Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - Френсис Уэлч

на той же неделе, (хотя подлинность дневника так и не была установлена, и некоторые критики считают его советской подделкой):

«25 июня. Понедельник.

Наша жизнь нисколько не изменилась при Ю [ровском]. Он приходит в спальню проверять целость печати на коробке и заглядывает в открытое окно. Сегодня все утро и до 4 час. проверяли и исправляли электр [ическое] освещение. Внутри дома на часах стоят нов [ые] латыши, а снаружи остались те же — частью солдаты, частью рабочие! По слухам, некоторые из авдеевцев сидят уже под арестом!

Дверь в сарай с нашим багажом запечатана. Если бы это было сделано месяц назад!

28 июня. Четверг.

Утром около 10 ½ час. к открытому окну подошло трое рабочих, подняли тяжелую решетку и прикрепили ее снаружи рамы — без предупреждения со стороны Ю [ровского]. Этот тип нам нравится все менее!

Начал читать VIII том Салтыкова [-Щедрина].

30 июня. Суббота.

Алексей принял первую ванну после Тобольска; колено его поправляется, но совершено разогнуть его он не может. Погода теплая и приятная. Вестей извне никаких не имеем».

Утром 3/16 июля Юровский сделал последние приготовления. Под его командованием Дом особого назначения фактически стал отделением ЧК. Мальчик-поваренок[231] был отправлен из дома. Днем Николай Александрович и Великие Княжны, как обычно, гуляли в саду. Вечером Юровский собрал своих избранных охранников. Он сказал, что вся Царская Семья должна быть расстреляна. Сразу после полуночи он поднялся, чтобы разбудить заключенных, сказав, что ему следует незамедлительно перевезти их в другое место. Привыкшие к тому, что их часто поднимают по тревоге, узники умылись, оделись и надели верхнюю одежду, готовясь к еще одной поездке неизвестно куда. Александра Федоровна надела пальто. Алексей дремал на руках у отца. Семья взяла с собой подушки, в которые были зашиты драгоценности, а Анастасия Николаевна — свою маленькую собачку.

Юровский вывел их вниз во двор, далее через отдельный вход на первый этаж, и наконец в пустую полуподвальную комнату шестнадцать футов на восемнадцать, со сводчатым потолком и двойным окном с тяжелой решеткой. Заключенные ждали здесь. Через некоторое время по просьбе Императора Юровский послал за стульями. Александра Федоровна села на один из них у окна. Николай Александрович взял другие два: на один сел сам, на другом расположил Алексея, прислонив мальчика к своему плечу и придерживая рукой. Позади них, будто для групповой фотографии, стояли Великие Княжны, доктор Боткин и повар, камердинер и служанка, очень высокая Анна Степановна Демидова. Одну из принесенных ею подушек она подложила под спину Александры Федоровны, другую крепко держала в руках.

Недолгая пауза. Затем вошли чекисты, все с тяжелыми револьверами. Юровский вышел вперед. Точно неизвестно, что он сказал. Последняя фраза представляется такой: «Мы должны вас расстрелять». Николай Александрович приподнялся, все еще держа Алексея. Он начал что-то говорить, но Юровский выстрелил ему в голову, и он сразу же умер. Александра Федоровна быстро перекрестилась, и также была убита. Все упали, кроме Демидовой. Тогда убийцы схватили в соседней комнате винтовки и стали колоть ее штыками. Демидова кричала и бегала вдоль стены, закрываясь подушкой. Алексей застонал и пошевельнул рукой. Увидев это, Юровский выстрелил в него снова, два или три раза. Анастасия Николаевна была жива. Когда начался расстрел, девушка потеряла сознание. Внезапно придя в себя, она закричала, и тотчас была заколота штыком и забита до смерти. Охранник размозжил голову ее собачке прикладом винтовки.

Тела, завернутые в простыни и покрытые сукном, сложили в грузовик, который к рассвету добрался до рудника в урочище «Четыре брата». Там, в лесу, оцепленном красногвардейцами, трупы были распилены, изрублены, облиты бензином — крупные кости облили серной кислотой — и сожжены. Эта страшная процедура продолжалась три дня[232]. Обезображенные останки были сброшены в шахту. Чуть более недели спустя Белая армия заняла Екатеринбург. Офицеры вошли в дом Ипатьева и нашли его пустым. В полуподвальной комнате, к тому времени уже отмытой и вычищенной песком и опилками, по-прежнему виднелись пятна крови и следы от множества пуль и штыков, а от стен отваливалась штукатурка. Во внутреннем дворе бегал полуголодный спаниель Царевича, украденный одним из охранников. Пес по кличке Джой[233] был единственным, кто выжил после расстрела Царской Семьи.

Глава XVII

Выжившие

Наступило утро 11/24 мая [1918], когда Гиббс, баронесса Буксгевден, другие члены свиты и слуги видели Великих Княжон и Царевича в последний раз. Все прибывшие вместе с Царской Семьей лица оставались в Екатеринбурге около десяти дней и жили в том самом вагоне четвертого класса. Комиссар Родионов, в день приезда сказавший им, что они свободны, вскоре изменил свое решение: вместо этого они должны были вернуться туда, откуда прибыли — в Тобольск. Но они не могли выполнить приказ, так как наступающие части Белой армии отрезали путь, а на железной дороге творились беспорядки. До середины июня свите пришлось оставаться в Екатеринбурге. Они лихорадочно пытались разузнать что-нибудь о Царской Семье, но никто не мог им ничего сказать. После мимолетной встречи с Нагорным многое прояснилось. Гиббс ходил взад и вперед у строго охраняемого Ипатьевского дома, скрытого за двойным забором. Он увидел только, как женская рука открывает окно второго этажа, и решил, что это, должно быть, комнатная девушка Императрицы Александры Федоровны Анна Степановна Демидова. Наконец, их вагон — с восемнадцатью пассажирами — был прицеплен к поезду, который, при благоприятном стечении обстоятельств, должен был прибыть в Тюмень на следующий день. Но в то время о благоприятных обстоятельствах приходилось только мечтать, и далеко они не уехали. В Камышлове — маленьком грязном, охваченном болезнью городке поезд был остановлен на десять дней. Протесты ничего не дали. В своем письме тете Кейт, которое Гиббс писал на протяжении нескольких месяцев, не имея возможности отправить его в Англию, он описал события, произошедшие с ним после того, как они покинули Тобольск с Августейшими детьми в мае 1918 года:

«Переписано[234]

18 января 1919 г.

Копия письма С. Гиббса, учителя Царских детей

Екатеринбург, Солдатская улица, дом 10

30-е октября, 1918 г. (н. с.)

Моя дорогая тетя Кейт,

6 декабря минувшего года [1917] я телеграфировал Вам из Тобольска, а когда месяц назад здесь [в Екатеринбурге] был Верховный комиссар [сэр Чарльз Элиот], он любезно обещал отослать мою телеграмму. И я, находясь в его купе перед отходом поезда, надписал на телеграмме адрес и вручил ему. Надеюсь, к этому времени Вы ее уже получили. Она была адресована Перси