Торлон. Война разгорается - Кирилл Шатилов

— Уж не хочешь ли ты, ма, прибегнуть к гостеприимству Ротрама?

— Меньше всего на свете! Ему сейчас точно не до нас. Бедный Ротрам! Если нам когда доведется еще свидеться в моей таверне, обещаю, что не возьму с него больше ни силфура. Настоящий мужчина! Один вышел к вооруженной толпе. Как-то там ему пришлось?

— Думаю, несладко, — хмыкнул Тангай. — Если только он не мастер поболтать натощак. А то, гляди, может, и повезло под конец. Толпа — дело такое. Непростое. В любую сторону повернуть способна. Ежели на него поперла, то его уже нет в живых, да и таверну вашу разнесли по снежку в щепки. А если не разнесли пока, то, думаю, и он жив-живехонек. — Тангай взял со стола два мешка. — Ну что примолкли, соколики? Пошли, что ли?

— А рукопись! — спохватился Хейзит.

— Я все собрала и свернула, — уперлась ему в грудь твердой ладошкой Велла. — Завернула в пустой мешок и положила в твой. Хочешь, я понесу?

— Нет уж, я лучше сам… Благодарю.

— Тогда дай мне факел.

Один за другим они покинули давшую им недолгий, но своевременный приют комнату, в которой невидимо присутствовал дух их мужа и отца.

Освобождение Гийса стало для всех облегчением, для кого моральным, а для кого и физическим. Теперь он тоже мог нести мешки, факел и его не нужно было тащить или подталкивать. Велла двинулась было за ним следом, однако Хейзит оттеснил ее и бросил вопросительный взгляд на мать, которая молча кивнула и пошла за детьми. Замыкал шествие по начавшему резко сужаться коридору Тангай, заметно повеселевший после привала.

— Я понимаю так, — говорил он в спину Гверне, — что с соседями вам не крупно повезло. Завистливые они оказались, недобрые и все такое. Добрые соседи на вашу домину не ополчились бы.

— Тебе почем знать, мил-человек? — не оглядываясь, буркнула Гверна.

— Это ты, хозяюшка, правильно заметила. Мне соседи как порода неизвестны. Я их в свое времечко предостаточно повидал и при первой оказии решил подальше отселиться. Чтобы если уж соседи, то сосны да вольный ветер. Ни тебе криков, ни гостей незваных, ни склок под окнами, ни косых взглядов.

— Где же это ты так лихо пристроился?

— А! Вот и я о том же — лихо! Есть у меня одно местечко укромное, жаль, отсюда не видать. Знаешь, где рыбацкое поселение?

— Кто ж не знает!

— Ну вот, ежели на него идти, а потом к Пограничью свернуть, там вскорости и моя хибара объявится. Не такая, как у тебя была, признаю, но жить можно. И хорошо можно. Даже вдвоем. Намек поняла?

— Что ты там жируешь? Да уж поняла. — Гверна по-прежнему не оглядывалась, но по голосу было заметно, что она улыбается.

— Ну «жируешь» — это оно, конечно, громко сказано, но возражать особо не стану. Нравится мне там. Сам, знаешь ли, возвел хоромы. Я ведь по дереву давненько промышляю. Кое-что, говорят, умею. Строил себе избу по старым уставам, до половины в землю врыл, брус тесал, пол доской сосновой выкладывал. Над землей почти не видна, а стоять в полный рост можно. И даже подпрыгивать.

— И часто ты подпрыгиваешь?

— А еще по секрету могу сказать, что у меня прям в доме вода есть, источником бьет из стены. Удобная вещь. Чистая, зараза, зимой холодная, аж зубы режет.

— У тебя и зубы есть?

— У меня все есть, если ты не заметила.

— Заметила, заметила. Что ж ты, раз вольницу любишь, сюда к нам, обычным людям, попал?

— Так ведь я не шеважа какой, чтобы в дикости прозябать. И не только для себя строить умею. Вон сын твой, поди, благое дело затевал. Почему, думаю, не помочь ребятам. Жаль, что все так никудышно обернулось.

— Что там у вас стряслось-то? — Гверна впервые оглянулась на собеседника через плечо: — Сказывали, какие-то чужеземцы на вас напали.

— Было дело. Только, сдается мне, чужеземцы нас меньше потрепали, чем свои же. Примчались, согнали всех с работы, повернули рылом к дому и велели уматывать. Очень приятно и полезно. Особенно когда оплаты за все дни мы так и не увидели. Спасатели! Правильно твой Хейзит рассуждает, что если бы спасти по уму хотели, то людишек бы подкинули, а не забрали. Эй, впереди, там точно дорога есть?

Тангай имел в виду, что теперь им проходилось буквально протискиваться между промерзшими стенами.

— Была б сейчас не зима, — продолжал он, так и не получив ответа, — все б уже давно по уши в грязи были. В тепло тут, видать, нешуточно подтекает. Не хотел бы застрять в ожидании лета. Может, вернемся, пока не поздно? Кажись, парочку боковых коридоров мы миновали.

— Нет, мы правильно идем, — послышался впереди спокойный голос Гийса. — Если раньше времени свернем, можем обратно в замок угодить.

— Ты это каким местом чуешь? Может, и меня, пока суд да дело, научишь?

— Это место не у всех есть, — отозвался Гийс. — Как говаривали наши предки, «как шеважа ни учи, он не ляжет на печи».

— А я и позабыл, что ты лучше нас всех знаешь, как говаривали наши предки! — воскликнул Тангай. — А про умников слыхал?

— Слыхал.

— Ну и…

— «Умника учить, что осоку точить».

— Ишь ты! А я вот другую припоминаю: «Умником родился, дураком сгодился».

— Я даже представляю, кто мог такую поговорку сочинить, — заметил Гийс. Ему вторило женское хихиканье.

Тангай хотел было набрать в грудь побольше воздуха, чтобы выпалить очередную порцию колкостей, однако пробираться вперед и без того стало слишком туго. Пришлось выдохнуть. Вроде полегчало. Да и проход перестал сужаться. Скоро по нему снова можно было идти вольно, не поворачиваясь боком.

— Кстати о печах, — заговорил Тангай. — Давно хотел тебя спросить, Хейзит, ты когда-нибудь раньше из своих камней глиняных печи строил?

— Нет, не приходилось. А что?

— А откуда ты тогда взял, что, если большую печь построишь, она будет жар давать, как обычная?

— Ниоткуда. Знаю — и все. Ты сам-то в печах понимаешь?

— Понимаю, сам себе лепил.

— И как лепил?

— А ты не знаешь, что ли? Как водится. Остов сперва деревянный. Потом глину берешь и лепишь. У меня ничего себе, хорошая получилась. Топка глубокая.

— А еще как можно печь сотворить?

— Как мы раньше иногда творили. Берутся ровные камни и укладываются в глину. Печки получаются покрасивше тех, что на деревянной основе, и тепло хранят, надо сказать, подольше. Только где ж теперь столько камней наберешь?

— Вот ты, считай, сам на свой вопрос и ответил. Мои камни одинаковые, удобнее любого булыжника. Тепло упорно держат. Глина и камень — одно целое получается. Поди плохо! А внутри все как у обычной печи. Должно было получиться.

— Да, — хмыкнул Тангай после короткого молчания, — если чужеземцы наше строительство не разрушат, оно наверняка подлецам замковым достанется. Знал бы, сам бы все там покрушил на дорожку.