Дворянство Том 1 (СИ) - Николаев Игорь Игоревич

Гамилла витиевато и совсем не по-женски выругалась. Грималь молча помогал Елене. Слуги мертвецов поспешно разбегались, судя по всему, заодно растаскивая хозяйское добро. Кричали женщины, впрочем, не заходя на площадь.

- Да быстрее же! - рявкнул Марьядек. - Пока наши рожи не запомнили! - он с тоской глянул на костыль, оценивая его как хорошую примету.

Все развивалось сумбурно и суетливо, у Артиго имелись неплохие шансы убежать повторно, но мальчишка впал в прострацию и просто лежал на деревянной ступеньке у конюшни, пока его не подобрал Кадфаль.

- Идем, парень, - сумрачно вымолвил здоровенный искупитель, рядом с которым Артиго казался лилипутом. - Наворотил ты сегодня дел.

Ребенок опять разрыдался, тихонько и с безнадежной тоской. Наверное, Артиго можно было понять, с его точки зрения плохие люди только что разбили вдребезги мечту вернуться к привычной жизни с почтением окружающих, слугами, тончайшими простынями. Выдернули обратно к холоду, трясучему седлу, грязной одежде и воронам в котле. Но понять его никто не стремился. Точнее единственный человек, способный на это, сейчас глухо стонал под руками Хель.

- А я д-д-думал, б-б-бретеры стра-а-ашнее, - прозаикался Гаваль, обнаружив неплохую соображалку. Чтобы понять суть занятий грязного и небритого Раньяна следовало более-менее разбираться в городской жизни, а также уметь делать логические выводы.

- Потому что ты дурень, - приговорила арбалетчица, помогая уложить раненого в телеге. - Поединок двое на одного - верная смерть даже для очень хорошего бойца. Отбиться от трех могут лишь великие мастера. Этот уложил пятерых доспешных еще до нашего появления и остался на ногах.

Она поправила безвольную руку бретера и тихо закончила:

- Не седой.

Короткая фраза прозвучала загадочно для окружающих, но Елена сразу поняла ход мыслей арбалетчицы, точнее подумала, что верно поняла. Не седой - значит не Лунный Жнец, который уже в годах. Надо полагать, Гамилла сообразила, кто обязан ей вовремя сделанным выстрелом. Возможно, у этого понимания будут какие-то последствия, однако наступят они не сию минуту, так что Елена запретила себе об этом думать.

Уходили из городка бортников и плотников быстро, шумно, непрофессионально, как табор, а не компания опасных заговорщиков, ловко заметающих следы. Но все же ушли, вроде бы даже без соглядатаев на хвосте. Трофеи бросили, только Грималь и Марьядек обрезали пару кошелей с поясов убитых, оставалось надеяться, что среди медяков найдется хоть малость серебра. Елена заштопала Раньяна прямо на ходу, остановив кровь и наложив повязки, но бретер впал в беспамятство и, если судить по елениному опыту, вышел из строя, по меньшей мере, на пару недель. Так и поехал дальше в телеге на пару с Артиго.

- Почему не сбежал? - коротко спросила Елена у Марьядека, который с мрачным ожесточением работал костылем.

- Сбегу, - отозвался браконьер. - Слишком вы резкие и опасные, сами лезете в петлю и других тащите. Но сбегу потом. А сейчас уходить всем надо. Разбирать не будут.

Горец умолчал о том, кто и что не разберет, и так было ясно.

Двигались быстро и без фонарей, стараясь не привлекать внимания и уйти как можно дальше еще до восхода. Карт, разумеется, не было, однако судя по каменным столбам указателей, шансы быстро выйти за пределы графства имелись. Конечно, это не отменяло преследования, но сильно его осложняло.

Пантин, кажется, незаметно ослабил боль, терзавшую Раньяна, однако тем и ограничился, всю медицинскую часть пришлось решать Елене. Лошади остались без ночного отдыха и теперь должны были снова тащить поклажу. Раньян время от времени приходил в себя и порывался идти своим ходом, и Елена испытывала регулярное желание дать ему в лоб, благо нынешнее состояние великого фехтовальщика это вполне позволило бы. Гаваль молчал и боялся, кажется, даже собственной тени. Гамилла тоже словами не разбрасывалась, вместе с менестрелем они образовали странную пару, в которой каждый из членов терпеть не мог другого, но вынужденно за него держался. Видимо арбалетчица все же рассчитывала на долю от будущих доходов работника творческого труда.

Елена мучилась от недосыпа и, проверяя на редких привалах состояние раненого, думала - а на кой хрен им, собственно, сдался Пантин? Какой прок от воина-мага, который не колдует и не воюет?.. Ну, почти не колдует. От мысли, что сейчас к общей усталости еще прибавилось бы недомогание, становилось дурно.

Но все равно, мог бы и еще помочь!

Так они шли ночь и все утро под светом уже не луны, а бледного солнца. Вокруг тянулись жиденькие леса, укомплектованные деревцами, которые больше напоминали кустарники. Судя по дымам, неподалеку располагались редкие очаги жизни, но деревеньки пока не встречались. Было тепло и непривычно сухо, впрочем, за спинами, в северной стороне поднималась нездоровая хмарь. Как авторитетно сообщил Марьядек, тонкая серая полоса на горизонте к вечеру превратится в дождь, а на следующий день, скорее всего, жахнет настоящая вьюга с мокрым снегом. Может даже раньше. Новость, которая прежде вызвала бы всеобщее уныние, теперь оказалась воспринята с энтузиазмом и надеждой - скорее бы! Непогода - лучший друг беглеца.

Дорога была совершенно пуста, преследователи то ли отстали, то ли пошли другим путем, так что пока все развивалось более-менее удачно. Даже серый от усталости Марьядек чуть расслабился. А затем путники увидели уже знакомые повозки циркачей. Те, надо полагать, тоже шли всю ночь, а сейчас разбили привал на полянке метрах в пятидесяти от дороги, так, чтобы и поодаль, и в случае чего - дождь, например - можно было вернуться на тракт, не слишком далеко толкая повозки по грязи. Костерок дымил, мулы грустно сунули морды в тощие мешки с кормом. У костерка с печальным видом сидел клоун и жарил на тонком прутике что-то исчезающе малое, кажется хлебную корочку.

Марьядек тихо выругался, дернув головой назад. Там, на горизонте, появилась россыпь мелких точек с ярким пятнышком, больше всего похожим на прапор. Раньян неразборчиво что-то пробормотал и снова потерял сознание. Гаваль явственно затосковал. Искупители как-то разом подобрались. А Елена снова ощутила на себе скользящие взгляды, как накануне, после стремительного ухода Раньяна.

Хотелось наорать на всех в полный голос, что-нибудь вроде «какого хрена?! я в гробу видала всех вас и этого мелкого недоумка! я хотела лишь найти нового фехтмейстера и уйти подальше от столицы! нечего на меня пялиться, спасайся, кто может!». Более того, Елена отчетливо поняла, что ей по большому счету ничто не мешает прямо сейчас сорваться и сбежать. Дорожный мешок на плече, нож на поясе, меч за спиной. Дешевенький, конечно, фактически обычный тесак, выкованный рядовым кузнецом из мягкого железа, но все же клинок. И главное - тубус, в котором хранится цеховая грамота, последний дар Флессы. С ним в любом городе можно заниматься медицинской и аптекарской практикой.

Кстати, ведь искупители следуют за Еленой, скорее всего и теперь пойдут, то есть два суровых телохранителя уберегут от неприятностей. Так, спрашивается, что ей искать в сомнительной компании, которая все равно обречена?

По ходу этих раздумий в голове отчетливо, ясно сформировался простой вопрос: а не пошли бы вы все?..

Нет, ну, в самом деле?..

Взгляды становились настойчивее. Артиго снова начал всхлипывать. Раньян бредил, кажется, рана все-таки воспалилась. Гаваль шептал молитвы. Елена затравленно оглянулась, понимая, что ей снова приходится выбирать. Поймала взгляд Пантина, ничего не выражающих бельм грязно-серого цвета. О чем думал воин-маг, оставалось непонятным, но выглядел пятисотлетний хрен задумчиво, причем как-то по-особенному задумчиво, будто естествоиспытатель или психолог, ведущий экспериментальные наблюдения.

«Мать. Вашу» - раздельно и выразительно подумала Елена.

- Что делать то будем? - негромко спросил как бы в пустоту Марьядек. Никто ему не ответил.

Они прошли еще немного, Елена снова оглянулась и увидела, что точки приблизились. Кто бы ни шел по дороге за беглецами, преследователи не очень спешили. Кто знает, быть может, это и не по их души? Очень хотелось надеяться, но здравый смысл глумливо подсказывал: по ваши, конечно, чьи еще то?