Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник) - Энтони Беркли

– С Большим жюри? О да, думаю, да. Присяжные вряд ли откажутся рассматривать это дело. Вся страна с нетерпением ждет этого процесса. Если его отменить, чего доброго, революция грянет!

– О, если бы у нас был браслет! – простонал мистер Фуллер, запустив обе пятерни в свою гриву.

– Кажется, на этот счет у меня появилась одна мыслишка, – скромно подал голос мистер Читтервик, сидевший по другую сторону от постели.

Мистер Фуллер подскочил на своем стуле с таким пылом, что мистер Читтервик даже отпрянул, словно опасаясь, что молодой человек схватит его в объятия.

5

Да был ли он, этот браслет?

Этот вопрос, казалось угнетенному сознанием своей вины мистеру Тодхантеру, с самого начала маячил в уме каждого. Не то чтобы ему было в чем винить себя, – нет, он-то прекрасно знал, что браслет был на самом деле. Он просто не мог не терзать себя, поскольку полагал, что сомнения насчет браслета непременно должны были испытывать другие и испытывали, но по доброте своей никогда не высказывали вслух.

Вот и в голосе мистера Читтервика не звучало ни малейшего намека ни на какие сомнения, но они все же мерещились чересчур чувствительному мистеру Тодхантеру, когда мистер Читтервик принялся излагать суть своей идеи.

– Как вам известно, – начал он, – мы уже перебрали все возможности, и я убежден: никто из тех, кого мы опрашивали, не имеет отношения к пропаже браслета. Это касается и превосходных горничных нашего друга. Но несколько дней назад я столкнулся с Эди на лестнице и заметил, что она заплакана. Более того, она продолжает плакать и посейчас. – Мистер Читтервик умолк и лучезарно улыбнулся присутствующим.

– Ну и что? – нетерпеливо спросил сэр Эрнест.

– О, прошу прощения! Понимаете, мне вдруг стало ясно, отчего она плачет! – И мистер Читтервик засиял снова.

– И отчего же? – вопросил сэр Эрнест.

– Ну, точно сказать не могу…

– Так о чем мы сейчас говорим, черт побери?

– Это была просто догадка, понимаете? – смутившись, кинулся объяснять мистер Читтервик. – Помните расхожее выражение, которое употребляют, когда с мужчиной случается что-то из ряда вон? «Cherchez la femme»? Вот мне и пришло в голову… если плачет девушка, вполне уместно сказать: «Cherchez l’homme»! То есть «ищите мужчину»!

– Да понимаю я по-французски, – заметил ему сэр Эрнест.

– О, прошу прощения! Это я из-за своего выговора, – порозовел мистер Читтервик. – Я опасался, что вы… Опасался, что я… что выговор мой не вполне соответствует тому, к которому вы привыкли…

– Так что там насчет «homme»? – перебил сэр Эрнест.

– Ну, имеется вероятность, – робея, пояснил мистер Читтервик, – что если такой homme… то есть мужчина существует и ведет себя так, что Эди часто плачет (если принять, что плачет она именно из-за мужчины), то тогда… – тут мистер Читтервик совсем сник под саркастическим взглядом сэра Эрнеста, – в общем, не исключено, что этот мужчина ведет себя не очень порядочно, а отсюда следует…

Если сэр Эрнест соображал туго, то мистер Фуллер ловил прямо-таки на лету. Он вскочил на ноги и хлопнул мистера Читтервика по плечу со всем возможным энтузиазмом.

– А что, надо попробовать! – воскликнул он. – Ей-богу, надо!

– Что попробовать? – осведомился сэр Эрнест.

Без промедления нажав на звонок, мистер Фуллер объяснил что, причем выражался в основном односложно.

– Подумаешь! – фыркнул сэр Эрнест, явно досадуя на свою недогадливость и соответственно на догадливость мистера Читтервика. – Девушки плачут не только из-за мужчин, верно?

– Право, не знаю, – смутился мистер Читтервик: он и в самом деле не знал.

– Можно, я сам с ней поговорю? – спросил мистер Фуллер, когда на лестнице послышались тяжелые шаги экономки. Не успели ему ответить, как миссис Гринхилл вошла, и, взяв дело в свои руки, он обратился к ней почти отеческим тоном: – Присядьте, миссис Гринхилл. Мы хотим задать вам еще несколько вопросов, хотя я думаю, вы от них, наверное, уже устали.

– Всячески готова помочь, сэр, в такое-то нелегкое время, – хмуро отозвалась миссис Гринхилл.

– Уверен, уверен в этом. Но на этот раз – ничего серьезного. Просто поговорим об Эди и ее молодом человеке. Как его… вечно я забываю его имя…

– Алфи, сэр. Алфи Брюэр.

– Ах да, Алфи Брюэр! Ну разумеется! Кажется, они подумывают пожениться?

– Эди-то подумывает, да, сэр, – мрачно кивнула миссис Гринхилл. – А вот Алфи… Один Бог знает, о чем он думает… хотя есть у меня кое-какие соображения на этот счет.

Мистер Фуллер энергично покивал:

– Именно. Точно. Как раз об этом я и хотел поговорить с вами – от имени мистера Тодхантера, разумеется. Видите ли, он очень беспокоится за Эди, а вы ведь знаете, как вредно ему волноваться. Но как же не волноваться, когда он слышит от нас, что бедная девушка постоянно в слезах!

– Эди не следует плакать в рабочее время, – с осуждением уронила миссис Гринхилл.

– Ну, девичьи слезы такое дело! Да, так вот Алфи… он ведь, кажется, из тех, от кого следует ждать беды?

– В беду он покуда не попадал, – с некоторым сомнением отозвалась миссис Гринхилл. Даже мистер Тодхантер понял, о какой беде идет речь – о неладах с законом.

– Да, но кто знает, что будет дальше? Такой парень, как он, легко может сбиться с пути! Особенно если живет в таком районе, верно?

– Я вечно твержу Эди, что зря это она разменивается, встречаясь с парнем со Смитсон-стрит, – кивнула миссис Гринхилл.

– Вот именно. А его родители, они…

– О, Алфи живет не с родителями, сэр. Они оба умерли. Он снимает комнату у семейства по фамилии Сдатч.

– Весьма уместное имя, – улыбнулся мистер Фуллер. – Да. Ну так и часто Алфи бывал здесь, когда мистер Тодхантер путешествовал за границей?

– Нет, сэр, ни в коем случае, сэр! Я его не одобряю и сразу сказала, что не позволю ему бывать здесь! Если Эди угодно ронять себя, встречаясь с субъектом такого рода, – что ж, пусть встречается где угодно, но не под крышей дома, за который я отвечаю… – Тут миссис Гринхилл вдруг широко раскрыла глаза. – А, так это из-за браслета, сэр!

– Верно, – кивнул мистер Фуллер, – из-за браслета.

– Нет, сэр, не думаю, что Алфи пошел на это. По крайней мере я на это надеюсь, ради Эди. Но мне известно, что как раз тогда у него было туго с деньгами. Эди одолжила ему все свои сбережения. Одолжила! Да с таким же успехом она могла бросить их в реку! Я ей так и сказала. И все-таки я надеюсь, что такой дурости Алфи не сделал. А Эди пусть будет урок, это уж точно. Как говорится, чем раньше, тем лучше.

– Значит, насколько вам известно, миссис Гринхилл, – перейдя на более официальный тон, подвел черту мистер Фуллер, – этот человек никогда не бывал в доме?

– Насколько мне известно – нет… но Эди могла приводить его, когда меня не было… С нее станется. Хитрить, знаете ли, стала, с тех пор как связалась с ним, с этим Алфи Брюэром…

– Так я и думал. – Мистер Фуллер повернулся к сэру Эрнесту. – Нам известно, что в ломбард браслет пока не сдавали, да и в скупку краденого, я думаю, тоже еще не отнесли: слишком известная, слишком опасная вещица. Если этот тип ее выкрал, браслет еще у него. Значит, можно съездить к нему и… – Он засомневался и умолк.

– Нет! – всполошился мистер Тодхантер. – Позвоните в Скотленд-Ярд, пусть полицейские получат ордер на обыск и сами туда поедут. Иначе они опять не поверят, что браслет был у меня. Поделом им, пусть сами его найдут.

Предложение было одобрено, мистер Фуллер ушел звонить в полицию.

Сэр Эрнест грозно нахмурился, глядя на миссис Гринхилл, которая очень прямо сидела на самом краешке стула.

– Девчонке ни слова, ясно?

– Разумеется, сэр, – встрепенулась миссис Гринхилл. – Надеюсь, я умею себя вести.

– Я тоже на это надеюсь, – отозвался сэр Эрнест.

6

Ровно четыре часа спустя раздался звонок из Скотленд-Ярда, и самым вежливым образом им сообщили, что пропавший браслет обнаружен в каминной трубе в комнате Альфреда Брюэра и что мистера Тодхантера благодарят за ценную информацию.

– Благодарите Читтервика, – ведомый долгом, буркнул сэр Эрнест, и мистер Читтервик просиял.

– Вот теперь у нас есть доказательства! – ликовал мистер Фуллер.

– Гм! Неплохо бы еще разузнать что-то о той пустой лодке, – пробормотал неблагодарный сэр Эрнест.

7

Заслуживает упоминания лишь еще один инцидент, имевший место до начала суда над мистером Тодхантером.

За два дня перед этим его навестила Фелисити Фарроуэй, устроив в высшей степени тягостную сцену.

Без труда проникнув в спальню, она обвинила мистера Тодхантера, поначалу темпераментно, а потом все более и более истерично, в том, что он жертвует себя на алтарь дружбы. Она придерживалась того мнения, что мистер Тодхантер никогда не стрелял в мисс Норвуд и сам знает, что не совершал ничего подобного, что он очерняет себя в глазах всего мира из чистого благородства, которого она, мисс Фелисити Фарроуэй, вынести не в силах и выносить не намерена.