День Благодарения - Илья Витальевич Горячев

– Что это? – Она слегка прищурилась. – Спокойствие и уверенность или выгорание и безразличие? Я уже почти месяц наблюдаю и никак не могу разобраться.

– Абсолютная уверенность, да. В точку. Побочный эффект от глубоко впитанной жизненной философии.

– Расскажи, – ожил справа Клод.

– О чём?

– Об этой своей философии.

– А, это, – Олаф усмехнулся, – да запросто. Философская система имени Роналда Макдоналда. Моя авторская концепция. Не воспринимайте слишком… – у-ух! – машину подбросило на колдобине, – серьёзно, – выдохнул он последнее слово.

– Кто это? – Хлоя крепко держалась за подлокотник, – Этот Роналд.

– Злой клоун. Из сети закусочных старого доброго прошлого. – Олаф отвлёкся на мониторчик на панели, куда двумя щелчками подушечкой пальца вывел картинку с дрона, болтавшегося над трассой. – В трёх сотнях ярдов впереди, – и продолжил, – Стивен Кинг даже сделал его одним из своих персонажей, только зачем-то переименовал.

– И что за философия у этого клоуна?

– Весело и вкусно. Это был их слоган. Когда мне было пятнадцать, в нашем сонном городке их заведение закрылось – уже первые ограничения на оборот мяса добило их, – а я понял, что в жизни всё должно быть, как в старом добром глянцевом фильме – весело и вкусно. Но вот беда – где-то было весело, а где-то вкусно, и только у Роналда Макдоналда одновременно весело, и вкусно, ну, по крайней мере, в теории.

Олаф кинул взгляд в зеркало заднего вида и, наткнувшись на недоумённые физиономии своих попутчиков, рассмеялся: – Перевожу! Мне нравится то, чем я занимаюсь, но я ни в коем случае не хочу это делать просто так, то есть безвозмездно. И не хочу заниматься тем, что мне не по нраву даже за солидное вознаграждение. Соответственно с моей эманацией Роналда вы знакомы, его зовут Ави Фридман. Я верю в него, и это даёт мне уверенность, которой с запасом хватает ещё и на всю нашу команду. Всё просто.

Пару минут проехали в тишине. Отчаянно пылящий чаптер догнал джип, байки выстроились головной машине в хвост и, держа дистанцию, рычащей колонной по двое в ряд поехали одной группой.

– Ну а ты, проспект? – Олаф слегка толкнул Клода локтем. Тот скривился, мотнув головой назад, в сторону Хлои, всем своим видом говоря – «ну я же просил!» Норвежец криво усмехнулся:

– Я хотел, конечно же, сказать босс Клод.

– Что я?

– Какая философия у тебя? Должно же быть что-то для оправдания собственного существования и у тебя в голове.

– Не уверен, что это хотя бы кому-то интересно…

– Клод, милый, – сзади появилась огненно-рыжая голова Хлои, – пожалуйста, расскажи, я очень хочу послушать.

– Ладно… – Клод энергично растёр волосы пальцами, собираясь с мыслями, как будто разминая их, – в общем, всех людей можно разделить на четыре, ну скажем, категории – по предпочитаемому способу приобретения благ, да и вообще решения всех жизненных вопросов. Первая – это приобретение, то есть покупка, ну а создание своими руками – это уже вторая. То есть кто-то дом купит, а кто-то возьмётся строить своими руками. Лично я буду покупать, мне ближе всего решать деньгами, – Олаф хмыкнул, – потому себя я отношу к первой категории. Два этих вида людей дополняют друг друга и неплохо сочетаются, иногда и то, и другое может уживаться в одном человеке, – Олаф с преувеличенно серьёзным выражением лица ударил себя в грудь и расплылся в улыбке. – А вот третья и четвёртая категории – это такие сторонники уравнения и деления всего поровну. Те, кто относятся к третьей – их среди людей, на мой взгляд, вообще большинство, – предпочитают клянчить блага. Это все те, кто с купонами на бесплатную еду, судорожно зажатыми в потных ладонях, стоят в очередях в распределительные центры “Ecofood”, они считают и даже верят, что им все окружающие должны просто по факту их существования, потому дом себе они будут выпрашивать и даже нагло требовать. А вот четвёртая категория, хоть и небольшая численно, но самая, наверное, непростая – они предпочитают добывать блага силой или хитростью, то есть грабежом и обманом. Эти, фактически, отрицают частную собственность, просто не чувствуют, что это такое, не испытывают к ней никакого уважения, им кажется, что всё вокруг – по крайней мере, потенциально – принадлежит им и только им. Когда таким понадобится жилище, они заявятся с мачете в дом, купленный или построенный своими руками людьми первых двух категорий, третью категорию они вряд ли тронут, с ними у них своеобразный симбиоз. Естественно, что между двумя этими большими группами существует взаимная неприязнь, даже можно сказать онтологическое отвращение друг к другу, они даже внешне отличаются, у них разные выражения лиц, это разные антропологические типы. Попрошайки и грабители, может быть, ещё поболе нетерпимы к стяжателям и создателям, так как постоянно ощущают, что те, в свою очередь, относятся к ним с брезгливостью, высокомерием и, естественно, этим третьим-четвёртым кажется, что их обделяют и обирают, да вообще живут за их счёт, они буквально набиты этой левеллеровской, уравнительской чушью. Кажется, эта принадлежность к определённому типу в нас заложена заранее где-то на генетическом уровне. Мы не выбираем, к какой категории примкнуть…

Клод залез в бардачок, достал бутылку отвратительно тёплой минеральной воды, где жидкость плескалась на самом донышке, жадно допил её одним глотком и, не утолив жажду, ткнул в бутылку пальцем, – Это была последняя, надо было заправиться, что скажешь?

Олаф кивнул в ответ:

– Остановимся, как встретим что-то подходящее на обочине, а что касается твоей теории, то я впечатлён. Нет, правда, очень неплохо и точно затыкает за пояс моего злого клоуна. Примеряю твоё деление на разных, приходящих на ум людей и вроде бы швы нигде не расходятся. Браво, мистер Сантклауд! Вижу, что Ави недаром на этот выезд назначил боссом тебя… – В этот раз в его голосе совершенно не было иронии. – Но у меня один вопрос. Ка-ак с такой прошивкой головы ты протянул в Бостоне аж до тридцати лет и до сих пор жив?

– Потрясающий навык мимикрии и природная скрытность, мистер Скарсгард, – Клод и не пытался скрыть, что одобрение, сквозившее в словах Олафа, было ему очень и очень лестно.

По обе стороны старого, крошащегося шоссе тянулись бескрайние поля кукурузы. Джип притормозил у придорожного, видавшего виды магазинчика с истёртой вывеской «24/7 Маркет» на крыше. На стене когда-то красовался мурал, но он был соскоблен, а местами закрашен. Остался лишь клочок звёздно-полосатого флага и полустёртый слоган «Сделаем… снова…ой».

Два мотоциклиста свернули на обочину вслед за джипом, остальная же стая, поднимая за собой столбы пыли, унеслась