После развода. Верну семью снова - Анита Кароль

моя огромная прихожая будто резко уменьшилась, когда он вошел. — Даже если поднялась температура, то это от стресса, выпью таблетку и отлежусь.

− Ладно, тогда я останусь еще на денек. Понаблюдаю за тобой, − он сует мне в руки сверток, а сам снимает куртку. Костяшки на руках сбиты, будто дрался. — Ну, чего встала? Я голоден, вообще−то. Надо быстренько сообразить на ужин…

− Что это? — протягиваю сверток.

− А это ты в баре забыла пачку денежек. Я съездил и забрал.

− А это что? — поднимаю его руку, морщусь от вида ран. — Ты дрался? За эти деньги?

− Ну помахался с барменом и охраной немного, − добродушно сдвигает брови мой добряк. — Потом хозяин приехал и все решил. Бармен тебя опоил, увидел деньги твои, и … вот.

− Да зачем ты… пойдем, надо тебя полечить.

− Я не могу пройти мимо несправедливости. А ты деньгами не раскидывайся, а то так скоро нищей станешь. Там камера есть, все записалось.

− Я не раскидываюсь… так получилось. А с полицией не хочу связываться.

Достаю аптечку и промываю раны, потом пытаюсь забинтовать, но бородач возмущается. Машу рукой на него, пусть так ходит. Разогреваю ужин, который принесла сестра.

− Какие планы на завтра?

− Пока не знаю. Наверное насчет усыновления Егорки начну хлопотать. Там кучу документов и справок собрать нужно, школу приемных родителей окончить. Ну, курсы такие, они месяц длятся, или дольше, потом сертификат выдают, вот он и нужен для усыновления.

− А тебе незамужней отдадут пацана? — переживает друг, подвигая стул ближе ко мне. — Если что, то я готов жениться на тебе.

− Да не надо, − смеюсь, такой серьезный дяденька, на все готов. — Я дама богатая, могу не работать, спокойно воспитывать мальчика. А ты уже готов свою матрешку бросить ради нас?

− Да… то есть, нет матрешки. Я тебе фотку из инета показал, − мнется стеснительно, а меня смех разбирает. Великан, которому стыдно. — Ты не подумай… все эти придирки к тебе и твоей фигуре, я просто оттого, что ты занята была. Нравишься ты мне, хоть и худенькая. Для меня малышка совсем.

− Сережа, хватит, − вскакиваю, понимая, в какую сторону мужчина клонит. — Стаса нет, но я не свободна. А ты мой друг, единственный. И я не хочу терять нашу дружбу.

Мне горько. Если сейчас еще и его потеряю, то вообще, весь мир мраком покроется. Сергей сидит молча, размышляет о чем−то, грустит.

− Ладно, забыли. Ты веришь в дружбу между мужчиной и женщиной, я рушить это не буду. Но если нужно будет тебе выйти замуж, для усыновления, то позвони. Просто это знай.

− Хорошо, − обнимаю большое теплое тело.

Не нужно мне выходить замуж, я уже узнавала. Когда есть деньги в достатке, то ребенка и так отдадут. Мы проговорили весь вечер и потом разошлись спать. Утром я проводила друга на самолет. Сама отвезла в аэропорт, захотелось развеяться.

− Если что, то сразу звони, − в который раз говорит Сергей, и я киваю. — А лучше всего, побыстрее перебирайся в Горноснежинск. Я помогу всегда.

− Посмотрим. Здесь у меня дочь с внуком и мама, как их бросить? Не смогу, скорее всего…

− Твоя дочь… ну да, ее нянькать будешь всю жизнь. Вроде взрослая девка уже, − усмехается, сжимая мои пальцы. Мы сидим в кафе, скоро регистрация на рейс, решили кофе выпить. — Ты еще молодая, Оленька, должна о себе подумать.

− Странный ты, Сережа, − теперь и я усмехаюсь. — Я уже пожила для себя. Даже путешествие устроила. Мне не понравилось жить для себя. Хочу заботиться о своих родных.

− Ну смотри сама, − посмотрев на часы, Сергей стал собираться. Подхватил спортивную сумку, смартфон спрятал в карман.

Проводив друга, я решила заехать в дом Стаса. Если дочь до сих пор дуется, то это ее проблемы. Когда я заехала во двор, на крыльцо выскочила мама. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Сразу подумала, что с Егоркой что−то случилось.

− Оленька, не доглядели… − плачет мама, а у меня все обмирает в груди. — Не уберегли Егорку… прости, доченька…

− Мама! Что случилось?! Упал? Подавился? В ванне утонул? Что, мама?! — трясу ее за плечи, сходя с ума от страха.

− Да нет, что ты, − всхлипывает, утирая слезы. — Забрали, эти… из органов опеки. Утром приехали, целой толпой и увезли. Уж я упрашивала, тебе звонила, ты трубку не берешь.

− Мама… − от облегчения ноги затряслись. Свалилась на ступеньки, держась за перила. — Ну разве можно так пугать? Да заберем мы малыша, не переживай. Прямо сейчас поеду, разберусь. Надо будет — заплачу.

Глава 37

Два дня я носилась по инстанциям, чтобы сначала разрешили встречу с Егоркой, а потом добиваясь возможности забрать его домой. Мальчик рыдал на руках чужой няни, тянул ко мне ручонки, звал.

− Вы же видите, мальчику в доме малютки плохо, − наседаю на директрису этого самого дома. Та растерялась даже, смотрит на меня со страхом. Я десять минут доказываю свою правоту, грозя добраться до ее начальства. — Егорке через два месяца исполнится три года, и его переведут в детский дом, где станет еще хуже. Он привык к своему дому! К родным людям!

− По закону… − начинает пухляшка, берет то ручку со стола, то папку с документами, которые я успела собрать.

− А давайте по совести? Я его хотела усыновить, когда муж был жив. И усыновлю! Так какая разница, где ребенок до этого момента будет находиться?

− Большая. Во−первых, Станислав Исаев уже год скоро, как вам не муж, мы в курсе, что вы в разводе. Во−вторых, вы не просто чужой человек мальчику, вы его не приняли. Его отца не стало, и вы воспылали к Егору любовью? Не потому ли, что он наследник огромного состояния?

Я аж задохнулась от такого предположения. Все слова пропали. Вдруг догадка осеняет, захожу в приложение банка в телефоне и сую директрисе под нос данные со своих счетов.

− И что? Много денег не бывает, − не сдается пышка.

− Ладно, тогда моя дочь придет Егорку забирать. Она его родная сестра, и совершеннолетняя.

− Ага, как же… Не работающая мать−одиночка, которая любить ночные клубы. Мы все знаем про вашу семейку.

Мне хочется врезать по пухлым щекам, чтобы они затряслись, как желе. Но драться нельзя, сделаю только хуже. Но