Дворянство Том 1 (СИ) - Николаев Игорь Игоревич

- Ну, это будет просто, - обозначил скупую усмешку Вартенслебен. - Есть очень хороший сигнал.

- Да? - приподнял бровь Шотан.

- Истинно так, - вступил в беседу Курцио. - Позвольте, я попробую угадать? - обратился он к герцогу.

Вартенслебен, желчно глядящий в нетронутый бокал с видом умирающего от жажды посреди пустыни, лишь кивнул.

- Станет очевидно, что мы на пути к успеху, когда очередной проситель или жалобщик понесет свою кляузу не в Совет, а к нам… - очень серьезно сказал Курцио. - Когда мне или кому-то из вас, господа, подсунут свиток с прошением и предложат… скажем так, скромную благодарность за ходатайство, тогда станет ясно, что мы на верном пути. А если это повторится с десяток раз, если дворяне средней руки начнут искать нашей дружбы, надеясь при удаче быть представленными Его Величеству… Тогда можно будет сказать, что все получилось.

Вартенслебен молча отсалютовал бокалом, признав справедливость услышанного.

- Разумно, - согласился Шотан. - Значит, нам следует и дальше работать в оговоренном направлении.

- И скоро ваш выход, любезный друг, - теперь поднял сосуд на длинной ножке Курцио. - Кстати, вопрос с этим идиотом урегулирован.

- То есть мне не придется его убивать? - без капли наигранности уточнил Шотан.

- Нет, - усмехнулся Курцио. - Его наградили и отправили восвояси.

- Отличная новость, - сказал герцог, все-таки коснувшись губами вина, но не более того. Вартенслебена третий день мучили колики в печени, а вино кратно ужесточало боль. Показывать слабость перед коллегами по заговору герцог не хотел, поэтому страдал молча, делая вид, что вино недостаточно изысканно для его благородной особы.

- Да. Тайный Совет глядит на все это с недоверием, - сказал Курцио. - Но пока нам препятствовать не будут. Времени на первый взгляд много, но и задача велика, нельзя потерять впустую ни одного дня.

- Славно, - произнес Шотан, улыбаясь недавнему воспоминанию. - Славно…

* * *

Несколькими днями ранее граф неторопливо, но целеустремленно шел к арене, где весьма дорогой и родовитый наставник пытался обучить Императора премудрости конного боя.

Граф нес в руках обнаженный меч странного вида, держа его под широкую гарду, так, чтобы клинок лежал на груди и плече, почти коснувшись острием уха. За Шотаном бодро шагали трое спешенных жандармов, готовых в любой момент без сомнений и проволочек выполнить любой приказ командира и патрона. Шотан и мастер уже один раз столкнулись в довольно таки жесткой пикировке и разошлись, можно сказать, «самыми краями». На этот раз граф собирался закончить дело, не оставляя недосказанностей. Он шел под непривычно теплым, чуть ли не весенним солнцем и, расслабленно улыбаясь, думал, чем все закончится.

Шотану приписывали множество грехов, большинство слухов были, так или иначе, правдивы. Одно лишь обвинение - в любви к убийствам - оставалось целиком и полностью ложным. На самом деле у «солдатского графа» процесс отнятия жизни каких-то особенных чувств не вызывал. Шотан воспринимал это как обыденное действие, которое имеет причину и последствия, а также не слишком угодно Пантократору, поэтому должно происходить ради достижения некоего профита. Вот и сейчас капитан конной роты предусматривал возможность того, что заезжий щеголь решит испытать судьбу, вследствие чего умрет. И… все, собственно. Всего лишь одна вероятность из многих.

Как обычно, площадка, засыпанная лучшим речным песком, была оцеплена охраной. Князь Гайот дело знал хорошо и озаботился тем, чтобы Оттовио находился под присмотром все время, за исключением особенных случаев. Граф небрежным жестом приказал своему сопровождению остановиться поодаль, чтобы не вызывать нервозность гвардии. Достаточно и одного вооруженного человека в непосредственной близости к сиятельному телу.

Не нужно иметь сверхъестественную проницательность, чтобы еще издалека понять - урок не задался, как, впрочем, и все предыдущие. Это было предсказуемо и логично - на Сальтолучарде лошади, да и разные кареты не в ходу. Бономы передвигались на носилках, и это была одна из немногих возможностей публично явить граду и миру свое богатство, поскольку труд носильщиков дорог, кроме того по традиции их следовало красиво и опять же дорого одеть за счет хозяина. Рыцарей в их обычном виде на Острове тоже почти не водилось - мужу следует демонстрировать доблесть на палубе галеры, с мечом или весами для монет, по обстоятельствам. А скакать на лошадке с копьем наперевес это глупость и баловство, причем несоразмерно дорогостоящие. Поэтому островные дворяне всадниками оказывались никудышными.

Сам Шотан полагал, что все просто: поначалу заводить лошадей для островитян было слишком дорого, на каменистой земле и людям прокорма хронически не хватало, а уж тем более прожорливым тварям. Затем, с течением веков, сугубо вынужденная экономия стала добродетелью и тщательно хранимой традицией. Но сие мнение граф держал при себе, полагая, что не всякой мысли, которая может быть высказана, следует быть произнесенной.

В общем, юный император, приехав в столицу, не умел не то, что ездить верхом, но даже как следует держаться в седле. Это не осталось тайной для подданных и, разумеется, не прибавило симпатий у столпов общества, а также дворянской молодежи. Проблема была осознана и даже подвергнута исправлению, но, судя по тому, что Шотан видел собственными глазами, лекарство здесь послужило скорее ядом.

Граф кивком приветствовал командира пехотной баталии, очень похожего на князя, наверное какой-нибудь родственник… Хотя все горцы так или иначе сходны обликом, с их дурацкими косичками и не менее дурацкими узлами на животах. Командира можно было и проигнорировать, тем более, что ни малейшего уважения к пешцам рыцарь не испытывал. Но граф считал, что не стоит умножать недоброжелателей без необходимости, поэтому был вежлив ровно в той степени, чтобы пехота не подвергалась откровенному унижению.

Граф сделал вид, что не замечает косых взглядов охраны, скользящих по клинку в руках дворянина и шагнул на песок арены. Впрочем, далеко заходить не стал. Шотан был в числе тех, кому разрешалось приближаться к телу Императора не просто с оружием, но и с обнаженным клинком, но и охрану можно было понять, учитывая, как, по слухам, покинул этот мир предшественник Оттовио. Пряча в уголках губ ироническую улыбку, Шотан смотрел на, прости Господь, «урок».

Что тут сказать… дестрие императора оказался великолепен. Восхитительный зверь чистейшей крови, плод столетий кропотливого скрещивания. Пожалуй, коневодство было единственным промыслом, который почти без потерь выжил, пройдя через Катаклизм. Мудрецы и маги божились, что нынешние рыцари садятся на точно таких же коней, как и великие герои древности, овеянные памятью веков. Глядя на рыжего красавца Шотан почувствовал укол черной зависти, граф отнюдь не бедствовал, но позволить себе такого зверя, увы, не мог. Вряд ли по всей Ойкумене удалось бы собрать полный десяток равных этому дестрие. Что ж, в этом случае Сальтолучард расщедрился. И тем печальнее была картина, разворачивающаяся вокруг чудесного коня.

- Нет, нет, нет! - сказал, буквально выкрикнул наставник. - Ваше положение не является правильным!

Ощутимый акцент и расстановка слов указывали на выходца с юго-запада, которые общепризнанно считались лучшими всадниками, а также мастерами конного боя.

Оттовио сгорбился в седле, как забитый жизнью крестьянин на кляче, а не повелитель мира на великолепном коне. Лицо императора изображало вселенскую тоску и уныние. Конь тяжело дышал и выглядел загнанным. На подвижной морде под расшитым золотой нитью налобником читалось выражение, удивительно похожее на гримасу Оттовио. Граф переглянулся с маячившим поблизости смотрителем дворцовой конюшни, два знатока не сговариваясь, грустно качнули головами, понимая друг друга без слов.

- Только поворот! - горячился мастер. - Никакого наклона! Склоняясь, вы заставляете лошадь напрягаться сверх меры, животное устает намного быстрее. А в бою или при скачке можно выпасть из седла. Управлять лошадью следует, поворачивая седалище и тем заставляя ее хребет сгибаться в нужную сторону!