Только вперед! - Денис Старый

не меньше. Воины проходили, направлялись по квартирам, гулять по Петербургу, а меня все удерживали.

— И долго проверять станете? — раздражаясь спросил я.

— Прошу прощения, господин Норов, но обязан лично проводить вас, если будете проезжать через мою заставу, во дворец! — несколько смущённо сказал капитан.

— Действуйте, капитан. Не хотел бы я в дорожном платье предстать перед государыней, но, видимо, придётся! Илипредоставьте мне место и время облачиться.

Признаюсь, я несколько лукавил. Был у меня вычищенный мундир, который висел на вешалке внутри кареты. И он не мог никак запылиться, тем более, что был завернут в чехол.

Так что я единственное попросил — времени, чтобы прямо здесь, на заставе, переодеться подобающим образом, умыться, в целом привести себя в порядок.

Я подошёл попрощаться с женой, которая отправлялась к нам домой.

— И что, я теперь бригадирша? — улыбалась Юля.

Кажется, она за меня искренне радуется. И в какой-то степени, соответственно, радуется за себя. Ведь быть женой молодого бригадира, которому явно суждено получить чин генерала, — это не то же, что быть женой майора.

Да и я необычайно был рад. Ведь если поразмышлять, то меня повысили. Это даже с учётом того, что гвардейский чин можно было принимать за более высокий, нежели такой же в пехотных частях.

Разные мысли возникали, когда я ехал во дворец. Верхом скакал. Капитан сопровождения, конечно же, предложил мне взять лошадь. Но куда там! Ведь с собой в Петербург я взял сразу три десятка великолепнейших лошадей из конюшен крымского хана.

Так что выбрать какую-нибудь лошадку из своих, чтобы на ней прибыть ко двору, я мог. Я выбрал того жеребца — с чуть удлинённым телом, уникального. Мне обещали, что, если какой-то любитель лошадей увидит этого скакуна, то будет готов душу дьяволу продать, лишь бы только завладеть животным.

Очень жалко мне, конечно, будет, когда подарю такого коня герцогу Бирону. Но рассчитываю, что жеребец, цены которому просто не существует, окупит мои потери.

Вот это эмоции! Встречал томные взгляды молодых особ женского пола, как и уже изрядных матрон. Тут же завистливые и злобные глаза их мужей и других сопровождающих мужчин. Наверное, низкие эмоции и я испытывал. Гордыня — это нехорошо. Но я же ненадолго, и ничто человеческое мне не чуждо. Капитан то и дело оглядывался на меня, а я не спешил. Наслаждался.

— Бригадир Норов в сопровождении капитана второго Петербургского Преображенского полка Засса, — заявил сопровождающий на въезде в Летний дворец.

Странно, фамилия у этого капитана немецкая, но я в нём усмотрел русского человека. И говорит чисто.

Гвардейский офицер на въезде на территорию парка Летнего дворца сверился со списками и отдал приказ своим солдатам поднять шлагбаум.

Когда я отдал поводья своего коня подбежавшему слуге, тот не заметил меня, лакей рассматривал животное. А потом медленно, чинно повёл жеребца в сторону.

— Стой! — из дворца выбежал другой лакей.

Он, спотыкаясь, показывая недюжинные способности бегуна на малые дистанции, догнал лакея с моим конём и остановил его. Мы стояли у Летнего дворца. Но никто не провожал нас внутрь. Лакеи занимались конем.

Ещё минут через пять дворцовые двери распахнулись, спешно вышел герцог Бирон. Его глаза были словно глаза маньяка. Проходя мимо нас с капитаном, он только кивнул головой. И уже этот кивок был не по чину. Всё-таки Эрнст Иоганн — герцог, он в моем присутствии не должен глазом повести, не то что кланяться.

Императорский фаворит подошёл к коню и стал гладить его. Наверное, если императрица сейчас смотрит в окно и наблюдает, как ведёт себя её любимый, то уже начинает нервничать, ревновать.

— Чей конь? — не отвлекаясь от созерцания идеального животного, спросил Бирон.

— Ваш, ваша светлость! — ответил я.

Герцог не сразу понял смысл моих слов. А потом он, нехотя отдалившись от коня, подошёл…

— Спаси Бог! — сказал герцог и троекратно расцеловал меня. — То есть великий подарок!

Сказав, вновь направился к жеребцу, грубо оттолкнул лакея, сам взял за уздцы животное и повёл в конюшню.

Угодил, видимо, я герцогу. Даст Бог, и он мне добро сделает. Вообще ходили слухи, что Бирон не такая уж и скотина. И что те, кто к нему обращается при этом с добром, уважительно, те непременно получают то, что хотят. Но это и был расчёт у меня.

За такого коня я хотел бы как минимум роту кирасир, причём, с добрыми конями и полностью оснащённые, в том числе, конечно, и кирасами. Да ещё можно было бы что-то прибавить. Посмотрим по обстоятельствам.

Капитан Засс тактично удалился. Я некоторое время стоял в одиночестве. А после и герцог ушел, и лакей меня повел на аудиенцию к государыне.

— Да… Говорили, что лицо нашего пригожуна турки попортили… Но тебе будто бы и добре так, — говорила государыня, проведя пальцем по моей щеке со шрамом.

— Подлецу, Ваше Величество, всё к лицу! — лихо и придурковато ответил я.

Анна Иоанновна разразилась смехом.

— Ну как есть, бравый вояка! — сказала женщина.

Потом лицо императрицы резко стало грозным и серьёзным.

— Ведаешь ли ты, что племянница моя, Аннушка, в тягости? — нахмурив брови, спрашивала государыня.

— Так точно, Ваше Императорское Величество, — отвечал я.

— А коли ведаешь, то… — императрица замялась. — Будет тянуть тебя в кровать к себе, то сперва до медикусов зайди. Позволят — я супротив не стану. А нет… и волю мою нарушишь… уды твои срамные прикажу отрезать.

К горлу подкатил ком. Вот чего не хотелось бы, так это оказаться без мужского достоинства. И я не был склонен думать, что императрица сказала мне это лишь для красного словца.

— Сколь за коня того хочешь? Герцог как увидел его, так все дела оставил, чуть было из окна не выпрыгнул. Насилу уговорила по лестницам пройти, — усмехалась императрица.

Она уже сидела на большом стуле, я стоял напротив неё в нескольких метрах. Комната была обеденная, хотя стола не было. Он скрылся под полом, и сейчас внизу должны кухонные работники заставлять стол яствами, а после, как только императрица стукнет каблучком или ещё чем, они поднимут обеденный стол.

— То подарок герцогу, Ваше Величество, — сказал я, и ждал совсем другой реакции.

— Не будет такого, что герцог должен тебе останется. Уж не ведаю, что там за жеребца ты привёл. Но за доброго коня герцог жизнь свою отдать может, —