Стандартный случай - Марика Крамор

на балкон. Окна лоджии у меня всегда открыты: я люблю, когда дома свой собственный кусок зимней прохлады.

Затянулся и медленно выпустил клубы серого дыма прямо через нос.

Чувство вины продолжило разъедать изнутри кислотой. Кто-то из предыдущих пассий как-то назвал меня бездушной скотиной. Насчет бездушного в тот момент я мог очень даже поспорить, а вот против скотины мне, к сожалению, возразить стало нечего.

Лишить девственности доверившуюся мне совершенно неопытную девушку в позе сверху, так жестко, причинив максимальное количество боли… Немыслимо. Пусть физически это обстоятельство коснулось меня впервые, но собственный опыт и довольно пикантные разговоры с моими откровенными дамами давали вполне определенное представление, как делать нельзя. Черт. Забрать таким способом невинность моей трепетной малышки…

Челюсти непроизвольно сжались. Захотелось самого себя ударить. Аля ведь полностью открылась мне. А я?

Сквозь приоткрытое окно услышал громкий стук. Наверное, это сквозняк, потому как я абсолютно уверен: моя малышка вряд ли, даже очень сильно разозлившись, позволила бы себе показать эмоции и хлопнуть дверью. Мгновенно затушив недокуренную сигарету, закинул окурок в пепельницу и бросился со всех ног обратно.

Как и ожидал, Аля вышла из ванной.

– Все в порядке? – более глупого вопроса в этот момент я, очевидно, не смог придумать.

– Да. Конечно.

Она стесняется. Опустила глаза, потеребила руками край полотенца. Раньше бы Аля никогда не дала воли рукам, демонстрируя сомнение и неуверенность. А теперь не контролирует эмоции.

– Ты почему не сказала? – я, может, и дурак, но реально не понимаю, почему она промолчала.

– Боялась.

– Чего?

– Твоей реакции.

– Какой именно?

– Что после признания ты… – девушка слегка пожала плечами и покачала головой, – передумаешь. Сам ведь говорил, что привык к другому. Да и не хотелось, чтобы ты трясся надо мной, как делают в моей семье.

– Чудо ты мое, – сгреб ее в охапку, крепко прижался, зарылся носом в намокшие волосы. Это теперь единственный аромат, ради которого я готов на все, только бы ощущать его рядом постоянно.

– Я бы захотел тебя в любом случае. Аля, я бы никогда не передумал.

– Тогда зачем это обсуждать?

– Потому что у меня была бы возможность действовать немного по-другому. Помягче, что ли.

– А без признания разве у тебя ее не было?

Прозвучавший вопрос загнал сознание в тупик. Конечно, была. У меня была возможность быть с девушкой более нежным, более трепетным, более заботливым, более мягким. И более искренним, чего уж греха таить. Менее напористым и резким. Возможность-то у меня никто не отнимал, но я, благодаря своему извращенному эгоизму и слепоте, ею так и не воспользовался. И второй такой больше не будет. Внутреннее напряжение продолжило набирать обороты. Рядом с Алей теперь почувствовал себя распущенным, безнравственным и порочным.

Озабоченный кобель.

Даже в душ в очередной раз захотелось сходить.

– Вот видишь. Ты изменился в лице. Тебе неприятно?

– Что ты такое говоришь? – прижался к ней лбом, потому что не знаю, как по-другому выразить тот трепет, который испытываю к девушке в это мгновение. В отличие от отношения к самому себе. – Девственность – это самое бесценное, что может женщина подарить мужчине. Просто я только сейчас смог это оценить, потому что до сегодняшнего дня таких подарков мне никто никогда не делал.

Подхватил Алю на руки и бережно отнес на кровать. Ничто сейчас не заставит меня отлипнуть от моей малышки. Я чувствую физическую потребность постоянно к ней прикасаться. Как я и предполагал, Альбина уткнулась носом в мое плечо, старательно от меня закрываясь.

Ощущаю ее бешеное сердцебиение. Она все также волнуется. Моя глупышка. Рядом с ней я ощутил вкус жизни. Принадлежность к чему-то… настоящему, искреннему. Ощутил-то давно, а понял это только сейчас.

Альбина лежит рядом, ее волосы мягкими волнами рассыпались по моей груди. А я с наслаждением зарываюсь в них, бережно перебирая темные пряди. И кайфую от этого. На дворе глубокая ночь, неумолимо убегают минуты. Мне показалось, что время тихо смеется надо мной, а я все также ласково пропускаю блестящий шелк меж своих пальцев.

В этот момент я лечу куда-то вниз, без оглядки назад, буквально падая в новую жизнь, в которой мы с Алей будем вместе. Она мой парашют. Она не позволит мне вновь упасть и столкнуться с холодным безликим безразличием на дне. Я готов в корне пересмотреть отношения, которые у нас с ней… уже возникли? И они вышли совершенно не такими, какими я их представлял себе раньше. Они намного лучше.

Я не успел остыть. Адреналин в крови все еще ищет выход. Но сегодня до Альбины я больше не дотронусь. Знаю точно: ей нужно восстановиться. Хотя сам дьявол не разберется, что это означает на самом деле.

Я никогда не думал, что можно относиться к кому-то вот так. Трепетно. Нежно. Бережно. Она в моих руках, а душу, не прекращая, щемит какое-то непонятное, легкое и радостное чувство, в котором тупо хочется захлебнуться.

Ощутил коготки на своей руке. Скосил взгляд в сторону. Аля мягко скользнула подушечкой пальца от запястья до плеча, повторила расписные узоры на коже.

– Это очень неприятно?

– Наносить краску? Пффф. Комар страшнее кусает.

– А если серьезно?

– Очень. Первый раз от боли чуть не отъехал. Даже в глазах потемнело. А потом ничего. Втянулся.

– Они мне очень нравятся. Ты… – секундная запинка, как будто она попыталась подобрать правильные слова, – просто нереальный.

– Это ты нереальная. Расскажешь мне, что у тебя дома стряслось?

– Папа видел твою машину. И, мягко выражаясь, он… настойчиво попросил… больше нам не видеться.

Такое положение вещей меня в корне не устраивает. Роберт может относиться ко мне так, как считает нужным, но на эту тему выносить мозг дочери я ему не позволю. Это нужно сразу решительно пресечь и популярно объяснить старику, что его цветочек уже давно расцвел и теперь принадлежит мне.

– И чем же он все это мотивировал?

– Тем, что у тебя таких, как я – полные штаны.

– Как считаешь, Роберт сильно разочаруется, когда поймет, насколько