Хождение во власть - Анатолий Александрович Собчак

все еще делает партийную карьеру. Формально это так. А если по сути — отставка Бориса Гидаспова от власти была принята жителями всего города, проголосовавшими на весенних выборах 1990 года за демократический состав Ленсовета.

Смирился ли с этим Гидаспов — последний из первых всемогущих секретарей Ленинградского обкома КПСС?

Не думаю. Но это уже его личное дело.

ПРЕЗИДЕНТ ВСЕЯ РУСИ И ВСЕХ ОКРАИН

8

Бюрократия имеет в своем обладании

государство… это и есть ее частная

собственность.

Карл Маркс

В провинциальном городке коротают вечер два местных интеллигента: священник и режиссер драмтеатра.

— Ну хоть вы, батюшка, мне объясните, почему так? Я пьеску ставлю западную, актуальную, героиню из области переманиваю, декорации мне московский авангардист пишет, а музыку к спектаклю — диссидент из Питера. И — пустой зал. А у вас две тысячи лет одна и та же пьеса, одни и те же декорации и всегда — аншлаг!

— Хм… От государства отделяться не пробовали?

Анекдот начала 80-х

В начале декабря 1989 года в гостинице „Москва“ собрался координационный совет Межрегиональной депутатской группы. С академиком Сахаровым и писателем Юрием Черниченко мы, выйдя в соседнюю комнату, заспорили об отмене 6-й статьи Конституции: может ли это произойти на II Съезде? Реально ли, что компартия откажется на Съезде от монополии на власть? Незаметно перешли к обсуждению проблемы президентства.

Юрий Черниченко заметил, что, избрав Президента, мы вновь дадим себя облапошить. Если Верховный Совет не может реально контролировать действия Председателя Верховного Совета, то уследить за Президентом СССР тем паче не удастся.

Сахаров был более сдержан:

— Президентская форма правления нам, видимо, нужна, но Президента надо избирать всем народом. И чтобы Президент был независим от ЦК и Политбюро…

Соглашаюсь: все так. Но если затянем с президентством, если станем ждать всенародных выборов, упустим время и усилим консерваторов. А то и подарим им победу. Сегодня руководитель государства может опереться только на партию: другие структуры или отсутствуют, или слишком слабы. Но сейчас он зависим от партаппарата, он избран ими в народные депутаты, а значит, ими может быть и отозван.

Черниченко вздохнул:

— Президент — это в принципе, может быть, и не так плохо… Но можно было бы обойтись и без него.

Сахаров промолчал.

Сейчас я спрашиваю себя: почему Андрей Дмитриевич поначалу весьма прохладно отнесся к идее президентства? Видимо, потому, что он был занят в те дни совсем иным кругом проблем. Он писал свой проект Конституции, боролся с 6-й статьей Конституции действовавшей, брежневской, пытался осмыслить то, что происходило в те, как оказалось, последние недели его собственной жизни. Падение коммунистических режимов в Европе и уже назначенная лидерами леворадикалов предупредительная общесоюзная забастовка… Все это занимало его куда больше, чем сюжет с президентством.

За несколько дней до смерти Сахарова, уже в Верховном Совете, мы вернулись к тому разговору.

Сахаров спросил меня, что, собственно, способно дать Горбачеву президентское кресло? Ведь как генсек он и так наделен практически неограниченными полномочиями.

— Вы правы, — отвечал я, — но, используя полномочия генсека, он как раз и укрепляет власть компартии. В том числе и власть ее над самим генеральным секретарем. А значит, эти две идеи — отмена 6-й статьи и введение президентства — тесно связаны. Лишь получив всю полноту государственной, а не партийной власти, Горбачев может провести упразднение партийной монополии. Иначе он просто потеряет власть.

Андрей Дмитриевич Сахаров не сразу соглашался в спорах. Обычно он внимательно выслушивал оппонента, и только по едва заметным приметам ты мог догадываться, стали ли твои слова предметом для размышления, или академик уже отверг их и забыл. И если при первом нашем разговоре на эту тему я видел, что логика моих рассуждений его не убедила и разговор, пройдя по касательной, не дал пищи для сахаровского ума, теперь я был убежден: Сахаров — раньше или позже — станет моим сторонником в этом вопросе. Он еще не согласился, но был уже на полпути к согласию:

— Да, об этом стоит подумать.

Если не ошибаюсь, это были последние слова, сказанные мне Сахаровым.

* * *

Как возникла идея ввести институт президентства в СССР? Были ли мы подведены к этому логикой демократического развития, или президентство — следствие чрезвычайных обстоятельств, тоски по сильной власти, мечты о порядке и просто свидетельство политической усталости народа и его избранников?

От ответа на эти вопросы зависит и оценка политической реформы в стране. Юристы не раз писали, не раз говорили о недостатках советской системы государственного устройства и самой организации власти: при господстве Советов (и тем более — освобожденных от партийного диктата) исполнительная власть лишена необходимой ей самостоятельности. Советы — это коллективный орган, и каждый депутат отвечает только за себя и только перед своими избирателями. Механизм отзыва депутата реально отсутствует. Никакой партийной дисциплины, никакой ответственности за неосуществление предвыборной программы депутат не несет (да и не может при таком положении дел нести).

В результате в нынешних Советах сколько депутатов — столько и политических партий, а депутатские фракции весьма непостоянны и размыты. Действия их часто непрограммируемы. А если еще учесть, что во многих вопросах среднестатистический депутат просто некомпетентен, то сессии Советов неизбежно превращаются в говорильню. В худшем же случае — в прямую дезорганизацию работы исполнительной власти.

Все это — не следствие 70-летней апатии Советов, не результат насилия над ними, а врожденные пороки самой Системы. Советы — это псевдопарламентская или, скажем мягче, недопарламентская форма законодательной власти. Слабость Советов, их профессиональный дилетантизм, отсутствие демократической культуры и механизма реального законодательства — все это было сущей находкой для партии „нового типа“, все это позволило под маской „власти народа“ узурпировать власть и законодательную, и исполнительную, и судебную. Потому коммунистическая партия с такой легкостью и сумела подменить собой органы государственного управления, сама превратившись в параллельное государство.