1661 - Ив Жего

Ту ночь его величество провел в близости с королевой. Год назад Людовик XIV решил жениться на испанской инфанте, и причиной тому были очевидные государственные интересы. Этот союз, столь желательный для Мазарини, стал величайшей победой в политических играх старого кардинала, мечтавшего покончить с бесконечными распрями между двумя народами, а заодно — с любовной страстью между юным Людовиком и его, кардинала, племянницей Марией Манчини.

Будущие супруги впервые встретились на Фазаньем острове на франко-испанской границе за три дня до заключения брачного союза. Мария-Тереза, которая была одного возраста с королем Франции, верила, что Людовик полюбил ее всем сердцем: ведь он окружал ее таким вниманием и заботой во время свадебной церемонии, состоявшейся в Сен-Жан-де-Люз 9 июня 1660 года. Однако по возвращении в Париж в августе того же года новоиспеченный супруг вновь воспылал страстью к Марии Манчини. Королева-мать, державшая ухо востро и питавшая симпатию к юной невестке, которая отвечала ей взаимностью, отослала прекрасную Марию подальше от молодого короля. Но и через несколько месяцев Людовик XIV не утратил интереса к новым победам на любовном поприще…

Вечером накануне 9 марта государь неожиданно выразил желание провести ночь со своей супругой. Что вызвало в нем внезапный прилив любви и нежности — агония ли дорогого его сердцу кардинала или сильное желание стать отцом в то самое время, когда судьба намеревалась отнять у него горячо любимого крестного? После ночи любовных утех Людовик XIV не спал, хотя время близилось к утру, и, пристально глядя на спавшую рядом женщину, думал о своем.

«Хоть эта пышка и не вышла ростом да и умом не блещет, — рассуждал он про себя, — но детей она родит мне прекрасивых, это наверное».

Услышав приближающиеся к спальне шаги, король вскочил с постели. Увидев интенданта, склонившегося перед ним в глубочайшей покорности, он почувствовал, как у него учащенно забилось сердце и от сильнейшего волнения к горлу подступил комок. На депеше, которую интендант вручил королю, стояла подпись Кольбера. Текст депеши был предельно краток: «Его высокопреосвященство кардинал Мазарини смиренно почил сегодня под утро 9 марта».

Человека, которым король Франции восхищался превыше всего на свете, который наставлял его после смерти Людовика XIII и который вместе с матерью его Анной Австрийской служил защитой их сплоченной семье, никогда больше не будет рядом; он уже никогда не поможет добрым советом и не научит, как достойно править государством. Впервые в жизни на плечи юного короля легло тяжелейшее бремя ответственности. Однако в эту минуту душу Людовика XIV, как ни странно, раздирали два противоречивых чувства: с одной стороны, горечь утраты, а с другой — ликование от предчувствия того, что он наконец станет единственным полновластным правителем в своем королевстве.

— Сударыня, — обратился король к проснувшейся Марии-Терезе, — величайшее горе постигло наше государство, мы лишились нашего первого министра. Я немедленно отбываю в Венсен, чтобы отдать необходимые распоряжения. Надо утешить королеву-мать, показать ей сыновью поддержку и любовь, как и пристало правителю в столь скорбный час.

Услышав горькую весть, юная королева разрыдалась, и слезы ее глубоко тронули Людовика, разволновавшегося при виде того, как его супруга выражала чувства, которые ему, королю Франции, приходилось скрывать.

— Господин интендант, прикажите немедленно послать нарочного в Венсен, чтобы предупредить о моем приезде. Пусть он также передаст Кольберу, что я желаю собрать совет министров в узком составе. А мои карета и охрана пусть будут готовы к незамедлительному отъезду.

Покидая столицу той холодной ночью, Людовик XIV под убаюкивавший дробный стук копыт по мостовой размышлял о ближайшем будущем и о том, как ему отныне править королевством.

Стук копыт по вымощенной брусчаткой эспланаде всполошил мушкетеров, охранявших подступы к Венсену. Людовик XIV спешил заключить в объятия королеву-мать, которая, как ему казалось, пребывала в безутешной печали. Король спешил еще и затем, чтобы показать всем, на что он способен, и хотя в глубине души не испытывал большой уверенности в своих силах, показывать это кому бы то ни было он вовсе не собирался. Войдя во дворец, Людовик заметил, что гвардейцы кардинала в знак траура перевернули ружья дулом вниз. По дороге из Парижа в Венсен к королю присоединились маршалы Виллеруа, Грамон и Ноайль, и сейчас они шли рядом с ним. Анна Австрийская, в окружении находившихся в замке министров вместе с Кольбером, ожидала его в комнате, смежной со спальней, где покоилось тело кардинала.

— Король! — зычно возвестил привратник, распахивая двери.

Появление государя в такой час, да еще при таких обстоятельствах являло собой действительно небывалое зрелище: оно сочетало в себе торжественность придворной жизни и печальную простоту траурного сборища домочадцев. Королева-мать согревалась чашкой шоколада с корицей, сидя в кресле у камина. Лионн беседовал вполголоса с Летелье, Бриенном и Кольбером. Все встали, приветствуя вошедшего короля Франции. Людовик устремился к матери — она тоже успела подняться, чтобы поцеловать сына. Глаза ее воспалились от усталости и пролитых слез.

— Знайте, сударыня, я разделяю ваше горе, — нежно сказал король, заключив мать в объятия. — Представляю, насколько ваше присутствие облегчило крестному страдания, которые он пережил за эти несколько дней перед смертью.

— Сир, — проговорила королева-мать, не в силах сдержать слезы, — королевство лишилось самого преданного своего слуги. И ваш приезд принес нам приятное утешение. Ваш крестный до последнего вздоха вспоминал ваше величество, — сквозь слезы прибавила Анна Австрийская сдавленным голосом.

— Я хочу видеть его, — решительно заявил король.

Его воля показалась всем неожиданной: чтобы король Франции находился возле мертвого тела — такое и представить себе было трудно. Нарушив тягостную тишину, Людовик XIV повторил:

— Я хочу его видеть!

И тогда привратник открыл дверь в комнату, где лежал покойник.

Людовик застыл на месте. Он почувствовал огромное горе при виде неподвижного тела крестного. Как зачарованный смотрел он на постель, освещенную лишь зыбким пламенем свечей в расставленных вокруг подсвечниках. По щекам Людовика текли слезы. Сейчас он переживал самые яркие воспоминания своего детства, проведенного возле крестного. Он слышал голос с особенным выговором, который столькому его научил, и понимал, что отныне ему предстоит в одиночестве идти навстречу своей судьбе.