Наша Светлость - Карина Демина

   Тисса спала, закутавшись в белые меха, обняв их, словно подушку. Белый кокон, из которого только и выглядывают, что макушка да тонкие руки.

   - Иди отдыхай, - сказал Урфин одними губами. - Я сам.

   Гавин кивнул. Передвигался он по-кошачьи бесшумно. Вот не то, чтобы эти умения были не по нраву Урфину, скорее уж заставляли задуматься, по какой это причине они появились. И результат раздумий вызывал неизменное глухое бешенство.

   Но сейчас Урфин не мог злиться.

   Девочка оказалась совсем легкой. И проснуться она не проснулась, только замурлыкала что-то ласковое, отчего на душе стало совсем уж хорошо.

   От ее волос пахло земляникой. Он тысячу лет не ел земляники... некогда было. Всегда некогда.

   И Урфин, положив Тиссу на кровать, позволил себе сделать то, что хотелось - вытащил желтую ленточку из косы. Она и вправду выскользнула легко, словно поддаваясь. Коса рассыпалась - не без помощи Урфина - на серебристые пряди, которые будто живые ласкали ладонь.

   Если попросить отрезать одну... на память.

   Откажет.

   Возмутится, удивленно приподняв брови.

   Или подчинится с молчаливой и такой раздражающей покорностью. И Урфин, вытащив нож, срезал локон. У Тиссы их много. Авось, не заметит.

   Впрочем, помимо волос стояла другая, куда более деликатная и насущная проблема: спящих девушек Урфину раздевать не приходилось.

   Тисса проснулась оттого, что с нее настойчиво пытались стянуть платье. Она моргнула, не понимая спросонья, где находится и что следует делать: возмутиться, испугаться или просто закричать. Но не успела ничего - рот закрыли.

   - Тише, ребенок, - сказали ей на ухо шепотом, от которого стало совсем не по себе. - Это я.

   - В-вы... в-вернулись?

   - Как видишь. Будь хорошей девочкой, подними руки...

   - В-вы живы? - руки Тисса подняла, хотя и не успела сказать, что это платье снимается совсем не так - у тана имелись собственные представления. А еще изрядно силы.

   Ткань жалобно затрещала.

   - Что вы делаете?

   - Только самые бестолковые дети ложатся спать в одежде, - с упреком произнес тан, кидая платье - порвалось или нет? - куда-то под кровать. - Больше так не делай. А теперь чулки...

   - Я не буду спать здесь! Я пойду...

   Подняться ей не позволили. Их Сиятельство перекинули через Тиссу руку и прижали к себе.

   - Ребенок. Сейчас три часа ночи. И ты никуда не пойдешь. Ты сейчас ляжешь в постель и будешь спать. Хорошо. Крепко. С разноцветными снами. А завтра мы вместе пойдем. И я сам все объясню Изольде. Она не будет тебя ругать. Тебя - точно не будет.

   - А вас?

   - А меня будет. Возможно, все-таки сломает нос, как обещала.

   Леди Изольда - нежная и хрупкая! Зачем про нее такое говорить?

   - Тисса, - когда тан говорил шепотом, то от голоса его - или от дыхания? Ему нарочно надо наклоняться настолько близко - по коже бежали мурашки. - Если я и дальше буду тебя раздевать сам, то до сна дело может и не дойти.

   - Почему?

   - Потому что.

   Как-то это угрожающе было сказано, хотя все равно не понятно. И пальцы тана, словно невзначай коснувшись щиколотки, двинулись выше, по шву чулка. Медленно так двинулись.

   - Я щекотки боюсь, - на всякий случай предупредила Тисса, испытывая огромнейшее желание спрятать ногу под одеяло. Обе ноги.

   И руки тоже.

   - А разве щекотно?

   Ну вот зачем говорить ей в шею? Или не говорить... нет, лучше пусть говорит, чем целует. Хотя неприятно не было. Скорее уж любопытно очень.

   - Вы меня домогаетесь?

   В этом Тисса была почти уверена. Тем более что пальцы добрались до подвязки и теперь очень осторожно, бережно потянули вниз. Шелк соскальзывал, и случайные прикосновения к коже вызывали совсем не те ощущения, которые положено испытывать приличной девушке в подобной ситуации.

   - Еще нет, но скоро начну, - а голос у него изменился как-то. - И что, ни слез, ни обмороков?

   Насмехается? Как будто не знает...

   - Вы... вы вправе поступать так, как считаете нужным.

   Он вдруг отстранился - резко, Тисса едва не упала на спину - и, вручив чулок, велел:

   - Умеешь ты осадить. Дальше - сама. Чтобы когда вернусь, ты лежала в кровати и, желательно, спала.

   - Я вас обидела?

   - Нет, ребенок. Это скорее я тебя обидеть могу. А мне бы не хотелось.

   Тисса опять ничего не поняла, но на всякий случай кивнула. И когда тан ушел - вот что она такого сделала, чтобы его разозлить? - стянула несчастный чулок. Почему-то хотелось плакать, но слезы в данный момент были совершенно неуместны.

   А волосы растрепались.

   И ленточка потерялась.

   Из-за ленточки сейчас расстраиваться глупо - наименьшая из ее проблем, - но Тисса все равно расстроилась и до крови почти губу прикусила. Вот почему с ней всегда происходят какие-то несуразицы?

   Ленточка отыскалась на кровати.

   Если велено спать, то следует спать. Вот только волосы заплести, а то утром не расчешешь... про утро вообще лучше не думать. Будет стыдно.

   Уже стыдно.

   А к завтрашнему вечеру... об этом лучше не думать. Все равно ничего уже не изменить.

   Забравшись под одеяло, Тисса свернулась калачиком и закрыла глаза. Если заснуть не выйдет, то она хотя бы притворится. Она лежала, лежала и действительно почти уже задремывать начала, когда вернулся тан. Он лег рядом и, обняв, тихо спросил:

   - Спишь?

   - Нет, - честно ответила Тисса.

   - Зря.

   Она не нарочно. И постарается исправить, но сон опять ушел, а молчать было невыносимо.

   - А тот корабль... вы успели?

   - Успел. Я боялся, что они снимутся с якоря раньше, чем мы известим прибрежную стражу. Но выяснилось, что барк простоял бы еще несколько дней. И в принципе, можно было бы не спешить. Зачем ты опять косу заплела?

   - Так спать удобней, - Тисса хотела перевернуться: разговаривать спиной к собеседнику невежливо, но ей не позволили.

   - Пожалуйста, не ерзай, - попросил тан. - Я избытком нравственности не страдаю.

   В этом Тисса убеждалась неоднократно. Благородный человек уступил бы кровать Тиссе, но... тан ведь тоже устал. Он уже немолод. Хотя и не сказать, чтобы стар.

   Но Тисса спиной слышит, как быстро и часто бьется его сердце. И это нехороший признак: тану следует принимать настойку боярышника, но он же обидится, если предложить.