Антипутеводитель по современной литературе. 99 книг, которые не надо читать - Роман Арбитман

Наконец-то Раззаков с Крыжановским раскрыли нам глаза на истинное лицо барда! Мы-то думали, что Высоцкий состоялся благодаря таланту и труду, но теперь нам объяснили, что без КГБ он остался бы никем — дурно одетым, нищим и некрасивым человеком, который «умел взять три аккорда и спеть для души». Мудрец Андропов увидел в невзрачном певце потенциал супершпиона: оказывается, «с помощью, в общем, нехитрых приемов в виде поэтических откровений под гитару» можно «манипулировать миллионами». КГБ устраивал Высоцкому концерты по всему миру и не позволял его уволить с Таганки, несмотря на срывы: «КГБ дал понять Любимову, что у Высоцкого есть дела не менее важные, чем театр, и его трогать нельзя».

У авторов нет ни единого документа, подтверждающего их «версию», — одни намеки, домыслы и «реконструкции». Метод построения «чекистской» биографии прост до идиотизма: берется известный факт и трактуется в фантастическом ключе. Ездил в Балашиху с концертом? Значит, проходил спецподготовку в Балашихинской диверсионной школе КГБ. Приезжал в Сибирь к другу Вадиму Туманову? Значит, изучал «возможность доставки золота в Западную Европу». Был на даче Хрущева? Ясно, что с заданием: «Выдавая себя за опального певца, попытаться разговорить его как по поводу мемуаров, так и на другие темы. В частности, Высоцкий настойчиво добивался от Хрущева характеристик на действующих членов Политбюро». Сразу представляешь, как Никита Сергеевич диктует гостю: «Брежнев. Характер нордический, стойкий. Суслов. В порочащих связях замечен не был. Громыко…»

Из множества причин, по которым герой книги решил связать судьбу с КГБ, авторы особо выделяют три. Первая — идеологическая: Высоцкий «верил в прогрессиста Юрия Андропова». Вторая причина — личная: без помощи Комитета у Высоцкого не было шансов завоевать расположение Марины Влади, но он знал, что «Влади даст свое согласие на связь с ним, поскольку этот роман был необходим КГБ». Третья причина — материальная: «Высоцкому как особо ценному агенту могли идти неплохие деньги», а «когда дело касалось денег, в нем просыпался расчетливый еврей».

«Со своей стороны, могу предложить одно дело — оно мне по зубам. Нелегальная работа за границей. Я изучаю испанский язык и работаю на вас. Ну, скажем, в Аргентине. Скрываюсь под личиной хозяина ночного кабаре». Нет, это не Владимир Высоцкий общается с Юрием Андроповым. Это куплетист Буба Касторский в кинофильме «Новые приключения неуловимых» обращается с предложением к полковнику Кудасову, обещая передавать секретные донесения под видом экзотического танца. Впрочем, деятельность агента Высоцкого описана авторами в таком же опереточном стиле, с поправкой на советский новояз. В Португалию он приехал не отдыхать, а «привез деньги для Португальской компартии». В Венгрии не только снимался в кино, но и «включился в процесс формирования европейского наркотрафика в роли связующего звена между Центром (Москвой) и советскими резидентурами». В Перу по заданию КГБ встречался с главой Медельинского картеля Эскобаром. А во время «опасной гастроли» в Риме устраивал покушение на папу — Иоанна Павла II. «Из наших, из поляков, из славян»? Тем опаснее для соцлагеря! И суперагент наносит удар…

Можно было бы попенять авторам за то, что они оставили без внимания извержение вулкана Августин на Аляске в 1976 году — как раз когда Высоцкий приезжал в Штаты (не климатическое оружие ли он там испытывал?), таинственную смерть Мао Цзэдуна, тайфун в Пакистане в 1970 году и пр., однако чем дальше читаешь книгу, чем меньше хочется иронизировать. Когда же тебе намекают, что Высоцкий, вероятно, был причастен к гибели Александра Галича и мог писать доносы на авторов альманаха «Метрополь», становится совсем тоскливо. Глупость перетекает в гнусность: ведь перед нами — не беллетристика, а как бы «документальное расследование». В отличие от веселого жанра mocumentary (стилизации под документ, вроде «Зелига» Вуди Аллена или «Первых на Луне» Алексея Федорченко), жанр квазиисторической фальсификации ориентирован на тех, кто с радостью примет на веру любую абракадабру, если описанная знаменитость будет выглядеть там как можно неприглядней. «Неужели такой я вам нужен после смерти?» — с горечью спрашивал Высоцкий в своей пророческой песне. Увы, Владимир Семенович: некоторым — именно такой.

Приехали

Лев Данилкин. Юрий Гагарин. М.: Молодая гвардия

Если бы Юрий Гагарин и сегодня был жив, книгу о нем все равно могли бы запросто издать в «молодогвардейской» серии «ЖЗЛ» — как выпустили в «ЖЗЛ» (с уточнением «Биография продолжается») книги о ныне здравствующих Геннадии Зюганове, Владимире Путине и Фиделе Кастро. И даже если Юрий Гагарин считался бы существом сугубо мифологическим, легендарным, фольклорным, он тоже, наверное, сумел бы проскользнуть в «ЖЗЛ» — как стали новейшими героями этой серии пророк Моисей, король Артур и Козьма Прутков. Ну а поскольку и факт рождения первого космонавта, и факт его полета, и факт его гибели задокументированы и сомнению не подлежат, Юрию Алексеевичу уж никак было не отвертеться от персонального жэзээловского тома.

Легко вообразить, отчего за эту книгу взялся популярный литературный критик из журнала «Афиша»: в год смерти генсека Черненко будущему биографу Гагарина исполнилось всего десять — дивный возраст для дальнейшей тоски по прекрасной стране, где ярко светило солнце, в кино показывали «Москву — Кассиопею», а мороженое стоило девятнадцать копеек. Напомним, кстати, что Лев Данилкин в жанре байопика не новичок: за несколько лет до того, как заняться главной фигурой нашего космического пантеона, автор опробовал свою ностальгию по «советскому утопическому проекту» на Александре Проханове, выпустив его почтительное (несмотря на иронический заголовок «Человек с яйцом») жизнеописание.

Гагарин для Данилкина — примерно такой же Проханов, только молодой, улыбчивый и в гермошлеме с надписью «СССР». Предыдущего любимого героя биограф защищал от неблагодарного современного общества (пытавшегося «маргинализовать его всеми правдами и неправдами», «представить его, писателя от Бога, графоманом, подлецом, фашистом»), а героя теперешнего заслоняет своим телом от тех «либеральных» извергов, кто видит в Гагарине «воплощение официоза, говорящую куклу, которая по бумажке произносит наборы идеологических штампов на съезде хлопкоробов». Другое дело, что для биографа Проханова его персонаж — как ни крути, еще живой человек, пусть и с яйцом, а жэзээловский Гагарин — хоть не «кукла», однако и не вполне уже человек. Это «свободно конвертируемый супергерой», который все-таки ближе к королю Артуру, чем к тому же Геннадию Зюганову.

То есть, конечно, Данилкин, работая над книгой, не манкирует сбором конкретных свидетельств, старается собрать в кучку живые черты персонажа и ездит «по местам боевой и трудовой». Автор нахваливает своих информаторов («поварих, бильярдистов, офицерских жен, всех тех, кто охотно идет на контакт») и сердится на ближайший гагаринский круг, не пожелавший разомкнуться и впустить биографа («молчит вдова», Герман Титов «бессовестным образом так и не рассказал ничего внятного», «так и не заговорил, в общем-то, Алексей Леонов»). Из-за этих упорных молчальников биографу приходится цитировать таблоиды и сетевой самиздат, заполнять пустоты цитатами из Пелевина и Экзюпери, а также собственными словесными конструкциями, благодаря которым книга порой выглядит каким-то недо-переводом с иностранного («Гагарин, выигравший поул-позишн», «представители гжатского подросткового истеблишмента», «дети хорошо представляли, как выглядит меритократическая иерархическая пирамида в Советском Союзе» и пр., и пр.).

Но даже если бы, допустим, авторская копилка пополнилась еще сотнями реальных подробностей, «каким он парнем был», сам отдельно взятый Юрий Алексеевич не заслонил бы биографу куда более важного для него Гагарина — «нашу национальную икону», «вещество, вызывающее в социуме бурную химическую реакцию», «подвергшийся редизайну идеологический продукт», «сложный продукт кооперации миллионов воль», «и продукт, и выражение всего лучшего, что было в зрелой советской системе»…

Обратите внимание на три последние цитаты. Хотя Данилкин в своих рассуждениях не раз забирается в гибельные выси, дерзко замещая Юрием Алексеевичем третью вакансию в триединстве «Отец — Сын — Дух», все же навязчивое повторение земного слова «продукт» означает одно: биограф внутренне согласен с тем, с чем сам спорит всю дорогу. Увы! Советская власть цинично использовала народного любимца, компенсируя Гагариным (сперва живым, потом иконописным) продуктовый и прочий дефициты в стране. Таким образом, проясняется главная претензия Данилкина к нынешним временам: продуктов в магазинах полно, а вот Гагариных нет. Может, стоит запустить в космос хотя бы Проханова?