Свет твоих глаз - Джоди Хедланд

Анжелика попыталась унять дрожь в руках и ногах. Если Лавиния откажется принять ее, что остается делать?

Каждое утро на прошлой неделе она приносила в форт свой улов и умоляла рассказать ей о Пьере. И каждое утро ответ был один: он все еще в Черной Дыре.

В эту глубокую и сырую яму бросали только самых ужасных преступников, приговоренных к смерти. Дыры в земле хватало, чтобы взрослый человек мог в ней сидеть вытянув ноги. В нее не проникал свет.

Анжелика содрогнулась при мысли о том, что Пьер оказался в полной темноте, и его израненную спину даже не перевязали.

Руки ее были в перчатках, но голые плечи отчаянно мерзли. Середина августа выдалась довольно теплой, но в это утро небо затянули грозовые тучи, которые пригнал холодный ветер, и стало ясно, что осень не за горами. Довольно скоро вояжеры и индейцы покинут остров, отправившись охотиться на запад.

И Лавиния тоже скоро уедет.

Анжелика взглянула на закрытую дверь спальни и вновь зашагала по коридору. После целой недели мучений она наконец-то уговорила одного часового пропустить ее к Лавинии. Вначале тот не соглашался, но при виде куриных яиц его глаза буквально засветились.

Все знали, что в форте почти не осталось провизии и с каждым днем ситуация становилась все хуже. Только вчера до острова дошли слухи, что американцы уничтожили английские склады в заливе Ноттавасага и потопили шхуну «Нэнси», которая шла к Мичилимакинаку с грузом обуви, кожи, свечей, муки, свинины и соли.

Это был последний английский склад вблизи острова, и теперь, уничтожив его, американцы устроили блокаду и на востоке, отрезав путь английским кораблям. Судя по всему, американцы решили, что, если не удается выбить британцев с острова, можно заморить их голодом и заставить сдаться.

Даже до сражения провизии на острове не хватало. Теперь же гарнизону пришлось уменьшить свой рацион в два раза. Огороды за домом командования опустели, все съедобное давно было съедено. А когда опустеет и склад, станут ли они требовать от островитян продовольствие, что те заготовили на зиму?

Анжелика боялась, что так и случится, если англичане не смогут прорвать блокаду и до зимы пополнить свои запасы. Прошлая зима была страшной. Но в этом году зима еще не началась, а голод уже подступал.

Она снова потерла мерзнущие руки. Если бы только нашелся способ передать Пьеру еду! Но ее не хватало и солдатам, а потому Пьер был последним из жителей форта, которому станут выделять драгоценную провизию. К чему тратить еду на того, кто уже приговорен к смерти?

Дверь в комнату Лавинии скрипнула и отворилась. Анжелика застыла, чувствуя, как учащается пульс.

Служанка выскользнула в коридор и прикрыла за собой дверь.

– Мисс Мак-Дугал не желает, чтобы ее беспокоили.

Анжелика взглянула на дверь. Возможно, ей стоит силой прорваться внутрь, несмотря на слова служанки. Тогда она бросится к Лавинии и будет плакать, просить, умолять. Ситуация представлялась настолько безнадежной, что Анжелика была готова на все, лишь бы только спасти Пьера.

– Мне очень жаль, мисс, – прошептала служанка.

– Ты сказала ей, что я надела платье?

– Да, и она ответила, что вы можете его оставить. Что она желает отдать платье вам как подарок.

Анжелика покачала головой.

– Но мне не нужно платье. Мне нужно увидеть ее.

– Она слишком нездорова, чтобы продолжать ваши уроки.

– Ты сказала ей, что мне не нужен урок? Я здесь только потому, что мне нужна ее помощь. Мне нужно освободить… моего друга из Черной Дыры.

Она не могла вслух назвать Пьера своим любимым, что было правдой. Как бы ей ни хотелось это отрицать, как бы Анжелика ни винила себя за то, что стала похожей на мать, как бы она ни старалась исправиться в будущем, она не могла перестать любить Пьера. И никогда не сможет. Даже после того, как его казнят.

Служанка помедлила.

– Она упомянула, что вы можете приходить с этой целью, и велела передать вам, что пришло время забыть о нем, что после того, что он сделал, вам стоит сосредоточить свое внимание на ком-то более достойном.

Забыть о Пьере? Это было все равно что просить Луну позабыть о Солнце. Он освещал ее жизнь. С ним она могла смеяться. Он превращал все тени в солнечный свет.

К тому же Пьер был достойным. Пусть даже он сделал несколько ошибок в этой войне. Пусть даже был слишком небрежен, пусть он попался. И все же Пьер медленно, но верно становился добрым христианином.

И она не могла его бросить.

Служанка начала пятиться.

Анжелика протянула руку, чтобы остановить ее.

– Прошу, передай Лавинии, что я сделаю все, что она пожелает. Что угодно.

Служанка помедлила.

– Пожалуйста, – взмолилась Анжелика. – Если она не хочет просить о его помиловании, пускай хотя бы попросит перевести его из Черной Дыры в тюрьму. Возможно, она поможет мне получить разрешение принести ему немного еды.

Но юная девушка уже качала головой.

– В Черной Дыре его ждет ужасная смерть. Все знают, что это смертельная ловушка. Там так мало воздуха, что узник однажды задохнулся, не дожив до казни.

– Я не могу заставить мисс Лавинию передумать, – ответила служанка, взглянув на дверь. – Но она упомянула, что завтра встанет с постели. Возможно, завтра вы сможете поговорить.

Анжелика поблагодарила девушку и ушла, цепляясь за тень надежды на то, что завтра, так или иначе, сумеет заручиться поддержкой Лавинии.

Когда она проскользнула в заднюю дверь таверны, Бетти стояла перед камином, что-то помешивая в большом котле.

Грозовые тучи зависли над островом, и комнату освещало лишь слабое пламя в камине.

Запахи рыбного и лукового супа смешались в воздухе, и желудок Анжелики подвело от голода. Но эта боль лишь напомнила ей о том, как мучается Пьер в этой Черной Дыре. Если его не убьют раны и недостаток воздуха, голод завершит дело. Она должна найти способ помочь ему, хотя бы уменьшить страдания этих последних дней.

Бетти даже не посмотрела на нее.

– Тебя искал мой муж.

Анжелика ускорила шаг, огибая корзины с огурцами, зелеными бобами и свеклой, которые собрала этим утром и собиралась солить и заготавливать, если, конечно, англичане не успеют все это конфисковать.

– Я была в форте с мисс Мак-Дугал, – ответила Анжелика.

Про себя она молилась о том, чтобы успеть снять платье, пока Эбенезер ее в нем не застал.

Анжелика выходила из таверны, когда Бетти в своей спальне кормила ребенка. Она заранее подгадала свой уход ко времени кормления, чтобы Бетти не заметила ее в этом платье.

– На твоем месте я бы сразу призналась, – сказала Бетти напряженным тоном.

– В чем призналась?

– В том, чем ты там занималась на самом деле, – сказал Эбенезер из угла комнаты.

Последовал раскат грома, и вспышка молнии на миг осветила комнату и Эбенезера, сидящего на бочке с ромом.

Анжелика застыла.

Он поднимался медленно, с нарочитым и неестественным спокойствием.

– Так где же ты провела больше часа в этом омерзительно непристойном наряде?

– Я ходила в форт к мисс Мак-Дугал. Вот и все.

– Лжешь! – голос Эбенезера сорвался на вопль, и он грохнул кулаком по бочке.

– Я не лгу. Спросите часового у Саус-Салли. Он скажет вам, что я была в форте.

– Охмуряла солдат, надо полагать.

– Нет…

– Не смей отрицать этого, юная леди! – Он снова ударил по бочке. Но затем выпрямил спину, прочистил горло и продолжил ровным и низким тоном: – Мне стало совершенно ясно, что ты начала уделять слишком много внимания своей внешности.

– Я впервые надела это платье после вечера танцев.

И снова раскат грома, за которым последовал шум дождя, колотящего в окно. Эбенезер двинулся к ней.

– Тогда как ты объяснишь присутствие вот этого в твоих вещах? – Он протянул к ней руку, и Анжелика увидела на широкой ладони расческу с костяной рукоятью, подарок Жана в день их помолвки.

Анжелика бросилась за ней, но Эбенезер отдернул руку.

– Это мое! – закричала она, отчаянно пытаясь сохранить единственную красивую вещь в своей жизни. – Отдайте мне гребень.

Но Эбенезер уже спрятал его в складках своей длинной бесформенной рубахи.

– Итак, ты признаешься в грехе тщеславия?

– В расческе нет совершенно ничего тщеславного. – Она задрожала. – Жан подарил мне ее в знак нашей привязанности друг к другу.

– Тогда я тем более должен ее забрать. – Эбенезер похлопал себя по карману. – Поскольку привязанность к Жану ты очернила своим распутством.

Бетти перестала помешивать суп и теперь наблюдала за ней и Эбенезером. В последние несколько недель она все чаще прожигала Анжелику злыми взглядами. Судя по всему, Бетти нужно было кого-то винить в неверности Эбенезера, в его отлучках к индейским женщинам, и отчего-то она убедила себя, что в этом повинна Анжелика.