Право – язык и масштаб свободы - Роман Ромашов

– Эгоцентричная модель

Частные (эгоистичные) интересы рассматриваются в качестве первичных и, следовательно, более значимых по отношению к публичным (общесоциальным). «Индивидуальная свобода… представляет собою… основную свободу, свободу в себе, и все прочие виды свободы являются лишь ее расширением или, скорее. ее гарантией. Индивидуальная свобода – это право, в соответствии с которым я считаю, что могу жить по-своему, действовать по-своему до тех пор, пока я не причиняю никому вреда и не чиню никому серьезных препятствий»[259].

В рамках эгоцентристской модели коллизионность норм публичного и частного права обусловлена стремлением отдельно взятой корпорации/личности представить собственные интересы в качестве наиболее важных и ценных и осуществлять их реализацию и защиту, в том числе, за счет пренебрежения публичными интересами общества и государства. По мнению К. Поппера «индивидуализм стал основой нашей западной цивилизации. Это – ядро христианства («возлюби ближнего своего», – сказано в Священном

Писании, а не «возлюби род свой»)[260]. Следует особо подчеркнуть, что «пренебрежение публичными интересами общества и государства», применительно к эгоцентристской модели, не следует рассматривать в качестве их отрицания. Человек/корпорация, находясь в обществе, не может быть выделен и отделен от общественной организации. Однако, осознание себя в качестве «центра социального мира», предполагает восприятие этого мира с точки зрения собственной безопасности и комфорта. Признание за частным правом самостоятельного категориального статуса, предполагает осознание паритета публичных и частных интересов, в одинаковой степени важных и значимых для их носителей.

Системоцентричная конструкция «государство (власть) – общество (подданный)», меняется эгоцентричной, в рамках которой государство и общество выступают в качестве равноправных и равнообязанных партнеров. В системе подобного рода, строящейся по типу акционерного общества, государство уподобляется управленцу, избираемому из числа акционеров и подотчетного в своей деятельности собранию акционеров. Для того чтобы подобная система стала реальностью, необходимо, прежде всего, чтобы отношения собственности стали первичными по отношению к властеотношениями. Иными словами, для того чтобы получить властные полномочия, необходимо прежде состояться в качестве собственника. Соответственно, качественным образом меняется понимание права. Продолжая носить публичный характер, право перестает быть инструментом реализации власти одних представителей социума над другими. Принцип равенства перед правом и законом предполагает равнообязанность по отношению к правовым предписаниям как со стороны представительных органов государственной власти, так и со стороны общества, делегировавшего этим органам свои полномочия по управлению общественными отношениями. Особенно важно в данном случае то, что управленческие отношения между партнерами предполагают равенство их субъективных интересов. В данном случае утрачивает смысл спор о приоритете публичных и частных составляющих права, поскольку именно с компромиссом публичных и частных интересов, в конечном счете, связывается эффективность правового регулирования. При этом государство приобретает двойственное значение как субъект управления обществом (аппарат публичной политической власти) и как социополитическая организация общества (государственно-организованный народ). В качестве субъекта – носителя публичного интереса следует рассматривать государство-народ. В свою очередь, государство-аппарат представляет собой субъект – носитель частного интереса, связанного с самосохранением и обеспечением для самого себя режима наибольшего благоприятствования. В качестве других субъектов частных интересов можно выделить как отдельных индивидов, так и коллективные образования (корпорации). Реализация и защита частных интересов субъектов осуществляется в рамках договорных отношений, предполагающих определенную свободу поведения в процессе выработки соответствующих правил взаимодействия. При этом, вступая в данные отношения, представители государственного аппарата не должны использовать свои властные полномочия для создания в отношении себя режима наибольшего благоприятствования.

Коллизионность публичных и частных интересов в рамках как системоцентричной так и эгоцентричной системы следует рассматривать в качестве объективной реальности. Однако осознание несовпадения интересов не следует рассматривать в качестве основания для безапелляционного вывода о том, что внутренняя коллизионность права в любом случае обусловливает конфликт между субъектами – носителями разнонаправленных интересов. Представляется возможным выделение двух вариантов взаимодействия:

– конфликт как средство разрешения объективного противоречия между государственной бюрократией, институтами гражданского общества (негосударственными корпорациями), а также отдельно взятыми гражданами;

– консенсус как результат достижения компромисса, обусловленного взаимным стремлением участников общественных отношений к установлению взаимовыгодных либо, что зачастую не менее важно, взаимоприемлемых условий для взаимодействия.

Принимая во внимание альтернативность моделей взаимодействия публичного и частного права, следует также иметь в виду, что институт частного права (интереса), в свою очередь объединяет корпоративное и личное право.

Корпоративное право складывается из правил, устанавливаемых и действующих в пределах обособленных социальных групп[261]' В качестве основных форм корпоративного права могут быть названы договор, обычай, акты локального (ведомственного) нормотворчества.

Что касается личного права, то оно представляет собой правила, установленные конкретной личностью и значимые лишь для нее. «Личное право в виде притязания выступает тем активным началом фактичности, которое формирует нормативность объективного права. Поэтому личное право выступает с одной стороны, предпосылкой объективного права, а, с другой стороны, его реализацией»[262]. Внешними формами выражения личного права являются различные индивидуальные правовые акты, выраженные как в документальной (договоры дарения, завещания и т. п.), так и в поведенческой (юридически значимые деяния) формах.

3.4. Правовые состояния и взаимодействия

В понятийном аппарате юридической науки вплоть до настоящего времени отсутствует унифицированный подход к пониманию феномена «правоотношение». Как правило, отмечается, что правоотношение – это урегулированное и защищаемое правом социальное взаимодействие, в процессе которого субъекты (участники) реализуют корреспондирующие права и обязанности.

Если руководствоваться данным определением, то в качестве признаков правоотношения могут быть названы следующие:

– формальные: формой правоотношения является социальное взаимодействие (то есть правоотношение возможно тогда, когда в нем участвуют взаимодействующие субъекты, причем в качестве условия правосубъектности называется наличие у лица право– и дееспособности);

– квалификационные: правоотношением признается социальное взаимодействие, предусмотренное, одобренное и защищаемое правом (правоотношение выступает в качестве юридического антипода правонарушения. Последнее рассматривается в качестве юридического факта, являющегося основанием правоотношения, возникающего в сфере реализации юридической ответственности);

– содержательные: правоотношением является межсубъектная коммуникация в процессе которой субъекты реализуют корреспондирующие права и обязанности.

Однако общетеоретическое понимание правоотношения в настоящий период не может рассматриваться в качестве универсального и, следовательно, нуждается в переосмыслении. Об этом свидетельствует наличие нескольких проблемных зон, в частности:

– отсутствует единая позиция, касающаяся соотношения понятий «юридически значимое отношение» и «правоотношение». Нередко данные понятия рассматриваются как тождественные. В частности, в теории уголовного права в качестве уголовно-правового отношения рассматривается преступление [263]. Соответственно, возникает коллизия между общетеоретической и отраслевой (и, в частности уголовно-правовой) дефинициями феномена «правоотношение»;

– рассмотрение правоотношения в качестве социального взаимодействия предполагает участие в нем двух и более персонифицированных сторон (право– дееспособных субъектов). Вместе с тем в теории права выделяются абсолютные правоотношения, в которых персонифицирован только один субъект (отношение, связанное с реализацией права собственности, когда правомочие владения и пользования конкретного собственника связывается с обязательствами неопределенного круга субъектов воздерживаться от совершения действий, способных причинить ущерб имущественным интересам собственника). Если взять за основу уголовно-правовую модель правоотношения – преступления, то получается, что в нем субъектный состав ограничивается личностью преступника вступающего в противоправные отношения с объектом – закрепленными в законе правами индивидов и организаций (в число последних, в том числе, входят государство и человечество). При этом лицо (индивид, коллективное образование, государство), на законные интересы которого посягал преступник, рассматривается в качестве… объекта (!!!) преступного посягательства, что исключает из функциональной структуры таких отношений, социальные взаимодействия правовосстановительного (по отношению к потерпевшему) характера;