Лекарь (СИ) - Смитт Таня

С этим очевидным решением Дергачев тяжело рухнул рядом с повалившемся гнилым стволом и закрыл глаза. На него навалилась странная апатия, лишающая воли и пробуждающая в Женьке небывалого фаталиста. Спать, само собой, Женька не собирался, продолжая прислушиваться к вязкой тишине, навалившейся со всех сторон. Тишина пугала больше, чем самые громкие звуки, и не позволяла расслабиться. Из тревожного оцепенения Женьку вывело отчетливое понимание постороннего присутствия. Дергачев вскочил на ноги и, развернувшись, уставился на замершее в паре шагов неведомое существо, которое настороженно оглядывало его пронзительно-желтыми глазами и скалило пасть. Обалдевший от погони Женька не сразу опознал в загадочном пришельце обыкновенного волка, в сравнении с одичавшим Тихоном, показавшимся ему мирным и совершенно домашним.

«Приветствую», — глупо пробормотал Женька, забывая о неоднократно озвученных историях о диких облавах на серых хищников.

Волк угрожающе взрыкнул, и внезапно неподалеку засветились еще несколько десятков таких же желтых внимательных глаз. В темноте Женька смог различить неясные очертания внушительных серых туш, медленно стягивающихся к своему вожаку. Они двигались совершенно бесшумно, уверенно и неотвратимо, сжимая ошарашенного Дергачева в тугое кольцо. Варвар попытался отыскать лазейку среди непрерывного светящегося круга, однако быстро понял, что благодаря отточенным и слаженным движениям серых хищников, такой лазейки не будет.

«Видно, наивные нордсвильцы были не так уж наивны, опасаясь матерых обитателей дикого леса, — размышлял Женька, обреченно глядя на замерших в шаге от него настороженных животных. — что ж, зато я теперь избавлен от нападок дикой твари.»

Волк считывал с Женькиного лица все его мысли, поводя мордой и тоже прислушиваясь. Варвар потерял счет времени, ожидая неминуемой смерти, и поторапливал матерого вожака к решительным действиям. Наконец серый хищник прислушался к Женькиным просьбам. Он прижал крупное тело к земле, не сводя с Женьки желтых глаз, и резко оттолкнулся сильными лапами, бросаясь на легкую добычу. Его мощная туша плавно взмыла над поваленными сухими ветками, и волк бесшумно метнулся в миллиметре от Варвара, видя перед собой другую цель. Женька негромко выдохнул и машинально обернулся, провожая глазами сильного соперника. Серая стая мгновенно расступилась, пропуская вожака, и тот растворился в темноте, увлекая за собой остальных. Что привлекло волчью стаю, Женька догадался спустя несколько минут, когда из-за спутанных зарослей раздалось знакомое испуганное визжание поверженной твари и победный звериный рык грозного вожака. Некоторое время из темноты доносился невнятный шорох, хруст веток и сытое рычание, потом все смолкло, оставляя Женьку дорисовывать страшные картины разыгравшейся драмы. Выверенные смелые действия диких обитателей дремучего леса не оставляли одинокой твари никаких шансов, делая ее своим нынешним ужином. Женька был спасен. Во всяком случае, до следующей организованной вылазки серых охотников. Когда в темноте растаяли последние отголоски развернувшейся баталии, к Женьке наконец-то пришло осознание, кто именно спас его от нападения серой стаи. Варвар, не задумываясь больше ни минуты, ринулся к зарослям, от отчаяния не замечая ни сухих веток, ни коряг, торчащих из земли, ни чернильной темноты лесной ночи. Его гнала вперед единственная мысль — увидеть тварь.

«Они выносливые и очень сильные, — повторял про себя Женька, пробираясь через бурелом, — они обладают чудовищной регенерацией. Тихон рассказывал мне о ножевых и огнестрельных ранах, затягивающихся в считанные минуты.»

В Женькином понимании волчьи зубы не являлись серьезной проблемой для живучих тварей, и он отчаянно надеялся, что тварь сумела отбиться от десятка озверевших голодных волков.

«Что тебе стоило, Тихон? — бормотал как молитву Женька, — ты все можешь, почему бы тебе самому не растерзать парочку хищников!»

Темнота милосердно скрывала от перепуганного Женьки истинную картину трагедии. В густых зарослях Женька сумел разглядеть только пугающие черные пятна крови, разбрызганные по земле и обрывки ткани, некогда бывшей широкими штанами от парадной капитанской формы. Женька до рассвета ползал среди веток и сучьев, в надежде отыскать останки нелепой твари, попавшей в поле видимости голодных хищников. Однако ничего, кроме уже обнаруженного, найти не удалось, и Женька только потерянно вздохнул, в который раз прощаясь со своим персональным чудовищем.

События прошедшей ночи образовали в Женькиной голове абсолютный вакуум, мешая обозначить для себя следующий шаг. Рассветный час привел за собой уверенный морозец, призвавший Женьку ускорить ход. Варвар бесцельно двигался в неопределенном направлении, слепо тычась в стволы и сучья, то и дело выраставшие на пути. После многочасового бесплодного блуждания Женьку вынесло на некое подобие поляны, окруженной редкими высокими деревьями.

«Возможно где-то неподалеку рыскает та самая стая-убийца, — мелькнула равнодушная мысль, — может быть, она уже успела проголодаться?»

Надежды на скорую встречу не желали оправдываться, напрасно Женька вслушивался в звенящую тишину, ожидая расслышать шорох сильных лап. Холод и усталость упрашивали Женьку сделать привал и отдохнуть, однако Дергачев понимал всю опасность такого сна и упрямо тащился дальше.

«Эй, сударь! — раздался сбоку узнаваемый голос, — куда же вы сбежали на ночь глядя?»

Женька поднял голову и с изумлением уставился на того лесника, что гостеприимно предлагал попить лучшего в округе чая всего лишь несколько часов назад. Как выяснилось из недолгой беседы, мужик-отшельник совершал ежеутреннюю прогулку, осматривая окрестности на предмет варварства и хулиганства. Что конкретно имелось в виду суровым охранником, Женька так и не понял. На его дилетантский взгляд нападение стаи волков и гибель твари тоже можно было бы отнести к некоему виду хулиганства и варварства. Однако, судя по безмятежному виду сытого охотника, эти события остались за пределами его осведомленности.

«Пойдемте, сударь, — любезно прогудел он, — нынче мороз, стаи диких тварей становятся активными. Не дело провоцировать их нападение!»

С этими словами заботливый страж лесных угодий поволок Женьку обратно, в уютную и теплую сторожку.

Там, возле весело гудящей печки, лесник принялся делиться с Женькой разными местными новостями, совершенно забывая про существование Женькиного страшноватого спутника. Когда наконец, с новостями было покончено, лесник все же поинтересовался у притихшего гостя:

«А ваш болезный приятель решил оставить вас? Куда же он подался в эту пору? Нынче в лесу пропадешь, или мороз задушит, или дикие твари.»

Женька не стал уточнять, что его болезный приятель сам обратился в дикую тварь и был растерзан в мороз голодной сворой. Вместо этого он попросил лесника вывести его к какому-нибудь жилью. Женька надеялся добраться до цивилизации и податься к горам, раз теперь его верный попутчик больше не мог сопровождать его в этом бесцельном путешествии. Лесник покачал головой, и с готовностью предложил Женьке собираться, подарив ему напоследок свой личный тулуп.

«В знак нашей дружбы!» — пафосно заявил он, доведя гостя до знакомой дорожки, ведущей в Нордсвилл.

Натянув весьма своевременную обновку, Женька неторопливо двинулся к городишку, размышляя над тем, как сейчас встретят его местные жители. В какой-то момент в его голову забралась отчаянная мысль отомстить недалеким горожанам за своего Тихона, погибшего отчасти и по их вине. Потом эта мысль сменилась более декаденской, заключающей в себе идею сдаться на милость воинственно настроенным обитателям. Однако оба эти направления не пригодились, и Женькины переживания оказались совершенно беспочвенными, поскольку отходчивые нордсвильцы даже и не помнили, за кем охотились пару дней назад, обвиняя во всех неудачах. Впрочем, осторожный Дергачев на глаза не лез, стараясь держаться скромно и незаметно, и возможно поэтому уже к вечеру ему удалось добраться до неструганных бревен нордсвильской набережной. В его основные задачи входило отыскать спрятанный катер, и на этом основные задачи заканчивались, поскольку управлять внушительной посудиной Женька не умел. Оказавшись на берегу, Женька, ежась под порывами сырого ветра, уверенно зашагал в сторону бухты, где почти месяц назад они с Тихоном предусмотрительно оставили чужое украденное имущество. Обойдя берег вдоль и поперек, Женька в изумлении вглядывался в суровые волны и катера не находил. Возможно, в Нордсвилле существовала береговая охрана, которая умыкнула бесхозную лоханку в какой-нибудь штрафной порт, и сейчас, чтобы получить его обратно, требовалось доказать право собственности. Это было бы самым логичным объяснением, которое намекало попрощаться с катером навсегда. А заодно попрощаться и с отчаянной идеей покинуть негостеприимный Нордсвилл. Бесцельные хождения пробудили в Женьке лютый голод, который в его положении можно было унять, прибегнув к давно испытанному способу воровства. Дергачев снова поднялся по бревнам наверх, огляделся и решил подчиниться своему внутреннему варвару, который потянул его в сторону городского рынка, в этот раз весьма оживленного и многолюдного. На тесно расставленных прилавках громоздились корзины с домашней снедью, начиная от огромных гусиных яиц и заканчивая художественно выполненной домашней выпечкой. Женька с грустью вспоминал свои набеги на предгорные деревушки, когда утягивал у зазевавшихся граждан горсти химических концентратов, заботливо таская добычу рассеянному ученому. Тогда полудикий Варвар видел в тихом грустном парне объект неустанной заботы, природу которой никак не мог себе объяснить. Воспоминания сделали Женьку отрешенным и невнимательным, мешая сосредоточиться на главном.