Евгений Мартынов. Белокрылый полёт - Юрий Григорьевич Мартынов

необъятному – человеческому горю. Первым, кому мы с Эллой привезли свою страшную новость, был Валерий Иванович Петров. Он взял на себя начальную стадию мучительной кампании по организации похорон, тотчас включил в работу Союз композиторов и его Музыкальный фонд. К некоторому облегчению, сразу же объявился Саша Серов. Зная, что Женина машина неисправна, он предоставил в наше полное распоряжение свой автомобиль вместе с шофёром – на все предпохоронные дни и любые последующие. И действительно, со вторника до пятницы я был загружен организационно-похоронными делами с раннего утра до позднего вечера и всё это время провёл в разъездах на Сашиной машине. Мои попытки вызвонить кого-либо из Жениных авторитетных друзей или «властных меценатов», увы, не увенчались успехом: все как в воду канули или в осадок выпали. Потому такую сложную и экстренную задачу, как получение участка для захоронения на московском кладбище (и главное, на каком именно кладбище и в каком месте), мне пришлось решать на собственном авторитетном уровне и уровне моих друзей, опираясь при этом, конечно же, на ходатайственные письма Союза композиторов, которые, однако, сами по себе в разгар перестройки мало чем могли помочь. Многим казалось, и сейчас покажется странным, что самые обычные проблемы, касающиеся похоронного ритуала, приходилось разрешать колоссальными усилиями, несмотря на то что речь шла о памяти Евгения Мартынова. Тогда, в 90-м году, почти всё было в стране дефицитом – начиная от детской соски и заканчивая могильным венком. И хоть обычаи требуют предать тело земле на третьи сутки, в наших условиях – советских ли, российских – преодолеть все трудности, связанные с подготовкой гражданской панихиды, похорон, поминок, за два дня не всегда удаётся. Когда же дело касается личностей всенародно известных, то перечисленные выше мемориальные мероприятия откладываются всегда дней на пять: пока напишутся письма, пока рассмотрятся ходатайства, пока утрясутся организационные вопросы, пока решатся финансовые проблемы…

Да, действенной помощи «сверху» я не получил ни до похорон, ни после – практически ни от одной официальной инстанции, способной чем-нибудь помочь в вопросах, касающихся предоставления места на кладбище, сооружения памятника-надгробия, организации концерта памяти, издания посмертного нотного сборника и книги, съёмок телепрограмм и выпуска грампластинок. Но вокруг меня как-то сами собой сплотились люди: старые приятели и новые знакомые, «со стороны» и «снизу», люди, не обладавшие большими властными полномочиями и даже никогда с Женей не встречавшиеся, сами оказавшиеся в эпицентре тотального экономического развала и потому элементарно нуждающиеся, но которые вместе с немногими друзьями брата оказались вернее и сильнее многих Жениных «высоких» соратников. Именно с их помощью и с поддержкой многочисленных почитателей таланта Евгения Мартынова удалось осуществить те памятные мероприятия, которые, казалось бы, должны были состояться сами собой. В моей памяти навсегда отпечатался образ заведующей цветочным магазином, тогда находившимся рядом с метро «Преображенская площадь», которая сначала вежливо ответила нам, что «живых венков нет, есть только искусственные», а потом, когда узнала, что дело касается похорон Евгения Мартынова, просто побледнела вся и за сердце схватилась.

Поднявшись со стула, она испуганно переспросила:

– Как Евгений Мартынов?.. Певец Евгений Мартынов?!

– Да… Вчера умер, – грустно ответил ей директор Музфонда Союза композиторов Москвы Александр Павлович Красюк, зная, что мне рассказывать об этом было уже просто невмоготу.

– Разве это возможно? Это ведь Евгений Мартынов! Это же сама красота!.. Такой молодой! Как же так?..

– Сердце, сердце… – глядя в сторону, коротко объяснил Александр Павлович.

– Но у нас действительно нет ни цветов, ни ёлочных лапок… – растерянно произнесла заведующая. И вдруг, словно спохватившись, энергично заговорила: – Да что же мы для Мартынова цветов и ёлок не найдём, что ли?!

И она стала обзванивать своих поставщиков, коллег и начальников, прося у них цветы в долг, умоляя их помочь лично ей, порой переходя на брань в чей-то адрес, повторяя при этом, что дело касается похорон Мартынова, а не чего-нибудь другого:

– Да ведь это же для Евгения Мартынова! Вы что, не понимаете? Какие искусственные венки?! Живые цветы нужны, живые! У меня здесь родственники Евгения сидят… Ничего не знаю, чтобы завтра ты мне мои двести роз вернула! Я тебя выручала, теперь ты меня выручи!.. Доставай где хочешь. Чтобы завтра у меня были розы! Сосновые лапки я уже достала…

И в таком духе минут сорок. На следующий день заведующая сообщила нам, что всё необходимое для изготовления живых венков у неё имеется в изобилии и к нужному сроку она, как и обещала, всё сделает на высшем уровне. Помимо заказанного количества венков и корзин с цветами, она от себя лично и своего магазина передала нам большой венок с красными розами и такую же большую, пышную корзину цветов.

Мы с братом в гримёрной Концертного зала имени П.И. Чайковского. 1988 г.

Первый для родителей Женин день рождения без Жени. 1991 г.

Тем временем сотрудники милиции провели «проверку происшествия» и опросили всех его свидетелей. Эксперты патолого– анатомического «департамента» на основе результатов вскрытия и проведённых экспертиз на возможное отравление ядами сделали своё заключение, а вернее, компетентное предположение о причине столь внезапной смерти. Официально причина была сформулирована как «острая сердечная недостаточность». Эта же формулировка зафиксирована и в Свидетельстве о смерти. Неофициально были ещё некоторые нюансы и предположения, которые, однако, дальнейшего подтверждения не получили (как, впрочем, и отрицания). По собранным сотрудниками милиции показаниям свидетелей и очевидцев, а также на основе осмотра места происшествия выявилась приблизительно следующая цепь событий, начиная с того момента, как брат вышел из 180-го отделения милиции, примерно в 9 часов 30 минут утра: где-то в 9 час. 35 мин. его видели во дворе дома № 10, корпус 6, по улице Гарибальди (14-этажный дом, по форме – буквой F – подобен Жениному 22-этажному, расположен приблизительно в трёхстах метрах от отделения милиции – вглубь двора), в этом доме якобы должен был проживать тот самый таксист или автослесарь, которого Женя пытался найти; в 9:40 брат был около магазина и пункта приёма стеклопосуды (это ещё дальше во дворы, ул. Академика Пилюгина, 12А и 12Б), где часто, невдалеке от своих гаражей, собирались местные автомобилисты, визуально знавшие и Мартынова, и того самого – разыскиваемого – таксиста; двое мужчин (фигурирующих в милицейских протоколах как «свидетели», а в рассказах как «мужики») вызвались за 2 бутылки водки помочь исправить машину, а точнее, поставить вместо какой-то сломавшейся детали новую – брат её уже достал накануне; Женя дал им двадцатипятирублёвую бумажку, один из них тут же зашёл в магазин с чёрного хода и вернулся с двумя бутылками и закуской (поясню: тогда шла кампания «борьбы с