Забытый язык - Эрих Зелигманн Фромм

Никто не может – лишь один Тезей.

Ни огненная молния богов

Его не похищала, ни от моря

Вдруг вставший вихрь его не уносил.

Присутствовал ли там богов посланец?

Иль каменные недра перед ним

Земля сама приветливо разверзла?

Так, без стенаний, горести и мук

Пропал Эдип, всех более из смертных

Достойный изумленья… Кто сочтет

Безумной речь мою, тот сам безумен!

Вестник озадачен; он не знает, к кому попал Эдип – к богам небесным или к богам подземным, в мир отцов или в мир матерей. Однако мы можем быть уверены: в том виде, в каком миф был записан через столетия после того, как матери-богини были побеждены олимпийскими богами, такое сомнение может быть только выражением тайной уверенности в том, что Эдип попал к тем, кому принадлежит, – к матерям.

Окончание «Эдипа в Колоне» совершенно отлично от того, чем кончается «Царь Эдип». В последнем судьба Эдипа представляется решенной: он трагический преступник, грех которого навсегда отрезал его от семьи и от людей вообще, обреченный на отверженность, к которому все относятся с отвращением, хотя, может быть, и с жалостью. В первом он умирает, окруженный любящими дочерьми и новыми друзьями, чьим благодетелем он становится, не с чувством вины, а убежденный в своем праве, не как отверженный, а как тот, кто наконец нашел свой дом – обрел единство с землей и с правящими там богинями.

Трагическая вина, пронизывающая «Царя Эдипа», снята с него, и остается только один конфликт, все такой же горький и неразрешимый – конфликт между отцом и сыном.

Конфликт между патриархальным и матриархальным принципами – тема третьей части трилогии, «Антигоны». Здесь фигура Креонта, бывшая довольно неотчетливой в двух первых трагедиях, делается яркой и определенной. Он становится тираном в Фивах после гибели двоих сыновей Эдипа: один был убит при нападении на город в надежде захватить власть, другой погиб, защищая свой трон. По приказу Креонта законного царя хоронят с почестями, а претендент должен остаться непогребенным – по греческим обычаям это величайшее унижение и позор. Принцип, который олицетворяет Креонт, – верховенство закона и государства над узами крови, подчинение власти вместо следования естественному закону гуманности. Антигона отказывается нарушить закон крови и единства всех людей ради авторитарного, иерархического принципа.

Два начала, которые защищают Креонт и Антигона, – это те, которые Бахофен характеризовал как противостоящие друг другу патриархальный и матриархальный принципы. Матриархальный порядок основан на кровном родстве как на фундаментальных и нерушимых узах, равенстве всех людей, уважении к жизни человека и любви. Согласно патриархальному принципу, связь между мужем и женой, между правителем и подданным важнее кровных уз. Это принцип порядка и власти, подчинения и иерархии.

Антигона представляет матриархальное начало и тем самым становится несгибаемой противницей представителю патриархальной власти – Креонту. Исмена, в отличие от нее, смиряется с поражением и уступает победившим патриархальным порядкам; она – символ женщин, склонившихся перед доминированием мужчин. Софокл очень ясно показывает ее роль, когда она говорит Антигоне, решившей воспротивиться приказу Креонта:

Лишь мы теперь остались. Всех позорней

Погибнем мы, когда, поправ закон,

Нарушим власть и волю мы царя.

Опомнись! В женской родились мы доле;

Не нам с мужами враждовать, сестра.

Им власть дана, мы – в подданстве; хотя бы

И горшим словом оскорбил нас вождь —

Смириться надо. Помолюсь подземным,

Чтоб мне простили попранный Завет,

Но власть имущим покорюсь: бороться

Превыше силы – безрассудный подвиг[54].

Исмена принимает власть мужчин как высшую норму; принимает поражение женщин: «Не нам с мужами враждовать». Ее верность богиням выражается только в том, что она молит простить ей подчинение власти правителя.

Гуманистический принцип матриархального мира с его акцентом на величии и достоинстве человека находит прекрасное мощное выражение, когда хор славит силу человека:

Много в природе дивных сил,

Но сильней человека – нет.

Он под вьюги мятежный вой

Смело за море держит путь;

Кругом вздымаются волны —

Под ними струг плывет.

Почтенную в богинях Землю,

Вечно обильную мать, утомляет он;

Из году в год в бороздах его пажити,

По ним плуг мул усердный тянет.

Конфликт между двумя принципами разворачивается при дальнейшем развитии сюжета трагедии. Антигона настаивает на том, что закон, которому она подчиняется, – это не закон олимпийских богов. Ее закон для людей «был ими к жизни призван не вчера: живет он вечно, и никто не знает, с каких он пор явился меж людей», и можно добавить, это закон погребения, возвращения к матриархальной религии. Антигона защищает единство людей и принцип всеохватывающей материнской любви: «Делить любовь – удел мой, не вражду».

Для Креонта наивысшая ценность – подчинение власти; человеческое единство и любовь, если они вступают в конфликт с послушанием, должны уступить. Он должен победить Антигону ради поддержания патриархальной власти и вместе с этим – своей мужественности.

Не мужем буду я – она им будет, —

Коль власть мою ей в поруганье дам.

Креонт недвусмысленно высказывает авторитарный, патриархальный принцип:

Ты прав, мой милый.

Пред отцовской волей

Все остальное отступать должно.

Затем и молим мы богов о детях,

Чтоб супостатов наших отражали

И другу честь умели воздавать.

А кто и в сыне не нашел опоры —

Что скажем мы о нем?

Не ясно ль всем,

Что для себя он лишь кручину создал

И смех злорадный для врагов своих?

Нет, нет, дитя!

Не допусти, чтоб нега

Твой ясный разум обуяла; женской

Не покоряйся прелести, мой сын!

Кто с лиходейкой делит ложе – верь мне,

Морозом веет от таких объятий!

Нет горше язвы, чем негодный друг.

Отринь и ты ее, презренья полный:

Она нам – враг. Пускай во тьме подземной

Себе другого ищет жениха!

Я уличил ее уликой явной

В том, что она одна из сонма граждан

Ослушалась приказа моего;

Лжецом не стану я пред сонмом граждан:

Пойми меня, мой долг – ее казнить.

И пусть взывает к родственному Зевсу:

Когда в родстве я зародиться дам

Крамоле тайной – вне родства, бесспорно,