Антипутеводитель по современной литературе. 99 книг, которые не надо читать - Роман Арбитман

«Провокационный» — словечко скользкое. В списке синонимов к «провокатору» лидируют «тайный агент», «подстрекатель» и «предатель». Профессия эта всегда была не слишком почитаемой, но куда деваться патриоту, когда государство в опасности? Ведь «Россия потеряла главное — веру в свое предназначение», «перестройка Горбачева и правление Ельцина отбросили нас к границам XVI века», а внутри страны окопались «безродные космополиты», которым «наплевать на свои этнические корни» и для которых главный критерий — «поддерживает или не поддерживает какую-либо идею Госдеп или Белый дом».

Довольно быстро определившись с друзьями России (это ее армия, флот и ракетные войска) и обозначив контуры единственной спасительницы Отечества (атомная бомба, без которой нас бы «разделили на ряд суверенных государств»), автор сосредоточивается на внутренних супостатах. Три с лишним сотни страниц книги — развернутая докладная записка, подробный перечень неприятелей, злопыхателей и недоброхотов.

О враге номер один в списке Соловьева расскажем чуть позже, а пока представим прочих персонажей топ-десятки злыдней. Номер два — молодежные группировки. Особой разницы между футбольными фанатами, лимоновцами, антифа и отморозками, которые «отрезают головы и хранят в холодильнике», автор не видит. Снисходителен он лишь к одному сорту молодняка, а именно к членам проправительственных движений. Мол, «по сравнению с экстремистски настроенной молодежью «Наши» гораздо благообразнее». Ну да, конечно: голов друг дружке не отрезают, и уже неплохо. А по сравнению с Андреем Чикатило, Пол Потом и Генрихом Гиммлером братья Якеменко — просто мать Тереза, кто бы спорил? Мудрая тактика полемиста — найти верную точку отсчета.

Далее в перечне врагов России последовательно упомянуты коррумпированные стражи порядка, чиновники-взяточники, врачи-вредители, фанаты ЕГЭ, всемогущее «педофильское лобби», вечная заноза Чубайс как «душитель независимой журналистики» и, наконец, олигархи. При этом нынешним богатеям достается по касательной, а в упор прямой наводкой автор лупит по Ходорковскому. Тому, оказывается, «в какой-то момент времени принадлежало такое количество голосов в Думе, что практически любой вопрос надо было согласовывать с ним». А еще Ходорковский будто бы пообещал американцам, придя к власти, «сделать Россию безъядерной зоной», то есть лишить страну спасительницы-бомбы (см. выше). Ох, и повезло же нам, что злодей оказался на нарах!

Теперь, когда список дошел до конца, пора вернуться к его началу. Итак, на самой вершине рейтинга врагов… вы думаете, кто? Она-она, змеюка подколодная — «внесистемная оппозиция», родом из «эпохи подлости 90-х». Первые полсотни страниц посвящены «абсолютно беспринципным политикам», у которых «талант развода лохов на деньги». Немцов, Касьянов, Чирикова и другие «профессиональные борцы с чем угодно» нагло «отрицают право России на спокойное эволюционное развитие» и огульно обвиняют «целую партию в том, что это партия воров». За воплями «несогласных» скрываются «колоссальный эгоизм, страх, вечное прощение любых своих подлостей и жажда славы во всем». Автор то успокаивает (мол, не бойтесь, «осколки былых времен» не победят), то стращает: если они придут к власти, «никакой любви к людям, терпимости к противоположной точке зрения и даже элементарного уважения к людям с иными политическими взглядами не будет». Ну сейчас-то, при нынешней власти, у нас, конечно, нет перебоев с любовью и уважением к людям — верьте Соловьеву, он не соврет. Так что когда сам борец за терпимость, обличитель чужой корысти и жажды славы бранится в телеэфире с Ксюшей, собачится в твиттере с Тиной, обзывает кандидата в самарские мэры «пидора-синой» (и, проиграв тяжбу, долго уворачивается от судебных приставов), вы не взыщите, граждане. Поиски врагов — изматывающая работа, никакие нервы не выдержат…

И вообще, коллеги, вы там поделикатнее с Владимиром Рудольфовичем: второе издание книги — не за горами, а в его списке еще полно вакансий, если что.

Теперь мы знаем, из какого сора…

Людмила Улицкая. Священный мусор. М.: Астрель

Новая книга Людмилы Улицкой — не роман, не сборник эссе, а нечто иное. Чтобы понять ее жанр, сравним две цитаты. Вот Гоголь описывает дом Плюшкина, где собран всякий сор: «Куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете с красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом…» А вот Улицкая рассказывает о своем прадеде, который «никогда не выбрасывал ни картонки, ни железки, с улицы приносил то кривой гвоздь, то ржавую петлю. Всё раскладывал по коробочкам, подписывал: гвозди дюймовые, петля дверная, шпулька для ниток. А на одной коробочке уже после его смерти разобрали надпись: «Веревочка, которая уже ни на что не годится»…».

И там, и тут описан хлам почти одинаково бесполезный, и даже знаменитая веревочка из «Ревизора» здесь изношена до полной никчемности, но почувствуйте разницу! В первом случае — хаос безумного скряги, во втором — порядок рачительного хозяина. В первой цитате — тонкая язвительность, переходящая в сарказм, во второй — добрая ирония, смешанная чуть ли не с благоговением.

Людмилу Евгеньевну, мастерицу «играть в увлекательную игру складывания слов», можно понять. Для литератора словосочетания и предложения, когда-то произведенные на свет с конкретной, подчас сугубо прикладной целью и уже исполнившие свое предназначение, — то же движимое имущество, с которым трудно расстаться просто так. А вдруг найдется новая дверь, к которой можно приспособить старую петлю? Автор признается: «Я, как научилась буквам, так и начала писать: записки, дневники, какие-то клочки фраз на промокашках, письма». И что же, все это отправить на помойку? Как бы не так!

В новой книге все идет в дело, все по-хозяйски разложено по аккуратным тематическим коробочкам: предисловия, некрологи, интервью глянцевым журналам, речи на фестивалях, церемониях вручения премий и днях рождения, заметки на полях, записки поверх заметок, фрагменты мемуаров, кусочки фрагментов и клочки кусочков. Все бесценно и почти сакрально. Всякое лыко обложено ватой и уложено в строку. Еще вчера главными энциклопедистами у нас считались автор Теории Всего Сущего Михаил Веллер и обладатель чудо-жилетки с несметным числом карманчиков Анатолий Вассерман, но теперь их обоих подвинули с пьедестала: Людмила Улицкая обладает не меньшим (а может, и большим) даром на бегу коснуться многих важнейших тем.

Читателю поведают о Мюнхгаузене и Мандельштаме, институте брака и «Докторе Живаго», Одиссее и фотосинтезе, «женском вопросе» и «русском космизме», пищевых цепочках и мировом терроризме, теории эволюции и практике эмиграции, Y-хромосоме и кризисе христианства, апостоле Павле и инфузории-туфельке, опытах на крысах и Симоне де Бовуар, толерантности и спирали ДНК, свойствах сна и природе любви, ГУЛАГе и Стэнфорде. Без помощи Улицкой мы бы вряд ли узнали, что Екклесиаст — «мешок унылых банальностей», что «из земли вырастают растения», а «литература и есть художественное осмысление этих связей человека и мира». И так далее.

«Утрата профессионализма сегодня стала общей болезнью», — пишет Улицкая, и ей трудно возразить. Даже опытный редактор Елена Шубина (чей бренд на обложке не зря исполнен по образцу логотипа издательства «Высшая школа») не всегда спасает от проколов стиля: «Юрий Живаго прекрасно бы умер, не попав на глаза пожилой швейцарке», «он театральный художник, и в своем деле — мастер черного пояса», «последнее десятилетие я всё больше выступаю по всяким околополитическим вещам», «мое писательство произошло (…) на месте, унавоженном моими предками».

Самоповторы — обратная сторона всеохватности: страниц в книге много, а число букв в алфавите ограничено. Дважды рассказано о первом знакомстве с «Декамероном» и Пастернаком, дважды (почти слово в слово) нам объясняют, чем гений отличается от просто таланта. «Материалисты XX века перестали уважать материю во всех ее видах», — печалится автор на странице 113 и семь страниц спустя печалится вновь: «Материалисты разлюбили материю… А она прекрасна и благородна во всех ее формах». В самом начале читаем: «Когда я стала издавать книгу за книгой, я испытывала страх самозванства. Кто это меня назначил писателем? Я стеснялась самого слова «писатель». Но с годами привыкла. Да, писатель». И через две сотни страниц (а вдруг читатель уже забыл, кто здесь лауреат «Букера» и автор «Казуса Кукоцкого» и «Зеленого шатра»?) Людмила Евгеньевна опять сообщит: я «написала много книг, и теперь, не испытывая никакой неловкости, говорю — да, я писатель». Да-да, мы помним. Никакой неловкости, охранная грамота выдана пожизненно. «Священный мусор» — название честное; здесь первое слово обеспечивает второму право на стотысячный тираж и защиту от уборщиц.