Рыцарский долг - Александр Трубников

Сарацины и генуэзцы не решались возобновить штурм. Воспользовавшись захваченными рибодекинами, они укрылись от обстрела и выжидали, опасаясь повторной кавалерийской атаки. Однако и строй посланников уже не был той монолитной стеной, которая встречала первые удары.

Привычная, а потому ставшая почти незаметной гроза, зацепив ущелье кончиком крыла, прошла стороной, и теперь на сражающихся капал лишь мелкий моросящий дождь. Воспользовавшись прояснением, атакующие, повинуясь окрикам своих командиров, оставили укрытие и, не заботясь более ни о строе, ни о тактических приемах, толпой ринулись вверх по склону…

– Ну вот и все, – спокойно произнес де Мерлан, разглядывая сквозь прорези полумаски орущую беспорядочную толпу. – Теперь нам точно конец, сир провидец. Мы-то, конечно, их положим немало, однако если на каждого приходится по три-четыре опытных противника, да не в строю, а в поединке, то тут никакая боевая выучка не поможет, разве что везение. Хотя тут, положа руку на сердце, тоже жаловаться грех. Его, везения этого самого, нам с тобой, приятель, было отпущено, пожалуй, поболе, чем на всех вместе взятых Мерланов, начиная с основателя нашего рода… Рембо! – не оборачиваясь назад, крикнул достославный рыцарь. – Оставь строй, поднимись наверх, вложи в ножны меч и возьми в руки лютню! Послушаем напоследок какой-нибудь из твоих похабных куплетов.

Трубадур, привыкший беспрекословно подчиняться своему господину, немедленно выполнил его приказ. Не успели первые из атакующих, налетев на строй, вступить в рукопашную схватку, как над скалами, перекрывая завывания ветра, шум дождя и раскаты отдаленного грома, полилась торжественная песнь.

На сей раз бывший жонглер, обычно избегавший торжественных песнопений, изменил себе и исполнял не любимый всеми орденскими братьями «Сказ о рыцаре, студенте и юной дочери графа», а старинную рыцарскую «Балладу о деяниях», шансон-де-жест. Такие баллады обычно исполняют долгими зимними вечерами в тиши старых замков, в обеденных залах с огромными, в человеческий рост, каминами и стенами, что увешаны трофеями, захваченными еще в битве при Пуатье[30]… Высокий и чистый голос разносился по ущелью. Жак узнал древнюю песнь, рассказывающую о паломничестве Карла Великого в Иерусалим. В ней грозный император называл себя «протектором Святого Гроба» и одним из легендарных основателей их крестоносного братства. Сейчас, перед лицом неминуемой смерти, торжественные слова баллады ничуть не казались пафосными и выспренними:

Сеньоры! – император говорит, —Послушайте, я вот что вам скажу:Отправимся в Заморье мы теперь —

Земля Святая к подвигам зовет,Плывем к Господню Гробу и Кресту,Чтоб защищать их, сколько хватит сил![31]

«Чем ближе от себя человек ощущает дыхание смерти, – подумал Жак, вонзая меч в грудь налетевшего на него араба, – тем меньше он стыдится высоких чувств». Это была последняя связная мысль, которая пронеслась у него в голове. Вскоре все его помыслы были полностью поглощены схваткой. Под лязг мечей, грохот булав, бьющих по кольчугам и шлемам, вопли и предсмертные крики сражающихся Рембо завершил длинный шансон о Карле Великом и сразу же начал песнь о Роланде. Увлекшись, он покинул укрытие и, желая, чтобы его было лучше слышно, поднялся на большой камень.

– Прячься, жонглер! – оглянувшись назад, что есть мочи завопил Робер. Но было уже поздно.

Скучавшие во время свалки пизанские стрелки, увидев отличную мишень, выстрелили чуть не все одновременно. Несчастный певец, в жизни которого было много грехов, но нашлось место и подвигу, способному прославить имя любого рыцаря, оборвал песню на полуслове и с громким стоном рухнул вниз. Он погиб как настоящий трубадур – в сражении и с лютней в руке. Братья-рыцари, а вслед за ними и монголы взревели и, мстя за Рембо, в едином порыве бросились в контратаку.

Бой продолжался невероятно долго. Ряды защитников медленно и неумолимо таяли. Тяжелые генуэзские мечники вместе с легкими и подвижными мусульманами были опасны втройне. Даже хорошо обученный рыцарь или сержант не мог долго противостоять врагу. Все его внимание поглощал наемник, пропущенный удар которого был смертелен, а с флангов, целя дротиками в плохо защищенные участки, крутились сарацины. Строй постепенно редел.

Наконец, когда едва появившееся из-за слегка разошедшихся туч солнце уже цепляло нижним краем горные вершины, настал момент, когда поредевший строй дрогнул и в одночасье рассыпался на отдельные очаги сопротивления.

– Наверх! – закричал Робер, увлекая за собой Жака и Серпена.

Они бросились к последнему рубежу обороны – небольшой площадке под скалой, на которой были оставлены кони и стояли кибитки.

К тому времени, когда друзья, преодолев подъем, достигли цели, там уже находились все, посвященные в тайну. Сен-Жермен, Толуй, Чормаган стояли в одном строю с рыцарями, сержантами и нойонами, сжимая в руках последние оставшиеся щиты и готовые до последней капли крови защищать бесценный груз. Оглянувшись назад, Жак увидел, что бой внизу уже завершается, а к ним бегут мастер Григ, де Барн и еще несколько человек.

– Вы заняли не лучшую позицию, мессир, – мгновенно оценив обстановку, покачал головой де Мерлан. – Они сейчас покончат с теми, кто еще жив, и начнут нас расстреливать арбалетами! Выставляйте вперед те кибитки, что с золотом, и прячьтесь за ними. Это нам даст еще немного времени. Когда они пойдут на штурм, позволим заглянуть внутрь – и им сразу станет не до нас. Мусульмане Салеха и генуэзские наемники по сути своей – бандиты, они воюют за наживу. Поэтому при виде золота они на время о нас забудут и начнут дележ, никто не захочет подставлять головы под мечи, в то время как остальные набивают кошели.

Оценив предложение арденнского рыцаря, защитники выставили вперед две кибитки, укрылись за ними и с болью в сердце наблюдали за тем, как враг расправляется с последними, кто остался внизу. Победа досталась нападавшим дорогой ценой – больше половины воинов полегло в бою. Уцелевшие думали лишь о мести. Ни мусульмане, ни наемники не стали брать пленных. После того как был добит кинжалом последний раненый сержант, взгляды Салеха и Лучано одновременно обратились наверх.

– Вот они, пизанцы, со своими арбалетами. Уже тетивы конопляным маслом натирают, – пробурчал, выглядывая из-за щита, Робер. – Хорошо все же, что их осталось в живых всего человек пять, иначе было бы совсем худо.

Жак подумал, что в состоянии «совсем худо» они находятся уже третий день, но спорить с другом не стал. Его вновь приобретенный дар предвидения вдруг обострился до предела, и он вдруг отчетливо понял, что, несмотря ни на что, сегодня поле битвы останется за ними.

– Ну все, сейчас перестреляют лошадей! – воскликнул де Барн.

– Нет, как раз лошадей они не тронут, – спокойно, словно речь шла о ценах на фуражное зерно, а не об их жизнях, ответил Робер. – Они считают, и не без оснований, что загнали нас в ловушку, – зачем наносить ущерб собственному имуществу? Орден Святого Гроба всегда славился лучшими в Заморье дестриерами.

– Если позволите, – отодвигая де Мерлана, в щель между кибитками протиснулся мастер Григ. В руках у него был взведенный арбалет.

Не теряя времени, киликиец прицелился, затаил дыхание и плавно нажал на спуск. Тяжелый болт ушел так быстро, что Жак не успел его разглядеть. Он лишь услышал удаляющийся свист, и сразу же один из пизанских стрелков схватился за горло и упал навзничь. Остальных в тот же миг как ветром сдуло.

– Это им за Рембо, – произнес вольный каменщик, вставляя в паз рычаг – козью ногу и набрасывая на крюк толстую тетиву из воловьих жил. – В беззащитного трувера они стрелять могут, поглядим теперь, как они со мной справятся.

Пизанцы немного пришли в себя и, укрываясь за камнями, попытались в свою очередь найти и уничтожить меткого стрелка. Но мастер Григ за время пути стал настоящим виртуозом, и любопытство напополам с недопустимой в бою беспечностью стоило жизни еще одному врагу. Тот приподнялся из укрытия, стараясь получше рассмотреть позиции противника, и тотчас упал в объятия боевых товарищей с торчащим из глазницы болтом.

– Прекращай, Григ, – пробурчал Робер, – не искушай судьбу, их там трое или четверо, а ты своей стрельбой и так уже всех птиц распугал.

Действительно, сидящие на карнизах стервятники и присоединившееся к ним недавно воронье, словно испугавшись негромких стуков арбалетной тетивы, в одночасье взмыли в воздух и теперь кружили над полем боя, оглашая ущелье паническими криками.

– Гроза, – поглядев на небо, сказал Сен-Жермен. – Гроза возвращается, похоже, вскоре снова хлынет ливень. В этих местах так часто бывает – бури словно ходят кругами. Что же, это нам только на руку. Враги будут скользить на подъеме и не смогут разогнаться для атаки.