Живая вода времени (сборник) - Коллектив авторов

Лавандовые галереи

Сиреневый прощальный шлейф

Бросают ветру, не жалея,

Для незатейливых ролей.

Зеленая пушистость сосен

В адриатической волне,

Ночами с желтой кистью осень

Крадется к липам при луне.

Прикоснулась к имени —

Горячо,

Словно обнял ты меня

За плечо,

Думала – не жду уже,

Все прошло,

Пела ведь своей душе

Хорошо:

«Не печалься, оживай —

Горя нет,

Да не за горами май —

Ясный свет.

И наступят снов иных

Времена,

И согреют новые

Имена…»

Вот уже какой сентябрь

Задождил,

Может был бы рад,

Не забыл?…

Прикоснулась к имени —

Горячо.

Словно обнял ты меня

За плечо…

Как иронично с нами время:

То быстротечно, как вода,

То, словно тягостное бремя,

Остановилось навсегда.

А мы отчаянно беспечны,

Не ценим, не спешим любить,

Как будто собрались мы вечно

Вить жизни тоненькую нить.

Собаки Севера

Пушистыми сугробами лежат,

О чем-то теплом даже не мечтая,

Доверчиво, по-дружески глядят,

Не понимая, что такое «лаять».

Их приглашают в теплые дома,

Они, смущаясь, жмутся у порога,

Но, кажется, что света и ума

В глазах собачьих больше, чем тревоги.

За деликатность и веселый нрав

Звала вся «деревяшка» [1] ее Милкой,

Когда-то, для порядка, хвост поджав,

В подъезде поселилась на подстилке.

Так пролетело восемь зим и лет…

Как водится, весной она щенилась.

Тогда уж: кто борща, а кто – котлет…

Соседи от души с «семьей» делились!

В этом году к нам лето не спешит.

Уходит май, а вьюги не стихают…

Зато под окнами «семейка» веселит,

Назло метелям игры затевая…

Рассвет печально стылой вестью зрел,

Снег багровел кровавым многоточьем…

Распоряженье провести отстрел

Послушно исполнялось этой ночью.

Александр Росторгуев

Падение

Высота 5600. Безмолвная, неземная тишина снежных гор нарушалась монотонным скрипом человеческих шагов. Три пары усталых, «ватных» ног. Три пары слегка обмороженных рук. Сгорбленные под тяжестью «свинцовых» рюкзаков спины. Белые от замерзшего пара бороды. Вадим, самый опытный из группы, шел впереди. Его очередь была бить следы. Он это делал с каким-то диким, нечеловеческим упорством. За ним шел новичок. Семен еще в Питере знал, что маршрут не из легких и поэтому старался экономить силы, не тратя их на лишние, ненужные движения. Замыкал связку Борис. Ему было за сорок. Но его жилистое, привыкшее к постоянным экстремальным перегрузкам тело, работало, как часы. Идя по маршруту, он сейчас отдыхал. Борис научился этому за долгие часы тренировок, восхождений и опять тренировок до седьмого пота. Каждый думал о скором ночлеге. Стена надвигалась медленно. Издали обычная, ничего тревожного. Нижний пояс скалы вертикальный, но дальше пестрели какие-то складки, расщелины, карнизы. Пройти можно. Солнце, последний раз лизнув стену, скрылось за гребень. Нужно спешить. Вадим дал группе отдышаться. Легкие вхолостую перекачивали пустой воздух, не хватало кислорода. Затем последовал рывок – и альпинисты повалились у скалы. Лежали долго, вглядываясь в бесконечную глубину сереющего неба и уходящее в эту бесконечность гранитное зеркало. Но оно будет завтра. А сейчас палатка и кипяток. Разговаривать не было сил.

– Как ты, Семен?

– Живой.

Идем по графику. «Спать, спать, всем спать», – засыпая, отдавал команды Вадим. Утро на удивление было ясным и солнечным. После недолгих сборов все выстроились перед отвесной скалой. Вот она, чуть припудренная снегом вертикаль. Строгая и прекрасная в своей недоступности. Пошла в ход живая лестница. Семен, стоя на плечах товарищей, учился вбивать крючья до малинового звона – надежно. Суетился, нервничал. Затем наступила очередь Бориса. Он работал словно машина. Размеренно, монотонно. Через несколько часов выбрались на узкую наклонную террасу. За ней крутая полка с отрицательным углом подъема. Подтянув снаряжение, устроились «на перекур».

– Я пойду первым, – сказал Вадим.

Первый вбитый крюк ему не понравился. Он вошел мягко. Звук был сырой – плохой звук. Для отрицательной стены это опасно. Вадим для подстраховки вбил рядом еще один. Щелчок карабина. Пошел дальше. Карабкался на полку не спеша. Зависая всем телом над пропастью, прорубался хладнокровно, профессионально. Еще один крюк вошел словно в масло. Подсознательно чувствуя нависшую над ним опасность, Вадим решил пойти по косой и вверх, но опоздал. «Выстрелил» ближний к ноге крюк, за ним второй. Он крикнул: «Срываюсь!» – и камнем ушел вниз, машинально держась за страховочную обвязку. Качаясь маятником, пытался сгруппироваться. Но сильно ударился боком и повис над пропастью. Друзья подстраховали и теперь что есть силы тащили его на террасу. От сильного удара Вадим потерял сознание. Борис бил его по щекам, пытаясь привести в чувство.

– Где нашатырь? – лихорадочно копаясь в аптечке, крикнул Семен.

Вадим застонал.

– Где болит?

– Бедро.

– Приехали. Будем спускаться, – решил за всех Борис.

– Через час будет темно.

– Ждать нельзя. Ночевать будем на «зеркале».

Соорудив из веревок лежак для Вадима, начали спуск. Как назло, стала портиться погода. Стену заволокло набежавшими облаками. Кутаясь в «молоке», альпинисты спускались по уже проложенному маршруту. Добрались до знакомого карниза, кое-как натянули палатку. Раскочегарили примус. Борис кормил Вадима манной кашей, как младенца – из ложечки. Семен растирал свои заледеневшие пальцы. Мучила адская головная боль. В его душу как-то украдкой начал пробираться страх. Он заволакивал все естество Семена, путал его мысли, перечеркивал все то, из чего он по крупице создавался на протяжении своей еще такой короткой жизни. Сама собой проходила напускная бравада, эта щемящая сладость риска, бурлящее кровь чувство опасности, и приходило почти звериное желание во что бы то ни стало выжить, вцепившись всеми своими порами в холодный край каменной бездны.

– Как ты, Семен? – спросил Борис.

– Еще живой.

За палаткой был кромешный ад. Визжало, гремело, завывало. Сверкали приближавшиеся вспышки молний. Забарабанила снежная крупа. Порывы ветра пытались снести в небытие с узкого пятачка жиденькую палатку. Вдруг ее тонкую материю пробил одинокий булыжник. Он упал между ног Семена, и осколки его рассыпались по палатке, больно поранив ему скулу. Семена затрясло. Он начал кричать, вертеться, словно уж под ударами лопаты. Затем лихорадочно натянул на себя мешок. Ему хотелось спрятаться с головой, лишь бы не видеть надвигавшиеся вспышки белых смерчей, не слышать завываний снежной бури, не чувствовать приближения своего конца. Палатка не сдержала ураганных порывов ветра. Порванную, ее унесло куда-то в ночь. Борис сильно тормошил Семена, спрятавшегося будто улитка в свой панцирь, что-то надрывно кричал ему, указывая на стену. Затем, превозмогая порывы ветра, стоя на краю карниза, стал вбивать крючья. Семен понял его намерения. Нужно было закрепиться для сидячей ночевки. Но вылезти из спальника и подстраховать друга было выше его сил. «Я не трус. Я просто хочу жить. Жить! Господи, пощади!» – исступленно повторял Семен.

Крупа до крови секла лицо Бориса. В кромешной темноте между вспышками молний он пытался врубиться на узком клочке вертикали. Рискуя каждую секунду быть сорванным порывами ветра вниз, он предпринимал попытки хоть как-то закрепить нейлоновыми веревками лежавшего Вадима. Заледеневшие пальцы не слушались. Срывая их до крови, он вязал проводники, академические узлы, которые с детства знал с закрытыми глазами. Стена ухала под его ударами как живая. Вдруг карниз под ногами стал уходить в бездну. Борис прыгнул в сторону Семена, но, не справившись с равновесием, хватая воздух руками, ушел вниз. Он летел, по-кошачьи выставив руки и ноги, словно хотел таким образом смягчить удар. Летел спокойно, без паники, собранный в любую секунду самортизировать. Ему хватило времени, чтобы в последний раз пролистать причудливые страницы всей своей бурной и красиво прожитой земной жизни.

Наутро снежный заряд иссяк. Вьюга устала кромсать безмолвные ущелья и разломы. Непогода уползала. Семен, превозмогая нервную дрожь, вылез из мешка. Достал из рюкзака ракетницу и начал периодически выстреливать в безбрежную синь утреннего неба. Затем, держа в руках примус, попытался добыть хоть немного кипятка. Вложил Вадиму в рот кубик сахара и дал запить.

– Как ты, Семен? – простонал Вадим.

– Уже не жилец.

– Перекрестись. Спускайся в базовый лагерь. Приведешь Пашку с ребятами.

Вадим был плох. Говорил с трудом: давал о себе знать перелом бедра.

– Я сам не смогу.

– Сможешь! Должен. Во имя Бориса. Иди.

Семен проверил надежность крепления Вадима, положил возле него ракетницу, оставшиеся консервы, галеты и начал спуск. Шел рискованно, необдуманно. Несколько раз был на грани срыва. Помогало чудо. Спасатели подобрали его на следующий день обмороженного, изнуренного горной болезнью и тяжелым физическим трудом. Увидев знакомые лица, Семен забился в истерике, пряча красные, бессонные глаза от пронизывающих насквозь взглядов друзей.