Клятва похоти и ярости - Лорен П. Ловелл

себе, стремясь к тому сладкому кайфу, который мог дать только он. Через несколько секунд я уже разваливалась на части, дрожа и цепляясь за него, когда меня захлестывали волны удовольствия. И когда я кончила, все, о чем я могла думать, это о том, как здорово было бы на самом деле трахнуть его.

Он прикусил мою губу, затем поднялся на ноги и посадил меня на свой стол. Его телефон завибрировал на деревянном столе, и он с улыбкой взглянул на экран.

— Этому человеку, например…

Через несколько секунд дверь со щелчком открылась, и Филипп втолкнул вперед другого мужчину, приставив пистолет к его спине. На голову ему был надет мешок, и я замерла, недоумевая, что, черт возьми, происходит. Филипп оттащил стул в угол комнаты, прежде чем усадить на него своего пленника, и я заметила пятна крови на бледно-голубой рубашке мужчины. Его запястья были привязали кабелем к подлокотникам кресла, а затем Филипп ушел.

— Этот мужчина думает, что может заполучить тебя. — Кроме Джио, был только один мужчина, который думал, что может заполучить меня, и который мог разозлить самого Джио, — Маттео Романо. Истекающий кровью, связанный и беспомощный. Джио заставил меня снова посмотреть на него. — Он может заполучить тебя, Эмилия?

— Никогда.

— И я никогда не позволю ему заполучить тебя. Ты мне доверяешь?

— Да. — Я была удивлена правдой, прозвучавшей в этом единственном слове.

Он погладил меня по лицу, прикосновение было успокаивающим и благоговейным.

— Он не может тебя видеть, но он все слышит. Я собираюсь напомнить ему, что ты принадлежишь мне, и никогда не будешь принадлежать ему.

Маттео боролся в своих оковах, издавая низкое рычание, и я не могла не улыбнуться его беспомощному состоянию. Неужели я действительно собиралась это сделать? При этой мысли меня охватил легкий трепет. Я знала, как работают такие мужчины, как Маттео. Они жаждали чистоты, быть первыми, кто прикоснется, кто возьмет. Что бы ни случилось, Маттео всегда будет знать, что я запятнана другим, что я хочу другого. И все это время он был связан и окровавлен, вынужденный слушать то, чего я никогда ему не дам. Это была не та месть, которой я жаждала, но это было хоть что-то.

Я встретилась взглядом с Джио и кивнула.

— Хорошая девочка, — практически промурлыкал он, прежде чем поцеловать меня. Поцелуй был более грубым, чем предыдущий, собственническим, требовательным, утверждающим.

— Ты моя, Эмилия Донато. — Он произнес эти слова, словно клятву, касаясь моих губ. Я пыталась придумать аргумент, но ничего не пришло в голову, когда его зубы впились в мою шею, а затем он провел теплым языком по ней. Он толкнул меня обратно на стол, его пристальный взгляд впился в мой, словно ожидая, что я остановлю его, когда он стянул с меня нижнее белье.

— Хорошая девочка, — прошептал он, когда я не стала протестовать, и поцеловал меня еще раз. — Я бы никогда не позволил ему увидеть тебя такой.

Я знала, что он этого не сделает.

— Ты собираешься заставить меня кончить, Джио? — Слова прозвучали у меня на языке как чужие. Но я хотела, чтобы он это сделал. Сегодня я больше не могла терпеть поддразнивания.

Он застонал, глаза его сверкали.

— Осторожно. Я сделаю гораздо больше, чем просто заставлю тебя кончить, если ты будешь так говорить.

Он сжал внутреннюю сторону моих бедер, грубо раздвигая их. Прохладный воздух обдал чувствительную плоть, когда он уставился мне между ног. Обычно я чувствовала себя неловко, но его внимание придало мне сил.

— Черт, ты выглядишь идеально, крошка.

Я так сильно хотела, чтобы он прикоснулся ко мне, нуждалась в этом. На этот раз я не была связана или скованна; я не могла притворяться, что ничего в этом не было нежелательным. Его прикосновения были подобны яду в моей крови, с каждым грубым прикосновением, каждым резким царапаньем его зубов по моему горлу я все больше и больше подпадала под его чары. Моя сердцевина пульсировала, отчаянно требуя чего-то.

Он наклонился и поцеловал внутреннюю сторону моего бедра, так нежно, но это было похоже на удар молнии по моему телу.

— Скажи мне, что ты моя, Эмилия.

Я покачала головой и не успела предупредить, как его язык скользнул мне между ног.

— Джио! — Черт возьми.

Я оторвалась от стола, когда меня обдало жаром. Его язык идеально обвел мой клитор, сорвав с моих губ череду стонов. Я хотела всего этого, хотела ощутить бессмысленное, ядовитое наслаждение, которое мог предложить только он. Я хотела погрузиться в сладкое забытье, где ничто не могло коснуться меня, и моей дерьмовой реальности не существовало. Он был моей болезнью и моим лекарством.

Я корчилась на столе, на самом краю, когда он остановился.

— Тогда скажи мне, что ты не моя, и я остановлюсь.

Черт.

— Нет.

Он продолжил, на этот раз скользнув двумя пальцами в мою влажную киску. Черт. Он остановился.

— Скажи мне…

— Я тебя чертовски ненавижу, — выдохнула я, и он рассмеялся, обдавая горячим дыханием чувствительные места и заставляя меня застонать от разочарования.

Он снова облизал меня, и я запустила пальцы в его волосы, сильно потянув, как будто могла заставить его дать мне то, что я хотела. Он прикусил внутреннюю сторону моего бедра, и острая боль пронзила нарастающее во мне наслаждение.

— Пожалуйста.

— Скажи это. Скажи, что ты моя, Эмилия, и я вылижу эту сладкую киску и заставлю тебя выкрикивать мое имя, как будто я твой личный бог.

Черт, он был таким грязным.

— Я…

Он нежно поцеловал мой клитор, и все мое тело задрожало от желания.

— Я жду, крошка.

Это были просто слова, слова, которые, я знала, он хотел, чтобы Маттео услышал. Слова, в которые, как я внезапно поняла, я хотела, чтобы Маттео поверил, потому что, даже если бы я не принадлежала Джио, я бы никогда не стала его.

— Я твоя, — выдохнула я.

Он промурлыкал, прижимаясь ко мне, заставляя меня вздрогнуть.

— Снова.

— Я твоя, Джио. — И эти слова не были ложью.

Он со стоном укусил меня за бедро.

— Да, черт возьми, это так.

Затем он погрузил два пальца глубоко в меня и съел так, словно я была его последним блюдом. Я снова распалась на части, выкрикивая его имя, как он и говорил. Я хотела его, ненавидела его, нуждалась в нем. Этот оргазм разрушил все, что было до этого. Он разорвал меня на части и собрал по кусочкам, а его имя было выгравировано на моем сердце.

Тепло его губ покинуло меня, и я