь только полотно из звёзд покрывало его свод. Лёгкий ветерок приятным дуновением гладил их шеи.

Никколо невольно стал задумываться о том, что находится у себя на родной земле, там, где он родился, провёл какое никакое детство. Ему было чудно осознавать, что он увидит города из камня, людей его национальности. Ведь, проживая так долго в Азии, он так редко встречал европейцев, уже не говоря об итальянцах, говорящих на родном языке. Его охватили одновременно и радость, и печаль. Радовался тому, что наконец прибыл в свои родные края. Но мог ли он называть Италию родиной? Вряд ли. Ведь здесь едва ли его кто-то ждёт. Он тут никак не отличился, чтобы его помнили, разве только воровством. Никколо так давно не ступал на эту землю, что его и след простыл. А значит, тут он такой же чужой, как и везде… В итоге в противовес