Торлон. Война разгорается - Кирилл Шатилов

— Хочешь сказать, мы помешали тебе нам помочь? — Обращаясь к Гийсу, Гверна смотрела на дровосека.

— Не вы, а он. — Их взгляды сошлись в одной точке. — Теперь я не в состоянии доказать, что собирался, а главное, был в состоянии повлиять на решения херетоги Донела. Можете мне не верить, если не готовы. Это ваше дело. Только потом на меня не пеняйте. Ни Донел, ни кто другой в замке не знает, что я на вашей стороне. Для всех я буду оставаться вашим заложником. Правда, не уверен в том, что пригожусь вам в этом качестве больше, чем просто две лишние руки, знакомые с оружием. Если мне его дадут. Мой отец может счесть требования чрезмерными и тогда легко забудет, что у него есть сын. Как забывал об этом до сих пор…

— Какая жалость! — не сдержался дровосек.

— Тангай! — возмутилась Велла, заливаясь краской. Все это время она смотрела на говорившего с восхищением, вспоминая их разговор прошлой ночью в лагере у карьера. Нет, уж о ком угодно, а о ней он не может думать как о предательнице. Она ведь чувствовала его руки, осторожно и очень медленно вынимавшие нож у нее из-за пояса. Она ничего не сказала, надеясь именно на такой благополучный исход и при этом жутко боясь обмана: не окажись Гийс тем, кого она в нем все это время с их первой встречи видела, сейчас бы на столе не сидели встревоженные мать с братом, а лежали три никому не нужных холодеющих трупа. — Я выспалась и могу посторожить. А вы ложитесь. Глядишь, подобреете.

— Я добрый от рождения, — невесело пошутил Тангай. — А нынче особенно. Меня только что чуть не убили. Я очень вам благодарен за это, молодой человек. Так вам ничего подержать не нужно?

— Это был предлог, — признался Гийс. — Но если действительно захочу, непременно о вас вспомню.

— Сделайте одолжение.

— Обязательно сделаю…

— Все это очень мило, — откашлялась Гверна, хранившая до сих пор задумчивое молчание, — но теперь, когда ты свободен, потрудись рассказать нам все, что знаешь о причинах, приведших нас сюда, под землю. Тебе ведь известно больше, чем ты говоришь, и гораздо больше, чем всем нам, вместе взятым. Не так ли? Причем это не будет означать, что ты оправдываешься, хорошо?

Гийс кивнул, однако открывать рот не спешил. Он как будто только сейчас заметил окружавшие соты стен и донышки торчащих бутылей и с нескрываемым интересом разглядывал их, не обращая внимания на те девять, что стояли особняком.

— Там дальше, — заговорил он наконец, — есть туннель, который соединяет подвалы замка и Айтен’гард. Я ходил по нему прошлой зимой. Заблудиться довольно легко, поскольку от него уходят другие коридоры в неизвестных мне направлениях, но я думаю, что правильный путь все-таки вспомню. Конечно, если вам надо. На стенах есть условные знаки, так что тем, кто умеет их толковать, нетрудно найти верную дорогу.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Мама, подожди! — возмутилась Велла. — Гийс говорит о вещах гораздо более важных.

— Нет ничего важнее чистой совести, — заверила дочь Гверна и добавила: — Я даю ему возможность ее очистить.

Гийс встал с табуретки. Его с детства научили, что разговаривать с женщинами сидя невежливо. А разговор сейчас предстоял не из легких.

— Да, мой отец — Демвер, главный над сверами и один из двух военачальников, положивших конец правлению рода Ракли, — начал он спокойно, будто рассказывал никому не интересную, скучную сказку, а не историю, положившую внезапный конец той жизни, которую они все знали. — В свои планы он меня не посвящал. Никогда. Большую часть времени я проводил в замке, где мы впервые встретились с Хейзитом, был с малолетства отдан на воспитание Вордену, посвящавшему меня по мере сил и желания в подробности Культа героев. Я ночевал у него в келье, ел с ним за одним столом, выполнял разные поручения и считал, что так и должно быть. Отца я видел нечасто, по большей части издали, редко наедине. Он мало интересовался моими успехами, считая, наверное, что я по робости избегаю выходов на ристалище, где закалялись в каждодневных сражениях его воины. По правде говоря, если он так думал, то был недалек от истины. Чем больше я узнавал от Вордена о героях прошлого, тем меньше уважения и интереса вызывали во мне нынешние виггеры.

— Тут даже я готов согласиться, — хмыкнул Тангай, устало опускаясь на место рассказчика.

— Тем не менее — заметил Хейзит, — когда мы впервые встретились в замке, ты признался Локлану, что тебе крепко досталось именно на ристалище.

— Могу только позавидовать такой памяти! — Гийс впервые за последнее время улыбнулся. — Действительно, втайне от отца, точнее, не слишком стремясь привлекать его внимание, я то и дело надевал доспехи и выходил в поле за очередными ссадинами и синяками. Наверное, потому что хотел быть похожим на Дули и героев из его свиты…

Гверна снова откашлялась и сказала:

— Ты очень складно вспоминаешь о вещах, которые мало относятся к моему главному вопросу.

— Разве был задан вопрос? — Гийс посмотрел ей прямо в глаза.

— Хорошо. Если тебе это поможет, я задам его сейчас. Что ты знаешь о происходящем в замке? Можешь, разумеется, отнекиваться и говорить, что ничего, однако я тебе не поверю, уж извини. А историю про Вордена прибереги для Веллы.

Велла почувствовала, что сама готова схватиться за возвращенный ей нож. Почему она грубит ему? Это нечестно!

Гийс грустно кивнул. Сейчас он не был похож ни на гордо молчавшего пленника, ни на храброго фултума, чем совсем недавно расположил к себе Хейзита. Он был одним из них: брошенный на произвол судьбы, все потерявший, всеми преследуемый.

— Вы не совсем правы, вифа Гверна. Если я сегодня и знаю чуть больше вашего, то только благодаря Вордену. А узнал я это опять-таки лишь потому, что Ворден видел, как далек я от своего отца. Иначе он вряд ли решился бы поделиться со мной тем, что понял.

— И что он понял? — Гверна явно не собиралась уступать материнским чувствам и смирять свой боевой настрой. Ей хотелось во что бы то ни стало докопаться до правды, какой бы жуткой она ни оказалась. И тогда действовать не по наитию, а наверняка.

— Он никогда не объяснял этого напрямую, — вздохнул Гийс. — Но многое я сумел переосмыслить после его смерти.

— Ворден разве умер?

Хейзит посмотрел на мать. Почему она так удивлена? Сам он слышал, кажется, от самого Гийса, что главного проповедника Культа героев больше нет, но что в этом такого странного? Старые люди иногда умирают.

— Да, Ворден умер, — продолжал Гийс. — Вы знали его?

— Он всегда очень хорошо относился к моему мужу, — поежилась Гверна. Позволила дочери накинуть себе на плечи теплый вязаный платок.