1661 - Ив Жего

38

Мон-Луи — четверг 10 марта, пять часов утра

Скрываясь за кустарником, Кольбер терпеливо следил за вереницей силуэтов, спешно перемещавшихся по открытому пространству между постройками в Мон-Луи и расположенной по соседству часовней святого Космы. Всякий раз, когда открывалась резная дверь, которая вела в проход позади хоров. Кольбер получал возможность сосчитать прибывавших. Досада охватила его, когда череда ночных гостей прервалась на несколько минут, однако он удовлетворенно улыбнулся, когда в сопровождении двух факельщиков появился последний гость, явно пребывавший в сильном возбуждении. Кольбер надвинул поглубже капюшон и повернулся к солдату, сидевшему рядом на корточках.

— Их песенка спета. А вы запомните! По моему сигналу, только по моему сигналу. До тех пор велите своим людям быть тише воды, ниже травы. Но сначала пусть они окружат ближайший дом.

Он встал и, на удивление живо для своей тщедушной комплекции, направился к скрытой в тени часовне, вздрагивая при каждом порыве шквального ветра.

Ни единый звук, кроме завываний ветра, не нарушал стылого безмолвия ночи. Крадучись, Кольбер пересек открытое пространство, подошел к двери часовни и замер возле нее. Кругом было тихо. Он приоткрыл темную деревянную створку, утыканную шляпками гвоздей, и тихонько проскользнул в узкий проем.

— Помолимся Господу нашему, дабы милостью своей он открыл нам путь истинный в это смутное время.

Услышав голос, пронзивший тишину, Кольбер застыл как вкопанный. Огромная колонна, за которой он стоял, отделяла его от собравшихся в часовне заговорщиков, не оставивших в целях маскировки никакого другого освещения, кроме пары факелов. Опять наступила тишина, Кольбер затаил дыхание и обратился в слух.

Послышался другой голос:

— Собаке — собачья смерть, тем более бешеной! Само провидение избавило нас от сомнений, устранив злодея. Если о чем и остается сожалеть, то лишь о том, что не мы потрясли умы, собственноручно уготовив смерть проклятому кардиналу!

— Злоба совсем не то, чему учит нас Господь, — продолжал первый голос. — И если мне было угодно собрать вас, после того как объявили о смерти кардинала, то только затем, чтобы велеть вам немедленно прекратить все действия в этот час нового потрясения.

Голос зазвучал тверже:

— Пример Морена призывает нас, братья, вести себя более благоразумно. Бедный наш брат поддался искушению злобой и едва нас не погубил, навлекши на нас подозрения и гнев короля. Мы проклинали Мазарини за то, что он извратил истинное предначертание божественной власти, — укрепить славу Господа нашего на земле. Греша на королевскую власть и возомнив себя бунтарем-праведником, Морен — да смилостивится над ним Господь! — забыл об этом и опорочил наше предназначение. Теперь уже не важно, что он не смог добыть для нас бумаги, подтверждающие богомерзкий союз Мазарини с королевой-матерью. Отныне это почило вместе с кардиналом. Куда важнее другое — убедиться в истинных намерениях короля. Что до меня…

— Неплохо сказано, господин королевский духовник!

Собравшиеся в изумлении оглянулись на человека, выступившего из-за колонны.

— Измена!

Один из заговорщиков вскочил, выхватив кинжал, но предводитель жестом удержал его.

— На самом деле это разумно, господин королевский духовник, — бесстрастно заметил нежданный гость. — Действительно, советую вам держать кинжалы в ножнах.

Застыв на месте, заговорщики безмолвно разглядывали спускавшегося к ним по лестнице незнакомца.

— Всякое сопротивление бесполезно, господа, если только кто-нибудь из вас не желает умереть смертью мученика. Снаружи стоят две роты гвардейцев, они окружили часовню и без моего особого распоряжения никого отсюда не выпустят.

— Кто вы такой? — осведомился духовник короля.

— Человек, достаточно осведомленный, потому что знаю: это вы пробрались к Морену и навсегда заткнули ему рот. Достаточно осведомленный, потому что знаю не только каждого из вас по имени, но и всю вашу подноготную. Достаточно осведомленный, потому что слежу за каждым из вас и за вашей тайной сектой начиная с сентября прошлого года, с тех пор, как ее разогнали. Достаточно осведомленный, потому что видел, как вы спешно покинули Лувр, едва королю объявили о смерти кардинала. Полно, господа, хватит играть в прятки, — сказал он, сбрасывая с головы капюшон.

— Кольбер!

— Он самый, господин духовник, собственной персоной.

Кольбер взял стул и сел.

— Вот мы и встретились, а после того как представились, можем и поговорить.

— Что вам угодно? — спросил кто-то из заговорщиков.

— Мне угодно не лишать жизни людей, которых я не считаю своими врагами. И вот доказательство: если бы я этого хотел, вы уже сейчас были бы покойниками или вас препровождали бы в какую-нибудь неприглядную тюрьму. И если я того не захотел, то лишь потому, что слышал ваш разговор и понял: вы вполне можете избежать гибели.

Заметив недоуменные взгляды заговорщиков, Кольбер выдержал паузу, после чего продолжал:

— Вы ненавидели кардинала, пусть. Он умер. Вы хотели его погубить, разоблачив его тайную связь с королевой-матерью. Однако он унес этот позор с собой в могилу. Так ради чего теперь бороться?

Человек, обратившийся с вопросом к Кольберу, бросил с презрением:

— Ради того, чтобы заставить кое-кого почитать истину Господа нашего.

Кольбер, смерив его суровым взглядом, спросил:

— А кто здесь враг Церкви? Поверьте, никто из приближенных короля ни о каком святотатстве не помышляет. Напротив, король желает упрочить духовную власть. Хорошо, если мы пошли на откровенность, могу сказать то, что до недавних пор считалось тайной: через несколько дней король намерен обратиться к духовенству с просьбой покарать всякого рода вероотступников и побудить его подписать свод правил, обязующих священников строго почитать не только власть святой нашей матери Церкви, но и короля, наместника Божьего на земле.

Отодвинув стул, Кольбер принялся шагать взад и вперед по залу, поглядывая на присутствовавших.

— Время Моренов прошло. Поэтому не прогадайте. Служите вашему делу. Но не проглядите истинного врага: тот, кто презирает королевскую власть, презирает и власть духовную, на которой та зиждется. На этот счет у меня есть самые серьезные опасения, основанные на веских подозрениях, о которых король сам, лично, — солгал он, умолчав о роли королевы-матери, — хотел со мной поговорить. И все вместе, надеюсь, мы поборем наших врагов. Не дайте слепоте своей лишить Господа нашего борцов, которые ему еще понадобятся, — обведя всех проникновенным взглядом, сказал он напоследок.