Красное на красном - Вера Викторовна Камша

Тот, кто встретит свою тень, умрет, но Ричард вспомнил, что видел себя, лишь сейчас, да и то с непонятным равнодушием. Все мысли юноши занимал отец. Почему его никто не заметил? Норберт с Йоганном клянутся, что последний рыцарь был в серо-багряном плаще герцогов Ноймаринен, Арно померещилось алое, а Альберто с Паоло и вовсе видели одних танкредианцев…

В сказках призраки разговаривают с родичами – просят исполнить клятву или отомстить, но Эгмонт Окделл сына не заметил. Не заметил, не услышал, не оглянулся… Когда весть о гибели герцога дошла до Надора, Дику удалось не заплакать. Может быть, потому, что рядом толпились люди, чьим господином он отныне стал, и потом, Окделлы не плачут. Матушка не простила бы сыну слабости, и он выдержал, но сегодня юноша был один. Проклятые слезы, не считаясь с фамильной гордостью, норовили вырваться на волю, и Дикон вцепился зубами в подушку. Он не станет реветь. Не станет, и все! Окделлы не плачут. Надо думать о чем-то хорошем, о дне, когда он вернется домой, увидит мать, сестер, Рута в его неизменной кирасе, старую Анну…

– Ричард, ты спишь?

– Паоло?!

– Ты не против?

Еще бы Дик был против! Паоло оказался хорошим парнем, и потом, эта ночь… Она, похоже, никогда не кончится!

– Я рад, заходи, садись.

– Некогда. Мне нужно срочно ехать, но я должен тебе кое-что сказать. Это старое. Очень старое, и оно принадлежит тебе.

– Ты уезжаешь? – Дикон ничего не понимал. – С кем, куда?

– Так получилось, – улыбнулся кэналлиец. – Запомни: «Их четверо. Всегда четверо. Навечно четверо, но сердце должно быть одно. Сердце Зверя, глядящего в Закат».

– Кого?

– Не стоит ничего объяснять. – Отец Герман все в той же черной одежде стоял в дверях. – Рэй Куньо, следуйте за мной.

Паоло быстро глянул на Дика – он хотел что-то сказать, но олларианец не давал такой возможности. Под немигающим взглядом священника кэналлиец наклонил в знак прощания голову и вышел, отец Герман последовал за ним, но на пороге обернулся.

– Лучше всего, тан Окделл, если вы ляжете спать и все забудете. Вы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаете! И, во имя Четверых, будьте осторожны. Прощайте. Постарайтесь понять, что нет ничего тише крика и туманней очевидности. Если вы это уразумеете, возможно, вам удастся спасти хоть что-то. Или спастись самому.

Дверь захлопнулась, и наступила тишина, обычная тишина старого дома – с какими-то скрипами, стуками, шуршанием. Дикон лег, но не потому, что ему велели, – он внезапно понял, как сильно устал. Юноша лежал и смотрел на горящую свечу, пока та не погасла и Ричард не канул в кромешную темень, чуть ли не более непроглядную, чем в Старой галерее.

Нет, не может быть! Просто он долго смотрел на огонь, а тот погас. Сейчас глаза привыкнут, и все будет в порядке. Дик повернул голову в сторону невидимого окна, и ночь прорезала золотистая вспышка. Звезда! Одна-единственная. Ричард попытался вспомнить, что за созвездия глядят в его окно в этот час, но мысли путались, а звезда сорвалась с места и покатилась вниз сначала быстро, потом медленнее, постепенно обретая сходство с кленовым листом в первом и последнем своем полете. Лист кружил и кружился, постепенно алея, а затем вспыхнул. Странный огонек, слишком красный для обычного пламени… Пламя? Нет, сердце! Сердце, истекающее кровью.

Алые светящиеся капли стекали по ночному бархату и таяли, а сердце словно бы истончалось. Наконец от него осталась крохотная белая точка, рассыпавшаяся на сотни и тысячи своих сестер, подхваченных ветром и понесшихся в причудливом танце во славу великой зимы. Снежинок становилось все больше, сверкающая замять вытеснила тьму, пустоту, отчаянье, вытеснила всё. Сквозь вьюгу навстречу белому ветру метнулась и исчезла черная тень. Птица? Не понять…

5

Утро началось с визита слуг. Один «мышь» отпер дверь, другой принес поднос с завтраком, сообщил, что сегодня занятий не будет, и ушел, не забыв запереть дверь. Дик с отвращением взглянул на водянистую овсянку и кусок черствого хлеба. Сегодня юношу стошнило бы от лучшей в мире еды, не то что от Арамоновых харчей, но хуже всего было другое – сон и явь намертво перепутались в голове, и Дик уже ничего не понимал. О чем ему пытался сказать Паоло? Чего хотел отец Герман? Почему назвал его таном Окделлом, а кэналлийца каким-то рэем? Зачем и куда они уехали, когда вернутся и вернутся ли?

Как бы то ни было, пришлось взять себя в руки и подняться, не хватало, чтобы Арамона застал его неопрятным и растерянным. Стараясь поменьше двигать раскалывающейся головой, Дик кое-как привел себя в порядок, проглотил несколько ложек омерзительного варева и сел ждать. Он ждал долго, но никто не шел, видимо, у начальства были другие дела, а унары сидели под замком. Двери отперли только к обеду. Усаживаясь под пристальным взглядом «мышей» за общий стол, Ричард разглядывал товарищей – все выглядели не лучшим образом.

Говорить при слугах не хотелось, и юноша, уставившись на опустевший потолочный крюк, попытался понять, что же изменилось. Что-то было неладно, он это чувствовал, но что именно? Часы противно тикали, отсчитывая минуты, но ни господин капитан, ни отец Герман не появлялись. Из младших менторов никто так и не решился распорядиться об обеде, и все молча маялись над пустыми тарелками. Прошло около часа, прежде чем наконец послышались шаги и в зал ввалился Свин, побледневший и опухший.

Проследовав на свое место, начальство плюхнулось в кресло и взялось было за салфетку, но передумало и поднялось. Это было не только глупо, это было позорно, но сердце отчаянно забилось.

– Унары, тихо! – Арамона хрипло откашлялся, и лающие звуки отозвались в душе Дика вчерашним кошмаром. Юноша словно вновь оказался посреди огромного зала. Один. Его обвиняли в том, чего он не делал, а он тонул в море лжи и одиночества… – Общей молитвы сегодня не будет – отец Герман вчера ночью уехал по важным делам. Перед трапезой все прочитают молитву про себя, как положено в походе, но прежде я сообщу вам новости. Во-первых, история с так называемым графом из Путеллы благополучно разрешилась, во-вторых, унару Паоло пришлось нас покинуть, и, в-третьих, в связи с… рядом обстоятельств отпуска отменяются… Вплоть до выяснения… оных обстоятельств. Сегодня занятий не будет, но завтра все пойдет как положено, а теперь молиться и обедать! Джок, подавайте!

Теперь Дик понял, что его насторожило, – краем