Между небом и морем - Карина Вран

отменным телосложением. Задать при генерации облика красивую мускулатуру нетрудно. Покрути ползунки, настрой, как тебе нравится, и вот ты уже готов соперничать с античными статуями.

Но что-то подсказывало Хэйт: эти литые формы не бутафория, а слепок с реальных тел. Как и лица, кои даже не пытались приукрасить. Возможно, дело было в сдержанных движениях. Будто два хищника, готовые к нападению в любой момент.

— Простите, эта беспечная не представила сразу, — Хель склонила голову. — Торопилась зайти внутрь. Сторм и Фог. Они братья. Каждый из них би-бой. Их команда примет участие в танцевальном конкурсе в следующем месяце. Мы уже выступали вместе однажды. Они согласились помочь сегодня.

— Ак-х-х-р… — орчанка чуть не подавилась виноградиной. — Би-бой это…

Взгляд зеленокожей испуганно заметался между ближайшими «цветочками»: смазливым мальчиком и миловидной девушкой.

— Мы занимаемся брейк-дансом, — ответил крепыш чуть постарше.

Теперь-то, после имен (это как бы ники, но в точности повторяющие сценические прозвища танцоров) художница вспомнила, где видела их лица. В номере с музыкальной шкатулкой, где Хель-Мэйли крутилась в балетных па, а два би-боя вертелись в своей манере. Это было шоу про уличные танцы, и би-бой Сторм в нем дошел до финала. Правда, не победил.

— Репетиция не включала партнеров, — вздохнула Хэйт.

Ее задача только что значительно усложнилась. Потому как в этот раз она собиралась «читерить» по полной, используя знание танца Хель. А тут крутой поворот в виде двух новых персонажей. Которых тоже надо бы изобразить. Живописать она собиралась происходящее на сцене.

— Мне удалось связаться с Фогом и Стормом в последний момент, — повинилась танцовщица. — И я верю в неоспоримый талант нашей старшей.

Хэйт сказала бы, что вера — это прекрасно, но даже культ имени её скорости пальчикам не прибавит. Но к ним спешила Мама Ирис, и художница предпочла смолчать.

— О, как мы все рады, что вы смогли выделить время и посетить нас вновь, — расцвела в медовой улыбке главная «ириска». — Мне передали, что у вас есть некоторые пожелания по сцене. В том, что касается подготовки к выступлению.

— Да, — Хель главная звезда шоу, ей и карты в руки. — Первое: доступ нашему инженеру до начала выступления. Второе: убрать освещение по сигналу. Третье: нам нужен будет доброволец. Не из персонала.

Смотрительница «цветника» даже не пыталась скрыть удивление.

— Инженера я провожу лично. Затемнение возможно. Однако лунные ирисы светятся в темноте. В этом их прелесть и ценность, их мы не…

— Устраивает, — легко взмахнула кистью руки Хель. — Цветы не помешают.

— Касательно добровольца… — замялась Мама Ирис. — Это что-то опасное?

— О нет, — заверила демоница. — Он всего лишь подтвердит, что эта ткань не прозрачна. Вы и сами можете убедиться.

Хель достала широкую черную ленту бархатную ленту.

«Ириска» не стала ломаться, осмотрела и ощупала ткань, затем приложила ленту к глазам.

— Моего свидетельства недостаточно? — уточнила она. — Лента в самом деле не пропускает свет.

— Вы нас пригласили, — повела плечиком танцовщица. — Это ваш дом цветов. Лучше, чтобы свидетель не был вовлечен.

— Поняла вас, — согласилась с доводами бордельмаман. — Что-то еще?

— Только ужин от вашего многоуважаемого шеф-повара после выступления, — улыбнулась Хель. — Молодым людям — здесь. А мы бы лучше, как тогда, без лишних глаз…

— Ни слова больше! — блеснула глазами Мама Ирис. — Будет исполнено в лучшем виде.

— Ну, в худшем случае хоть пожрем, — когда смотрительница заведения удалилась, Барби залпом опустошила свой кубок. — А я типа их должна буду ухайдакать? Или твоему рогатику дудку сломать? Мужики, если я в вас лишних дырок понатыкаю — без обид.

— У меня вопрос, — подал голос Вал, молчавший до этого. — Если бы Ирисом рулила наша зеленая, ее бы называли — Барбариска?

Теперь зеленая пыталась захлебнуться вином. Возмущенно булькало и рокотало в Барби вино (или негодование).

— Переиграл и уничтожил, — хохотнула Мася. — Ладненько, я пошла. Все эти штуковины сами себя не установят.

— Сильная старшая, — обратилась Хель. — Эта бестолковая понимает, что у нас не было возможности отработать взаимодействие. Просто исполни то, о чем мы договаривались. Эти младшие подстроятся.

— Ладно, я тоже пойду, — озвучила Хэйт.

Мама Ирис вышла к краю сцены с бархатной лентой в руках.

Найти желающего опробовать, видно ли сквозь черный бархат что-либо, оказалось легко. Разом ползала подорвались с мест. Труднее было выбрать всего нескольких, чтобы и «тест драйв» ленте провести, и гости дорогие не обиделись.

Художница тем временем разложила принадлежности для живописи. Демонстративно проверила порядок: где что лежит. Взяла в одну руку палитру, в другую кисть. Ею и помахала: сначала залу под грохот оваций (тут явно собрались многие из тех, кто запомнил Ненависть по прошлому выступлению), затем Маме Ирис. Наше вам с кисточкой. И: я готова, завязывайте.

Ленту бордельмаман намотала плотно, в два слоя. Затянула как следует. Затем театрально прищелкнула пальцами.

Лунный Ирис начал погружаться во тьму. Нежный свет цветов, словно отражающих лепестками свет луны, украсил зал. Но не только лунные ирисы засияли. На тонких тросах сверху спустили хрустальные шары. Не герметичные: одна сторона приоткрыта. Внутри искрились звездчатые бутоны звездоцветов.

Дюжина шаров, более сотни бутонов — травница Фарра подготовила растения к временному переселению. Когда представление завершится, шары с звездоцветами заберут обратно, в недра горы Покоя.

«Как же красиво», — выдохнула Хэйт, ценительница прекрасного.

Идея слепой художницы пришла в голову находчивой гноме. Она-то знала, что ткань на глазах никак их ушастенькой не помешает. Но зрители этого знать не могли.

«Это обман», — неуверенно возразила тогда глава Ненависти.

«Ловкость рук… и зоркий глаз. И никакого мошенства!» — вздернула носик казначей клана.

Так художница «ослепла».

По залу пронесся ветер шепотков и ропота.

А затем зазвучала флейта.

Вал редко играл чужую музыку на памяти Хэйт. Но классику, конечно, знать был обязан. Вступление к «Лебединому озеру» Чайковского в стенах борделя… Такого здесь ранее наверняка не случалось.

Над центром появились две феечки. Воспарили ввысь, кружась по спирали, и рассыпая искры: золотые и алые. Двуцветная спираль повисла в воздухе, затем разом осыпалась вниз. На лежащую девушку в черном шифоновом платье.

Не балетную пачку: Хель выбрала длинный многослойный наряд из тонкой полупрозрачной ткани. Скорее в азиатском стиле.

Искры продолжают сиять фэнтезийными стразами: на ткани, на коже, в волосах и на маленьких рожках.

То, как плавно и изящно подымается над сценой демоница — это отдельный вид эстетики. Грация — второе ее имя, утонченность — третье.

Хэйт пишет тьму. Разверзнутые в крике рты. И жвалы, и звериные когти. Мешанину изломанных тел и россыпь пожелтевших от времени костей. Ничего из этого нет на сцене. Метафора в живописи: тьма — это