Дебри - Сара Пирс

смещаюсь влево, чтобы лучше видеть, но мимо окна проходит парочка, загораживая улицу. А когда уходит, фотограф, кто бы это ни был, уже исчез.

Похоже, у меня разыгралось воображение, и он просто снимал кафе.

Пенн по-прежнему изучает мое лицо. Он выглядит разочарованным, как будто увидел то, чего не желал увидеть.

– Если у тебя и правда проблемы с желудком, наверное, стоит обратиться к врачу.

– Все нормально.

– Точно?

Его взгляд вызывает у меня неловкость.

– Ну…

Я умолкаю. На мгновение я испытываю искушение во всем признаться, поскольку понимаю, какое облегчение это принесет. Я сброшу со своих плеч тяжкое бремя.

Я могла бы рассказать ему не только о Зефе и Роми, но и о том парне с Хеллоуина. О том, что на самом деле произошло в тот день.

Но если у меня и имелись сомнения, стоит ли довериться Пенну, они исчезают, когда я замечаю написанное у него на лице беспокойство. Это напоминает, как по вечерам, когда в дверь входил папа, мама сгибалась, словно от тяжкого груза. Как будто ее притягивала к земле гравитация.

Я думаю о словах Пенна в трейлере на днях. «Ты ведь знаешь, насколько тяжела вся эта суета вокруг свадьбы. Не понимаю, зачем ты дополнительно разжигаешь конфликт».

То, что я готова ему поведать, не конфликт, но все равно своего рода драма. Очередной повод для волнения.

Нет, я не могу так с ним поступить, когда на носу свадьба. Ему и так непросто.

Пенн открывает рот, чтобы задать еще один вопрос, но останавливается, отвлекаясь на мальчика за соседним столом. Тот разрывает пакетики с коричневым сахаром и высыпает содержимое на стол. Мать шепчет сквозь зубы: «Прекрати. Только не сейчас, когда мы пьем чудесный горячий шоколад». Но мальчик ее не слушает. Высыпает еще два пакетика. А потом пухлой ладошкой размазывает сахар по древесине.

– Хорошие мальчики так себя не ведут, – говорит мать уже громче и резче.

За ее словами стоит лишь раздражение, это формальный язык родителя, который пытается приструнить ребенка на публике, но мне это напоминает отцовское поведение с мамой. Его излюбленный упрек.

Хорошие родители так себя не ведут.

Хорошие родители не оставляют все дела на последний момент.

Хорошие родители знают, что надо забрать ребенка вовремя.

Я бросаю взгляд на Пенна. Он побледнел. Наверняка его обуревают те же эмоции.

И я мгновенно переношусь в прошлое.

Сижу за старым обеденным столом, а папа распекает маму. Его вопросы всегда следуют по одному сценарию, в одном ритме, и через некоторое время эти вопросы и знакомый ритм слов проникают и в меня.

Почему она такая ленивая? Почему просто не может сделать, как он просил?

– Ты когда-нибудь думаешь об этом? – спрашиваю я.

– О чем?

Пенн по-прежнему не сводит глаз с мальчика.

– О том, что мама бывала… бывала безалаберной. Папа приходил домой после тяжелого рабочего дня, а ничего не было готово. Если бы она просто делала то, что он просил, жизнь стала бы проще.

В моем тоне звучит презрение. Отвращение. Как будто отцовский голос стал моим.

Иногда это случается до сих пор, как и тогда. Стоит только потерять бдительность, его голос вползает в мои мысли. И поглощает меня. Убеждает.

Пенн вскидывает голову и непонимающе смотрит на меня, но по его щекам ползет румянец.

– Кир, ты ведь знаешь, почему он говорил о ней столько гадостей. Он старался заставить нас ненавидеть ее, настроить нас против нее. Вот и все. Он использовал нас.

Его слова отскакивают от меня, не проникая глубоко.

– Но иногда он был хорошим, Пенн. Хорошим. Ты же помнишь, каким он был, когда мы ходили плавать.

На море он помогал мне изучать карты приливов и отливов и анализировать волны. Он говорил спокойно и тихо. Он был отцом, которого видели другие.

Я сидела в лодке, а золотистые лучи солнца теплой рукой ложились мне на шею, как в первый раз, когда весной после долгой и дождливой зимы выходишь на улицу, а там уже припекает. В такие дни, хорошие дни, он называл меня полным именем. Он говорил: «Кир Темплер, благодаря тебе сегодня я чувствую себя таким бодрым».

Я тоже так себя чувствовала. Мы летели по воде, его лицо светилось теплом, такое открытое и приветливое. Он выглядел совершенно другим, кем-то новым. И я начинала думать, что, возможно, все дело в маме. Возможно, это она виновата.

Когда мы добирались домой, именно так мне и казалось. Соленые и счастливые, мы входили в дом, и мамино лицо тут же вытягивалось, поскольку отец спрашивал: «Неужели так трудно приготовить гребаный ужин вовремя, чтобы он уже был на столе?»

В такие мгновения я полностью понимала, почему он так говорит.

Неужели ей так трудно быть организованной? Ведь он надрывается на работе, а она всегда дома. Ей всего-то и нужно, что делать все как следует.

И сейчас в голове звучат его слова: «Хорошие родители так не поступают. Хорошие родители все успевают и делают правильно».

Я сжимаю пальцами виски, но все равно слышу его. Он же прав, верно?

Хорошие родители не убивают мужей.

Хорошие родители не кончают жизнь самоубийством, оставив детей на произвол судьбы.

– Кир? – Голос Пенна вытаскивает меня в настоящее. – Да, он мог быть милым, и мы его любили, но это не меняет того, что он совершил. Когда мы приходили с моря, такие счастливые, он хотел, чтобы мама это видела. Хотел, чтобы она чувствовала себя неуверенно, сомневалась в том, что мы к ней привязаны.

Я киваю, но все так запуталось. Все смешалось у меня в голове. Сплошные узлы и завихрения. Каша.

Снова повисает тишина, и Пенн берет с соседнего стола газету.

– Убийцу до сих пор не поймали. – Нахмурившись, он просматривает статью. – Ты точно не хочешь до свадьбы пожить у нас? Мне не нравится, что ты останешься одна в трейлере, когда вокруг такое творится.

– Все будет хорошо, правда. Я прекрасно знаю, что для вас двоих сейчас безумное время.

Но, закончив фразу, я не могу не посмотреть на улицу.

Там кто-то был, я точно знаю. Наблюдал за мной.

56

Элин

Национальный парк,

Португалия, октябрь 2021 года

С колотящимся сердцем Элин открывает дверь.

Стид. Это он. Пенн – это Стид.

Несмотря на это, каждая клеточка ее тела рада его видеть. Элин улыбается – это ее стандартная реакция. Стид тоже начинает улыбаться, и она думает: «Вот сейчас он и расскажет. Сейчас он расскажет, что все