«Если», 2012 № 08 - Журнал «Если»

Интересно, подумал я, надевая шлем, а как там у брата по разуму обстоят дела с воздухом? Что бы ни случилось с кораблем, скафандр-то у астронавта должен быть!

Пузырь потрудился на славу: на чужом борту не работало вообще ничего. Мне даже не понадобился лазерный резак, входной затвор открылся от удара ногой. С бластером на изготовку я осторожно заглянул внутрь и на всякий случай тут же отпрянул назад и в сторону. Ничего не произошло, видно, инопланетянин был без сознания или вообще умер. Прижавшись к наружной обшивке корабля, я подождал секунд тридцать, затем нырнул в темную дыру неизвестности. Воздух на борту отсутствовал, искусственная гравитация (если таковая предусматривалась) тоже не действовала. Нашлемный фонарь выхватывал из мрака серебристые, неправильной формы выступы на стенах и серые толстые жгуты на потолке — местами они отвалились и свисали до самого пола. Я осторожно прыгал-плыл по коридору, гадая, где разыскать запасы воздуха и как понять, что это они и есть.

Чужого я обнаружил в центральном отсеке. Он лежал под широким, резко скошенным выступом, покрытым замысловатыми знаками: наверное, то была панель управления.

Ростом метра полтора, затянутый во что-то прозрачное, формой пришелец напоминал луковицу. Нижний край ее толстого цилиндрического донца обрамляла прямая светло-коричневая в черных разводах юбка с неровными длинными лоскутами. Вверху (а верх ли это?) зеленовато-розовая «луковица» заканчивалась образованием, похожим на туго скрученный моток лохматой белой веревки. Прозрачный костюм Чужого пронизывали тонкие серебристые нити. Они сходились к темной, размером с половину бильярдного шара выпуклости, расположенной над центром тела пришельца. Еще одна такая же полусфера лежала рядом на полу.

Интересно, где у него голова?

Я нагнулся, разглядывая белый моток, и вдруг заметил, что лохмушки «веревки» слегка подрагивают. Дыхание? Я пригляделся: тяжелые волокна чуть вытягивались и сокращались в одном слаженном ритме. Живой! Значит, его прозрачное одеяние — это скафандр! Повернув бедолагу на бок, я осмотрел другую сторону «луковицы». Там оказалась все та же прозрачная гладкая пленка, без каких-либо выпуклостей или утолщений.

Я поднял лежавшую рядом с инопланетянином полусферу и стал быстро осматривать отсек в поисках таких же.

Спасибо малой силе тяжести на астероиде: нести пришельца было легко. Он по-прежнему оставался без сознания, только пару раз шевельнулись лоскуты юбки, когда я аккуратно положил его на пол в рубке своего «Олсо».

Взятая с чужого борта полусфера никак не хотела активироваться. Я поместил ее в герметичную исследовательскую камеру, и, повинуясь моим командам, внутренние манипуляторы долго крутили загадочное устройство так и эдак, нажимая на разные места, но приборы камеры не зафиксировали выделение газа. Полусфера была всего одна, больше найти не удалось, оставалось лишь уповать на ее долгосрочный ресурс, ведь Чужой в своем скафандре продолжал жить, а у меня оставалось чуть больше двух часов.

Время шло, киберштурман вел «Олсо», точно повторяя в обратном направлении маршрут от концевого репера; инопланетянин мерно «посапывал» в своем прозрачном коконе, а я громко ругался, давя гадкую мыслишку, шустрым червячком пробравшуюся в голову. Вскрыть чужой скафандр, чтобы сунуть туда карманный анализатор — это было уже слишком, даже для меня, человека далеко не идеального! «Да и что мне это даст? — наступал я „червячку“ на хвост. — Ну, узнаю я, что там кислород, а дальше? Как это поможет мне активировать вторую полусферу?» — «Так ведь можно взять первую, — упрямо извивался „червячок“, — ту, которая на чужом скафандре, она уже работает, и ее ресурс неизвестен! Возможно, она способна производить воздух еще очень долго…» — «Хватит! Убийство не мой профиль!» — «Убийство, это когда лишают жизни человека, а перед тобой луковица с мотком веревки вместо головы». — «Разумная луковица, черт побери, и живая веревка!»

Пока голова моя была занята борьбой с «червячком», руки продолжали управлять манипуляторами. Я машинально тискал инопланетное устройство, едва ли следя за своими движениями, так что, когда гладкая сторона полусферы вдруг плеснула зеленым светом, моя челюсть не отвисла до пола только благодаря гермошлему. Я не знал, что, когда и как нажал, ковырнул или тряхнул, и поэтому замер, боясь шевельнуться. Дисплей встроенного в камеру анализатора мигнул и выдал сообщение.

Сердце бухнуло, а потом в груди стал медленно расползаться смертельный холод. Я сидел, не в силах отвести взгляд от дисплея, где сухими казенными словами и цифрами был написан мой приговор.

Зеленый свет полусферы сменился на желтый, а через некоторое время и вовсе погас, но это уже не имело значения. Инопланетный прибор снова не работал, но одного короткого выброса газа хватило, чтобы определить его состав. И этот состав не оставлял мне никаких шансов: помимо азотного балласта, незначительных примесей других газов и, что удивительно, водяного пара, в воздушной смеси было обнаружено всего семь процентов кислорода, зато углекислого газа — целых тринадцать.

Я схватил выплюнутую камерой полусферу и вскочил, готовый разорвать прозрачный скафандр и со всей силы приложить Чужого чем-нибудь увесистым.

Как глупо! Я устало опустился на пол рядом с инопланетянином. У меня осталось полтора часа жизни, а я трачу их на ярость из-за того, что этот юбочник дышит углекислым газом.

Подумать бы о душе, но в голову вдруг полезла какая-то муть про Вальку Курта (теперь он может не отдавать мне пятьсот галактов), про Ленку (как долго она будет плакать, а будет ли вообще?) и что я так и не успел слетать на знаменитые пляжи Туроскана…

Отмахнувшись от всей этой ерунды, я поднялся и прошел к панели управления. «Олсо» на максимальной скорости шел все тем же правильным курсом, автоматика исправно посылала SOS, да что толку! Сигнал примут только через несколько часов, когда мой борт свяжется с концевым маяком.

Вернувшись к Чужому, я сел подле него на пол и стал рассматривать переплетение веревок. Не знаю зачем. Наверное, старался отвлечься от отчаяния, а может, просто хотелось последние двадцать минут провести рядом с живым существом, а не среди приборов.

Интересно, ждет ли тебя кто-нибудь дома? — подумал я, глядя на пришельца. Жена? Дети? Такие, знаешь, маленькие луковички в коротких юбочках… Или у вас нет понятия семьи? У нас-то вот есть… Я, правда, своей пока не завел, хоть и перевалило за тридцать. Почему? Да хотел сперва встать на ноги, заработать на безбедную жизнь. Мама все старалась меня женить… Теперь уж нет ее, умерла год назад. Возможно, я скоро с ней встречусь. Ну, а что? Многие верят… Вот ты, Чужой, веришь в загробную жизнь?