По ту сторону огня - Ева Вишнева

здешняя сумасшедшая. Мне многое успели рассказать во время охоты. А ты что? Кто в итоге тебя привел?

– Главный. Я встретила его… – едва успела прикусить язык; проглотила слова про смерть на горячем песке. Диего незачем знать, что меня пытались убить. Наверняка ему и так больно, лишнее волнение ни к чему.

В бледно-синем свете глаза Диего казались черными, бездонными.

– Я отправилась искать тебя и по дороге встретила Главного. Наверное, вы тогда как раз вернулись с охоты. Кстати, он хвалил тебя, думаю, это дорогого стоит. Молодец.

– Видела бы ты, как они его слушают. Вытянувшись, едва дыша, с благоговением. Мне кажется, редкий король удостаивается такой чести от своих подданных, а тут… От этого мне не по себе.

– Мне тоже.

– Еще эта река, на воду которой страшно смотреть. Странного вида животные. Не то змеи, не то ящерицы – как их называют, не запомнил. Жирные, но юркие. А клерсы похожи на крыс, только крупнее раз в пять. И чудовища, мне немного про них рассказали… Знаешь, почему пустынники убивают людей с даром? Потому что…

Снаружи раздались голоса, мы замолчали. Но вскоре все стихло. Я прошептала:

– Мне показалось, Главному можно доверять. Конечно, в разумных пределах.

Диего нахмурился:

– Ты не дослушала, что я хотел сказать. Пустынники верят, что в чудовищ превращаются люди с даром. Это же надо было такое выдумать? Скажи, существо, которое мы встретили, было похоже на человека?

– Оно было похоже на Лилию.

Неловкая пауза. Я молчала, опустив голову, перебирая события вчерашнего дня.

Потом Диего снова заговорил, уже о другом:

– Не знаю, помнишь ли ты, но вчера мы проходили мимо шатров с полупрозрачными стенами, сквозь которые виднелись фигуры людей.

Я кивнула. Это место напомнило театр теней, в котором я однажды побывала в детстве. Мерцающий синевой свет просачивался сквозь ткань, четко просматривались человеческие фигуры, жесты, движения. Только лиц не увидать.

– Пустынники говорят, что людей внутри нет. Этот ряд – семь шатров – для мертвых. Здешние жители всерьез верят, что после смерти их тела сливаются с пустыней, а души возвращаются домой. Вот для них, для этих душ, и ставят шатры. Пустынники задают им вопросы, а старуха Маа, которая якобы слышит мертвых, передает ответы.

Диего был настолько взволнован, что не обратил внимания на шорох отодвигаемого полога.

– Тише, – я дотронулась пальцами до губ мужчины. Смутилась, убрала руку.

– Я помешала? – Мель замерла у входа, настороженная, напряженная.

– Все в порядке, это вы нас простите.

Она приблизилась, попросила меня вытянуть ноги. Я поморщилась от боли, когда женщина прикоснулась к обожженным ступням.

– Ничего, сейчас намажу, и заживет. Повезло, что не в самое пекло вышла. Если бы в пекло, было бы намного хуже.

Мазь принесла облегчение: будто по коже прошлись прохладным влажным полотенцем. Мель закончила работу, обвязала мои ноги тканью – по лоскутку на каждую ступню, закрепила на щиколотках.

– Только так и можно ходить. Особенно днем. Я дам тебе мазь – некоторое время смазывай ноги перед выходом. Как закончится, приходи за новой.

– Спасибо.

Мель кивнула и улыбнулась. Несмело, кончиками губ. И эта улыбка удивительным образом преобразила ее лицо, смягчила черты.

– Можно потрогать твои волосы? – вдруг спросила она. – Такие длинные… Красивые.

Я смутилась. Вообще-то мне нравились мои волосы, но сейчас они были грязными, с остатками лака и бальных блесток.

– Расчесать бы их…

– О, это можно, – оживилась Мель, шумно сорвалась с места, скрылась из виду. Вернулась, неся в руках гребень. Аккуратный, с тонкими зубцами. Искусная работа, хотя материал я по-прежнему не смогла опознать.

Мель села за моей спиной, принялась распутывать волосы, расчесывать каждую прядь. Прикосновения к голове были приятными, ласковыми.

– Тебе нужно их беречь, прятать от солнца. Я позже научу тебя наматывать тюрбан. И всему другому тоже научу.

Мы с Диего переглянулись. Он высвободил руку из-под одеяла, сжал мои пальцы в ладони; я поразилась тому, насколько горячей была его кожа. Не знаю, что отразилось в моих глазах, но мужчина счел должным успокоить:

– Я неважно себя чувствую, но к вечеру буду в порядке.

Мы переплелись пальцами. А Мель отложила гребень в сторону и прикоснулась ко лбу Диего.

– Ох, а я так надеялась, что обойдется. Но жар все равно пошел… Это ничего, это мы быстро, – женщина снова сорвалась с места, метнулась в один угол, чем-то пошуршала, затем в другой. Видимо, не отыскав нужной вещи, Мель попросила нас подождать и спешно покинула шатер.

– Она мне нравится, – улыбнулась я. И добавила встревоженно: – Скажи, что происходит? Мне казалось, с помощью дара огня можно менять температуру своего тела. Ты ведь согрел меня вчера ночью, в такой лютый холод…

– Можно, – Диего явно не хотел поднимать эту тему, но теперь мы с ним плыли в одной лодке, и я изо всех сил старалась не утонуть. Я пыталась собрать воедино все, что успела увидеть в этом багровом, исковерканном мире, и все, что услышала от пустынников (от Ырка и Главного) и от Диего, повторившего чужие слова.

– Значит, они убивают людей с даром, потому что те превращаются в чудовищ. А ты не спрашивал, что заставило их так думать? Были какие-нибудь… случаи? Если были, почему нас так легко приняли?..

– Это всего лишь слухи, поверья – про чудовищ и все остальное. Не бери в голову. Лучше ложись рядом, согреемся. Боги, здесь так холодно…

– Диего, в шатре очень, очень душно. Ты уверен, что это не из-за дара? Что тебя не…

– Умирать я не собираюсь, – в его голосе послышался металл; мужчина довольно грубо оттолкнул меня. – Становиться чудовищем тоже.

Стало обидно. Я хотела ответить кое-что резкое, но тут в шатер вошла Мель, удерживая под мышками кучу свертков. Села возле Диего, скрестив ноги, сказала мне:

– На улице уже совсем хорошо. Не жарко и не холодно, можно не закутываться в ткань. Погуляй, милая, пока я тут до конца управлюсь. А то еще подхватишь болезнь.

По-настоящему влюбленная девочка, наверное, осталась бы – сидеть рядом, держать за руку, молиться о здоровье.

Но я просто ушла.

Бездумно бродила по рядам одинаковых шатров, не запоминая дороги. Огибала встречных, не глядя на них, не кивая в ответ.

Я столько раз притворялась: пыталась стать примерной дочерью, любящей сестрой, послушной племянницей. Прежде казалось, все это зачем-то нужно, ради высокой цели, которую я и сама не могла сформулировать. А теперь все резко изменилось, стало во много раз сложнее.

«Хотя какая разница, – вдруг подумала я со злостью. – Глупая девочка,