Роза пустыни - Сюзанна Симмонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя на самом деле Элизабет ничего не понимала. С тех пор, как она в последний раз виделась с отцом, прошли долгих три года. Она преодолела тысячи миль на поезде, корабле, в запряженных лошадьми экипажах, на осликах и даже на верблюде. Почему-то она ожидала, что отец встретит «Звезду Египта» на пристани или по крайней мере будет ожидать ее здесь, чтобы убедиться в ее благополучном прибытии в Луксор. И ей трудно было скрыть свое разочарование и боль.
– Не надо расстраиваться, ситте. Просто он такой, – сказал Али на прощание.
Когда за ним закрылась тяжелая входная дверь, Колетт начала бормотать по-французски:
– Где он? Он же ваш отец. Какой стыд! Какой позор!
Элизабет с трудом проглотила ставший в горле ком. На глаза ее навернулись жгуче горькие слезы.
– Ну пожалуйста, Колетт! Папа не хочет никого обидеть. Правда!
– Это я знаю. И конечно же, мне самой все равно. Это вы, cherie, страдаете от его невнимательности.
Элизабет смахнула со щеки слезу.
– Али прав. Папа просто такой.
– Ах, милочка, не обращайте на это внимания. Я рас. пакую наши вещи, и к чаю этот дом уже будет в полном порядке. Но сначала мне надо проверить спальни!
Колетт вышла из гостиной. В синюю входную дверь робко постучали.
– Это, конечно, наши сундуки. Я распоряжусь сама, – крикнула Элизабет своей служанке.
Она направилась к выходу и, открыв дверь, с изумлением обнаружила на пороге мальчика лет десяти-одиннадцати. В руках он держал небольшую коробочку.
– Ситте?
Она кивнула:
– Да.
Он протянул к ней руки с коробочкой, показывая, что она должна принять ее.
Никакой записки не было.
– Но от кого она?
Мальчик покачал головой: видно было, что он не понял ее вопроса.
Элизабет все равно попробовала еще раз:
– Кто дал тебе эту коробочку?
Карие глаза мальчишки по-прежнему выражали недоумение. Потом вдруг они вспыхнули, и он начал что-то оживленно тараторить. Теперь уже Элизабет не могла понять ни слова из того, что он говорит.
Немного подумав, она подняла руку высоко над головой:
– Мужчина?
Он нахмурился, потом энергично закивал головой:
– Мужчина!
При этом он подпрыгнул высоко в воздух и вытянул вверх руку, чтобы показать, каким невероятно высоким был этот мужчина.
– Черные волосы? – внятно произнесла она, указывая на собственные темные локоны.
Мальчишка ухмыльнулся и снова кивнул.
Высокий мужчина с черными волосами.
Им мог быть только Джек.
Сделав знак свободной рукой, Элизабет велела посыльному:
– Подожди, пожалуйста.
Она ушла в дом, чтобы достать из ридикюля мелкую монетку, однако когда снова вышла за дверь, мальчишка уже исчез.
Элизабет закрыла синюю дверь, прошла в комнату и, поставив коробочку на столик у кушетки, принялась рассматривать ее. Она решила, что вещица изготовлена из алебастра и относится ко времени девятнадцатой династии. Значит, это была вещь древняя и весьма ценная. Резьба на крышке и боковинах была выполнена умелым мастером. Коробочка поражала своей изящной простотой.
Пульс девушки стал быстрым и неровным. Неуверенно протянув руку, она открыла крышку. Секунду была в недоумении – но только одну секунду.
Радостно улыбаясь, Элизабет достала из коробочки великолепную и очень реалистичную фигурку. Это оказалась миниатюрная овечка из черного оникса…
Элизабет хотелось, чтобы ее встреча с отцом после долгой разлуки произошла не на глазах у всех. Однако этому не суждено было случиться. Все путешественники собрались в главном здании гостиницы на традиционный английский чай, когда к дверям подкатила его коляска.
Глядя в окно, Элизабет поначалу его не узнала. Она увидела немолодого мужчину в пыльных одеждах. Когда тот сбросил с головы капюшон, то видно стало лицо, покрытое морщинами, обветренное и обожженное солнцем. Волосы у приехавшего были длинные, косматые и совершенно седые. Кожа его напоминала коричневый сафьян. Глаза привычно щурились.
Она поняла, что это ее отец, только когда Али бросился привязывать коня.
Что скажет ей отец после долгой разлуки? И что скажет ему она?
С глубоким волнением и нарастающим нетерпением Элизабет поднялась из кресла и поспешила в вестибюль, чтобы поздороваться с ним.
Эвери Гест, шестой граф Стенхоуп, стремительно прошел в парадную дверь гостиницы. Широкие одежды его развевались, сапоги были покрыты красной пылью пустыни. Граф что-то быстро говорил по-арабски, обращаясь к красивому молодому египтянину, шедшему рядом. В эту секунду он поднял голову, заметил ее и остановился, как вкопанный.
Рот его раскрылся от изумления.
– Лиззи?
Элизабет старалась владеть собой. Она не даст воли жгучим слезам, которые подступали к ее глазам. Она закусила нижнюю губу с такой силой, что во рту появился вкус крови.
– Да, папа.
Он посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом, но не сделал к ней даже шага.
– Ты выросла.
– Да, выросла, – глуховатым голосом подтвердила она.
Внезапно на загорелом лице лорда Стенхоупа появилась виноватая улыбка.
– Ты уже больше не «моя малышка Лиззи» – да?
– Да, папа.
Она уже много лет не была «его малышкой Лиззи». Просто отца не было рядом, и он не видел, как она растет, как из ребенка превращается в подростка, из подростка – в юную женщину. И его не было рядом тогда, когда он был ей нужнее всего. Он сам этого захотел. Но в результате потеряли они оба.
Конечно, за прошедшие годы ее отец тоже изменился. Элизабет помнила его высоким, красивым, щеголеватым. Джентльменом с ног до головы, ухоженным и безупречно одетым по последнему слову портновского искусства, как подобало человеку с положением в обществе. А теперь отец сутулился. И она была почти одного с ним роста.
Ее отец превратился в старика.
Лорд Стенхоуп рассеянно погладил подбородок, и Элизабет заметила под его ногтями полоски красной глины.
– Сколько времени прошло, Элизабет?
– Три года.
– Три года? Так много?
«Почти четыре, будь ты проклят!» – хотелось крикнуть ей в ответ. Однако она сумела промолчать.
На его лице не было и тени раскаяния.
– Значит, тебе уже почти…
– Восемнадцать, папа. Весной мне исполнится восемнадцать.
– Ты уже можешь считаться взрослой женщиной.
– Я и есть взрослая женщина.
Он виновато улыбнулся.
– Да, конечно-конечно. И к тому же красивая.
Элизабет зарделась от удовольствия.
Это был первый комплимент, который она услышала от отца с того дня, когда он предположил (лет пять или шесть назад), что она, возможно, не окажется такой же пустышкой, как ее старшая сестра Каролина. Та превратилась в совершенно никчемную ветреницу, которую интересовали только сплетни, модные наряды, бессмысленные развлечения и молокососы, смеющие называть себя мужчинами.