Оранжерея - Чарлз Стросс

– Да я сама подумывала… – Яна качает головой. – Я порылась в карманах в поисках бумажного фильтра для заваривания кофе и поставила на подносик самую вместительную кружку, какую смогла найти. Зачерпываю кофе в бумагу с диким усердием, останавливаясь, лишь когда понимаю, что сделать его слишком крепким для Фиоре так же плохо, как и не заставить его выпить весь.

– Тебе не следует слишком много думать, Рив. Это только вредит.

– О, да неужели? – абстрактно спрашиваю я, сдирая фольгу с маленькой шоколадной таблетки, купленной в аптеке, и кроша половину в кофейную гущу, когда чайник начинает шипеть. Сворачиваю фольгу в тугой шарик и выбрасываю в мусорную корзину.

– Да, если ты думаешь о том, как выбраться отсюда, – говорит Яна.

– Я вызову тебе такси…

– Я имею в виду – отсюда. – Я оборачиваюсь и вижу, что она смотрит на меня с видом загнанного в ловушку зверя. Это один из тех моментов экзистенциальной мрачности, когда кокон лжи, который мы плетем вокруг себя, чтобы замазать трещины в реальности, крошится, и нам остается смотреть на всё неприглядное, что он скрывал. Яну, оказывается, мучает ровно то же, что и меня, – но в ее случае всё еще хуже. – Я устала это терпеть. Меня собираются положить в больницу и вытащить череп нового человека из моей дырки, хотя туда с трудом помещается не самый крупный член. А потом наверняка произойдет «несчастный случай», я истеку кровью, и они отдадут меня доктору Хант, чтобы та заразила меня своим прирученным цензурным червем. Я выйду из больницы улыбчивая – как Ивонна и Патриция, – и не останется никакой меня – только штука, которая думает, что это я, и…

Я хватаю Яну.

– Заткнись, – шиплю ей на ухо, – этому не бывать.

Она всхлипывает, внутри нее поднимается страшный вой. Если она выпустит его наружу, я в полной заднице, потому что Фиоре услышит нас.

– У меня есть план.

– У тебя… что?

Чайник закипает. Я мягко отталкиваю Яну в сторону и тянусь выключить его.

– Послушай. Иди домой. Прямо сейчас, сию минуту. Предоставь Фиоре мне. Главное – перестань, мать твою, паниковать. Чем более изолированными мы себя считаем, тем более изолированными становимся. Я не позволю им морочить тебе голову. – Я ободряюще улыбаюсь ей. – Поверь мне.

– Знаешь что? – Яна громко фыркает, затем отпускает меня и достает из коробки на столе носовой платок. – Ты… в любом случае не говори мне ничего. – Она сморкается и глубоко вздыхает. Снова смотрит на меня – продолжительным оценивающим взглядом. – Ты уже обо всем догадалась… и не собираешься сдаваться?

– Если мне есть что противопоставить – конечно, нет. – Я беру чайник и осторожно наливаю кипяток в бумажную воронку, где он увлажняет кофейный порошок, высвобождая из него ксантин и растворяя половину скрытой в нем таблетки слабительного, поднимая антрахиноны и мочегонный кофеин в чашку. Дымящийся вкусный кофе. Если повезет, Фиоре просидит в туалете десять минут после того, как выпьет. – Не волнуйся. Я, наверное, через несколько дней скажу, все ли идет по плану.

– Значит, у тебя есть план. – Она опять сморкается. – И ты хочешь, чтобы я пошла домой?

– Да. Прямо сейчас. Не попадайся Фиоре на глаза. Я сказала ему, что ты себя плохо чувствуешь.

– По рукам. – Ей удается слабо улыбнуться.

Я наливаю молоко в чашку и поднимаю ее.

– Сейчас принесу преподобному кофе, – говорю я.

– Принесешь… – Глаза Яны расширяются. – О, я, кажется, поняла. – Она снимает куртку с вешалки на двери. – На самом деле, мне лучше не беспокоить вас. Уйду черным ходом. – Яна ухмыляется. – Удачи!

И она удаляется, освобождая мне пространство для маневров. Я беру кружку с кофе и еще кое-что, лежавшее до поры в раковине, и иду к Фиоре.

* * *

Самые простые планы зачастую оказываются самыми лучшими.

Все, что я делаю на библиотечном компьютере, отслеживается. Как только я найду что-то интересное, все, кому нужно, об этом прознают. Вероятно, здесь имеет место быть своего рода приманка – соблазн для чрезмерно любопытных и закоренелых параноиков. И даже если дела обстоят иначе, я наверняка не найду ничего полезного – здешние старые диалоговые интерфейсы не только заумны в эксплуатации, но и слабоумны по сути.

Чтобы преодолеть эту профессиональную паранойю, нужны талант, смекалка и нестандартное мышление. И если Фиоре, епископ Юрдон и их приятели имеют слабое место, то это верность духу эксперимента. Они не станут прибегать к современным, но устаревшим методам мониторинга, когда достаточно неинвазивных методов, доступных на местном уровне развития. Таким образом, они не будут использовать информационные метаструктуры, доступные через модем, там, где можно обойтись бумажными документами и их администрированием. Или то, что доверяется бумаге, настолько секретно, что они не станут доверять компьютерным системам из-за страха быть взломанными.

Их сверхзащищенный репозиторий в библиотеке – простая комната, где стоят стеллажи, забитые папками с бумажками. Без окон и с дверью на обычном замке. А что еще нужно? Они заперли нас в оранжерее, в сети анонимных секторов орбитальной среды обитания под всепроникающим наблюдением, в неизведанных антресолях межзвездного пространства, соединенных Т-воротами, которые владельцы могут включать и выключать по желанию. Ворота дальнего следования, доступные извне, тоже под строгим контролем.

И это еще не всё. Кажется, больницей руководит мятежный хирург-храмовник. Это снимает вопрос об охранной сигнализации.

Постучав в дверь и передав Фиоре его кофе, я возвращаюсь в справочный отдел и провожу несколько минут, листая энциклопедию, чтобы скоротать время. Древние имели весьма странные представления о нейроанатомии и особенно о пластичности развития. Думаю, это объясняет некоторые их представления о гендерной сегрегации.

Так получилось, что мне не пришлось долго ждать. Епископ врывается в кабинет, затравленно оглядывается.

– Э-гх-м… где у вас тут уборная? – требовательно спрашивает он, с тревогой вертя головой по сторонам. Его лоб влажно сияет в свете люминесцентных ламп.

– Конечно. Через общую комнату во-о-от туда. – Я неторопливо вышагиваю по комнате персонала.

Фиоре короткими шажками следует за мной, тяжело дыша.

– Нельзя ли побыстрее? – ворчит он. Я отхожу в сторону и жестом указываю ему на нужную дверь. – Спасибо, – добавляет он. Через мгновение я слышу, как он там возится с засовом, затем под его внушительной тушей жалобно скрипит сиденье унитаза.

Превосходно. Если повезет, он будет заниматься своими делами до того, как начнет искать туалетную бумагу. Которой нет, потому что я ее надежно спрятала.

Я возвращаюсь к двери в хранилище документов ограниченного доступа. Фиоре оставил свой ключ в замке, а дверь приоткрыта. О-хо-хо. Я достаю брусок мыла, острый нож и пачку туалетной бумаги, которую оставила в сумке на нижней полке тележки. Какая досадная оплошность!

Придерживаю дверь, чтобы она не захлопнулась, вытаскиваю ключ и вдавливаю его в брусок мыла с обеих сторон, стараясь получить четкий отпечаток. Это занимает всего несколько