Евгений Мартынов. Белокрылый полёт - Юрий Григорьевич Мартынов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Или я уже ничего не понимаю, или они там все с ума посходили.
Да, в 1975 году авторам «Лебединой верности» удалось убедить главного музыкального редактора ЦТ, что фраза «Улететь в края далёкие лебедь не мог» – никак не соотносится с проблемой еврейской эмиграции из СССР. А в разгар перестройки буквально всё в двух последних записанных Мартыновым песнях уже не выдерживало критики музыкального редактора и ассистента режиссёра. Особенно «уязвимыми» были тексты (хотя в вопросах профессиональной оценки литературного материала и музыкальный редактор и ассистент режиссёра компетентны постольку-поскольку).
– «Марьина роща – мой край хлебосольный», «жизнь вспоминаем, чаи попиваем», «я пирогов напекла», «серёжки из злата-серебра», «наряды, шаль с кружевами»… Женя! Посмотри вокруг! О чём ты поёшь? В магазинах нет ни муки, ни сахара, ни соли, ни дрожжей, ни чая – для пирогов и чаепитий. Нет ни злата-серебра, ни нарядов, тем более с кружевами! Кому сейчас нужны твои «васильковые глаза» и женские красоты, цветы и птицы, верная любовь, «синева» и «студёная вода»? В стране проституция и рэкет, инфляция и девальвация, отравленные реки и радиационные фоны, приближающийся голод и разруха!.. – отчитывали Евгения Мартынова Саша с Яшей.
Они же посоветовали брату взять в качестве примера для себя опусы Макаревича или Добрынина. То есть определиться: или уходить в политико-социальные мудрствования, или с размаху вляпаться в кабацкую «удаль молодецкую», но только не застревать где-то посередине.
Крутя баранку автомобиля по дороге на концерт, Женя, помню, рассказал всё это и добавил задумчиво:
– Может быть, действительно написать для них что-нибудь такое, о чём они просят?.. Они ведь меня этим Макаревичем достали уже!
– А чего?.. – подхватил «хорошую» идею ехавший с нами попутчик-конферансье. – Разве может Мартынов что-либо путное сочинить? Вот Макаревич или Шантрапович – это совсем другое дело! Сотвори чего-нибудь в их высоком стиле, и желательно на стихи некоего там Блохмана, Штейнвшица или Шикльклопера. Это будет класс! Им точно понравится.
Древнегреческая поэтесса Сапфо на упрёки, подобные вышеприведённым, – упрёки в несозвучности её творчества современной ей «эпической» эпохе – ответила стихами: «Жребий мой – быть в солнечный свет и красоту влюблённой!»
Теперь очевидно: таков был и жребий Евгения Мартынова, композитора и певца, до последнего дыхания верившего, что на красоте, гармонии и вдохновении держится мир…
Но исторические циклы не подвластны человеческой воле: реальность ломала, и брат всё более озадаченно делился со мной по телефону раздумьями:
– Как будем дальше жить? Надо что-то делать… Я сегодня опять был в Останкино – всё «облажали». Может быть, мы с тобой вправду чего-то не понимаем? Беляев из КГБ убеждён, что они от меня взяток ждут. Говорит, что компьютер, который они поставили якобы для подсчёта писем, на самом деле считает только деньги. Не знаю, как там другие, но я до сих пор никому ничего за эфир не платил, и у меня открыто – вроде – никто ничего не просил… Во всяком случае, дальше так унижаться невозможно: позавчера показал песни режиссёру, он послал меня к главному редактору, тот – к музыкальному редактору, а у последней не нашлось времени послушать две песни. Вчера целый день сидел в редакции, у всех на виду ждал её, она же вообще не появилась. Сегодня договорились встретиться в 12 часов – она пришла после трёх… Стыдно, я – музыкант с высшим образованием, лауреат стольких конкурсов, премий и «Песен года», член Союза композиторов, в конце концов, и не могу представить людям песню в таком виде, в котором её сочинил, пою и чувствую!.. Я уже устал от всего этого. Мои нервы не выдерживают… Не пойму только, каким образом наша новомодная, хрипящая, оборванная и безграмотная братия влезает в экран, совсем не имея музыкального образования, обходя конкурсы и худсоветы? Ведь большинство из нынешних «рок-бардов» и «шоуменов» элементарно профнепригодны! Или там действительно уже всё продано и раскуплено?.. Да, странно всё, что вокруг происходит… А самое главное – стыдно. Стыдно среди этого бурлящего дерьма толкаться, почти что кулаками отстаивая право своему… творчеству – хотел найти слово поскромнее – на место в эфире. Стыдно мне в 42 года думать, как удружить двадцатилетней девочке-редактору к Восьмому марта, не есть ни мяса, ни хлеба, чтобы режиссёру не показалось моё лицо полным, до бесконечности править с редактором тексты и по пять раз перенакладывать с новыми словами голос, выпрашивать у мальчиков для записей на «Мелодии» синтезаторы и ритм-боксы, которыми и так должны быть оснащены все профессиональные студии!.. Стыдно мне, Юра, вместо музыки в 42 года заниматься всей этой хренитенью. Я уже устал, так больше жить нельзя…
Визитная фотокарточка певца-конкурсанта
Женя признавался, что раньше был убеждён: имей он столичное композиторское образование, все его дела двигались бы легче и быстрее. Потому и заботился он когда-то о моём наисовершеннейшем профессиональном обучении. Но, убедившись на моём же примере, что ни самая высшая школа, ни раннее членство в Союзе композиторов не избавляют композитора от общей для всех рутины унижений и далёкой от творчества толкотни по редакциям, брат засомневался, стоит ли ему учить музыке сына.
Вначале в шутку, а затем уже и всерьёз он всё чаще говаривал:
– Я с музыкой, наверно, буду скоро завязывать. И Серёжку ни за что в это болото не отдам. Пусть будет кем угодно, только не музыкантом!..
Как я уже говорил, брат часто бывал за границей. Но испытывал ли он желание эмигрировать? До 1988 года однозначно – нет, хотя при встречах с Женей его бывшие соотечественники, преуспевшие за рубежом, всегда убеждали брата порвать с «совком» как можно скорее, пока ещё молод. Женя, однако, предпочитал трезво смотреть в глаза правде и понимал, что успех его выступлений в цивилизованных капиталистических странах – это успех у нашей же, эмигрантской, ностальгирующей публики. И все выступления советских эстрадных авторитетов «там» фактически не поднимаются на уровень сколько-нибудь заметных культурных событий для западных стран. Потому, в отличие от других отечественных звёзд, восторженно рассказывавших по приезде «оттуда» о своих триумфальных концертах, Мартынов, участвовавший в тех же или подобных концертах и имевший успех не меньший, чем другие наши «асы», предпочитал «не гнать понтяру», как он сам выражался.
С 1988 года брату стали предлагать длительные контракты (на несколько месяцев, полгода, год) и на очень заманчивых условиях. Эти условия были привлекательны, правда, лишь в материальном отношении, а в духовном (если это понятие сейчас уместно в контексте рыночных реформ) все предложения в основном сводились к гастрольным шоу-программам типа «Новая русская
