Черный ангел - Мика Валтари

– Не мели ерунды, старик, – ответил я. – Султан прикажет насадить мою голову на кол, если схватит меня.

– Да, да, конечно, конечно, – упрямо твердил Мануил, хитро поглядывая на меня из-под красных век. – Это ведь та твоя история, которой ты хочешь держаться, и мне не пристало сомневаться в ней. Но поверь, в лагере султана ты был бы с сегодняшнего дня в большей безопасности, чем здесь, в Константинополе, и, может, сумел бы замолвить Мехмеду доброе словечко за нас, бедных греков.

– Мануил, – начал я, но остановился на полуслове. Разве удастся мне что-то объяснить этому ограниченному старику?

Он ткнул указательным пальцем мне в грудь.

– Разумеется, тебя послал сюда султан, – заявил мой слуга. – Ты и правда считаешь, что сумеешь обвести вокруг пальца старого грека? Латинян можешь обманывать, сколько угодно, а вот нас – нет. Как ты думаешь, почему все почтительно расступаются перед тобой и едва не бросаются целовать следы твоих ног? Ведь ни один волос не упал тут с твоей головы. Какие доказательства тебе еще нужны? Никто не смеет тебя и пальцем тронуть, и щит твой – султан. В этом нет ничего зазорного: каждый служит своему господину. Даже император заключал при необходимости союзы с турками, добиваясь с их помощью своих целей.

– Замолчи, безумец, – предостерегающе сказал я и огляделся по сторонам. Венецианский стражник приблизился к нам и, едва сдерживая смех, наблюдал за разволновавшимся старичком. В тот же миг грохнул залп и рядом с нами в стену ударилось каменное ядро. Стена задрожала у нас под ногами. Мануил вцепился мне в плечо и лишь теперь посмотрел вниз, туда, где клубился дым и сверкали вспышки огня.

– Надеюсь, мы тут в безопасности? – боязливо спросил он.

– Твои безрассудные речи для меня куда опаснее турецких пушек, – сердито ответил я. – Ради Бога, поверь мне, Мануил. Кем бы я ни был, жизнь и смерть мои принадлежат этому городу. Никакого другого будущего у меня нет. Я не стремлюсь к власти, не мечтаю о пурпуре. Власть мертва. Я хочу отвечать перед Всевышним лишь за самого себя. Пойми же наконец, я один, совсем один. То, что таится в моем сердце, умрет вместе со мной, когда сюда придут турки.

Я говорил так серьезно и убедительно, что Мануил смотрел на меня в полном изумлении. Он не мог мне не поверить. И тогда старик расплакался от разочарования и простонал:

– В таком случае, безумец – ты, а не я. – Мануил долго заливался слезами. Потом он высморкался, взглянул на меня и уже вполне спокойно сказал:

– Ладно, пусть будет так. Бывали у нас и безумные императоры – и никто тут не видел в том особой беды. Только сын Андроника был таким жестоким, что народ в конце концов повесил его на Ипподроме; тело было рассечено мечом от задницы до шеи. Но ты-то не жестокий. Ты скорее мягкий. И потому мой долг – оставаться с тобой даже в твоем безумии, уж коли я тебя узнал.

Старик огляделся по сторонам и, тяжело вздохнув, добавил:

– Не очень-то мне тут нравится, но в твой дом я вернуться не могу, до того боюсь Луку Нотара. Уж лучше мне схватить тесак и ошибиться с бешеным турком, чем встретиться с Нотаром после того, как я помог тебе похитить его дочь. Потому что Анна Нотар, видишь ли, давно предназначена для султанского гарема, если я еще что-то понимаю в тайных политических интригах.

И снова мне оставалось лишь поражаться, сколько простой человек, вроде Мануила, знал и о скольких вещах догадывался. Что могло больше соответствовать планам Луки Нотара, чем свадьба его дочери с султаном? Этот брак укрепит добрые отношения греческого вельможи с Мехмедом. Возможно, Нотар хотел отправить Анну на безопасный Крит только для того, чтобы выторговать за нее у султана побольше? В своих страстях Мехмед всеяден; в этом он тоже походит на своего кумира, Александра Македонского. Женитьба на девушке из самого древнего и знатного рода в Константинополе безусловно польстит непомерному тщеславию молодого султана.

– Откуда ты знаешь все то, что, как тебе кажется, знаешь? – не смог я удержаться от вопроса.

– Это носится в воздухе, – ответил Мануил разводя руками. – Я – грек. Политика у меня в крови. Но я никоим образом не хочу лезть в твои дела с тестем. Разбирайся с ним сам. А я, с твоего позволения, лучше понаблюдаю за этим, стоя в сторонке.

Я понял, что на стене действительно безопаснее, чем у меня в доме. Если Лука Нотар собирается убить меня своими руками или приказать, чтобы меня прикончили, то для надежности он уберет и всех свидетелей нашего с Анной брака. И потому я разрешил Мануилу присоединиться к греческим поденщикам, которых наняли венецианцы, и попросил, чтобы теперь он уж как-нибудь сам позаботился о себе.

Моей первой реакцией на известие о том, что я потерял Анну, было желание кинуться в дом ее отца и потребовать, чтобы мне ее вернули, поскольку она – моя жена. Но какой в этом смысл? Нотар без труда расправится в своих покоях с одиноким чужестранцем. Анна, сидящая сейчас во дворе Нотара под семью замками, для меня недосягаема. Она – моя супруга. Поэтому мне нужно остерегаться Нотара. Для него самый простой способ покончить с нашим браком – это убить меня. А я не хочу пасть от руки грека.

Я бодрствовал и писал. Иногда закрывал глаза и ронял пылающую голову на руки. Но милосердный сон не приходил ко мне. Перед моими слипавшимися от усталости глазами возникало прекрасное лицо Анны. Ее губы, Ее глаза. Я чувствовал, как от прикосновения моих пальцев начинают гореть ее щеки. Как меня охватывает страстный трепет, когда я дотрагиваюсь до ее обнаженного бедра. Никогда я не желал обладать Анной так безумно, как сейчас, когда знал, что потерял ее.

16 мая 1453 года

Итак, я не мог спать, хотя мое положение и позволяло мне такую роскошь. Ведь одиночество и сон – это две большие привилегии во время войны. Звезды еще блестели на небе, словно прелестные серебряные булавочные головки, когда внутреннее беспокойство погнало меня на улицу. Ночь в эти предрассветные часы была тихой и очень холодной.

Недалеко от Калигарийских ворот я остановился и прислушался. Нет, это не кровь пульсировала у меня в висках. Мне казалось, что из-под земли доносится какой-то глухой стук. Потом я увидел немца Гранта, двигавшегося мне навстречу с факелом в руке. Вдоль стены были расставлены кадки с водой. Грант переходил от одной к другой, задерживаясь возле каждой. Я сначала подумал, что он рехнулся или занялся колдовством, поскольку до стены было довольно далеко, да и пожар ей не угрожал.

Немец поздоровался со мной как добрый христианин, осветил факелом одну из кадок и предложил мне взглянуть. Через короткие промежутки времени на темной поверхности воды появлялись круги, хотя ночь была тихой и пушки молчали.

– Земля дрожит, – проговорил я. – Похоже, в этом городе даже земля дрожит в смертельном страхе.

Грант рассмеялся, но лицо его осталось мрачным.

– Ты не понимаешь того, что видят твои собственные глаза, Жан Анж, – вздохнул он. – А если бы понял, то облился бы холодным потом, как я минуту назад. Помоги мне передвинуть кадку: мои люди устали и пошли спать.

Общими усилиями мы оттащили кадку на пару шагов в сторону. В том месте, где она стояла раньше, Грант вбил в землю колышек. Потом мы переносили ее еще несколько раз – и вот по поверхности воды вновь пошли круги. Меня охватил суеверный ужас, словно я стал свидетелем какого-то жуткого колдовства. Если кому и известны тайны черной магии, то именно Гранту. Это видно по его лицу.

Немец показал на извилистый ряд колышков которые воткнул в землю. Они тянулись до самой стены.

– Земля тут каменистая, – сказал Грант. – Сам видишь, роют, как кроты. Интересно, сколько времени они будут тут копать, прежде чем выйдут на поверхность?

– Кто – они? – спросил я, сбитый с толку.

– Турки, – ответил Грант. – Копают у нас под ногами. Ты еще не понял?

– Не может быть! – воскликнул я. Но в тот же миг вспомнил о сербских горняках, которых привезли в лагерь султана. Раньше во время осад турки порой пытались делать под стенами подкопы, но у них никогда ничего не получалось из-за каменистого грунта. Поэтому и теперь греки не восприняли такую угрозу всерьез, хотя караульные на стенах и получили приказ обращать внимание на подозрительные кучи земли. Однако никаких следов земляных работ не было видно, и об этом деле забыли.

Я ненадолго отвлекся от собственных бед и разволновался, как и Грант.

– Ну и хитрецы! – вскричал я. – Наверное, начало подкопа скрыто за ближайшим пригорком, в более чем пятистах метрах от стены. Они выбрали самое удобное место, поскольку здесь, у Влахерн нет внешней стены. Теперь они уже под городом. Что делать?

– Ждать, – спокойно ответил Грант. – Ничего страшного, раз я уже знаю, где проходит их подземный коридор. Пока еще они глубоко под нами. Действовать надо будет тогда, когда они начнут пробиваться на поверхность.