Становление (СИ) - Старый Денис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нынче вам будут приносить блюда, притом по новой русской подаче, раздельной. Вы вкушайте, дабы разумение поиметь, к чему нужно стремиться, — сказал Янош Михал Крыжановский и подал знал половым начать раздачу блюд.
Я стоял в сторонке, точнее, сидел за отдалённом столом. Местом собрания был скоро открывающийся ресторан «Астория». Уже готова статья в «Петербуржских ведомостях» об открытии. Она обошлась в немаленькую сумму. Подготовлены пять поваров, половые, администратор, швейцар. Есть надежда, что уже скоро лишь чуть отреставрированное здание некогда захудалого трактира станет самым модным местом для некоторой околоаристократической публики. И сегодня был главный экзамен заведения.
Первым сетом, который подавался собравшимся, был «Азиатский стол». Сюда входили и кавказские блюда. Открывал вечер плов. Сложное по нынешним временам блюдо. По вкусу плов был не совсем таким, как я помню. Без зиры и барбариса настоящего плова не бывает, но у нас он всё равно более-менее удачный. Да и кто здесь знает вкус настоящего плова.
После плова подали шашлыки и люля-кебаб. Я знал, что когда-то шашлык стал таким популярным блюдом, что затмевал в ресторанах даже вполне богатую традиционную русскую кухню. К шашлыку подавался лаваш и соусы. Кроме фирменного майонеза, была и аджика — томатный соус с чесноком, зеленью и перцем. Были тут и хинкали, и шурпа.
Далее начался «Русский стол». Готовили только то, что выдержало проверку временем. Котлеты «Пожарские», «Бефкуракин» [бефстроганов], котлеты «Надеждово» [по-киевски], всевозможные салаты с майонезом. Такие новшества сопровождались подачей расстегаев с рыбой. Отдельно шли супы. Борщ, щи, стерляжья уха, ботвинья, окрошка, ну, и конечно, сборная солянка.
Когда начался «Европейский стол», все были более чем сыты, но пихали в себя еду, не предполагая о десертах. Торт «Слоёный» [Наполеон], заварные пирожные, пирожное «картошка» и много чего иного ставили точку в гастрофесте.
— Что скажете, господа? — спросил Янош Михал Крыжановский, когда закончилась дегустация всевозможных морсов и лимонада.
«Господа» выразили восхищение. Такая реакция была прогнозируемой. То, что эти люди сейчас пробовали — это квинтэссенция дореволюционной гастрономии. Подавались те блюда, которые некогда произвели фурор не только в русском обществе, но и в Европе. Так что успех, несомненно, есть и будет.
— Двадцать пять долей — сие много, — начал торги один из хозяев трактиров.
— Я, я, то много! — подхватил идею поторговаться ещё один трактирщик немецкого происхождения.
Но тут не могло было быть речи ни о каком снижении процентов моей доли. Как я уже говорил, пять процентов должно отходить Барону, как куратору всей франшизы. Двадцать долей мне. И даже не собираюсь объяснять почему. Без меня ничего подобного быть не могло. Если у трактирщиков не хватает денег на элементарный ремонт, покупку кухонной утвари, то доля хозяина ещё больше уменьшается по мере дотаций в его бизнес.
Гости Астории расходились неохотно. Кто-то не хотел уходить из-за того, что переел, и было тяжело даже подняться, иные — потому что понравилось употреблять дармовщинку, и в их разбитые желудки могло ещё что-то вместиться.
Прямо здесь и сейчас Барон работал и заключил соглашение с семью трактирами из чуть более двадцати присутствующих хозяев питейных заведений.
— Поздравляю, — сказал я Крыжановскому, когда все питерские трактирщики уехали, а гости из Москвы поднялись в свои номера.
— Великое дело, Михаил Михайлович, замыслили. Сладится ли? — проявил сомнения Янош.
Я, конечно, заверил, что всё будет хорошо. Знал бы он, что дело с открытиями ресторанов — это лишь малая доля от того, что, согласно моему планированию, должно приносить прибыть.
Да, и, признаться, меня не так первоочерёдно волновали вопросы ресторанов. Главным беспокойством был Карамзин и то, как Аннета Милле «отработает» этого молодого господина. У них начался роман, и я выжидаю момент, когда стоит сделать так, чтобы о похотливом характере своего кумира узнала Екатерина Андреевна Калыванова.
Не носить ей в этом варианте истории фамилию Карамзина. Здесь всё по Острожскому: «Так не достанься ж ты никому!». Я не знаю, откуда у меня столько иррациональной неприязни к Карамзину. Всё же мне настоящему он ещё ничего плохого сделать не успел. Но понимание того, как он клеветал на Сперанского в иной реальности, давило. И я уже сложил мнение, что с этим человеком нам не по пути.
Как я и предполагал, устоять перед Аннетой было невозможно, особенно молодому человеку. Так что нынче Аннета Мария снимает квартиру за деньги Карамзина и дурит ему голову. К чести Николая Михайловича следует сказать, что он не полностью одурманен Аннетой и ведёт себя с ней, на удивление, несколько сдержанно. Но их роман только развивается.
Жалко мне было смотреть на господина Милле, который скинул с себя пелену веры в непорочность дочери. И теперь мужчина полностью осознаёт, кто есть его дочь. Но впасть в депрессию я ювелиру не позволил, загружая его работой. Наконец, наши самопищущие перья начнут поступать в продажу. Через купца Пылаева почти одновременно начнутся продажи в Москве и Петербурге. Стоимость, конечно, зашкаливает. Но на то и был расчёт, чтобы заработать побольше денег.
И во всей этой кутерьме дел ещё занимаемся и внедрением реформы финансов. Господин Васильев, безусловно, умница и любое рациональное предложение воспринимает обдуманно, при этом не затягивая время на размышления. Совокупность мер, к которым прибегали страны на протяжении двух столетий, когда оказывались в похожих с современной Россией условиях, — это залог выхода из финансовой ямы. Но, что ещё больше прибавляет Васильеву веса в моих глазах, это то, что он не тянет одеяло на себя, а постоянно в своих докладах указывает и на моё участие.
Скоро прибавится ещё одна забота. Из Нижнего Новгорода пришло письмо от Николая Рязанова, что тот через три недели будет в Петербурге. По тону письма я предполагаю, что лёгким наше общение с этим человеком не получится. Но пройти мимо Русско-Американской Компании я себе не позволю, скорее, я пройду мимо Рязанова.
Глава 15
Глава 15
Москва
26 августа 1796 года
Я вынуждено отправился в Москву, причём так скоро, насколько это только позволяли дороги и почтовые станции. Ехали и ночью, причём на моём собственном выезде.
Тут можно несколько похвастаться. Я ехал на карете с новой рессорой. Чего только в России не сделаешь, когда суммируются два фактора: блат и деньги. Дело в том, что пребывание моего постоянно тренирующегося небольшого отряда в Охтинской слободе сопровождалось некоторыми контактами с мастерами с большой Екатерининской верфи. Состоялось общение не только с русскими корабелами, даже не столько. Тут трудилось немало немцев всех мастей и национальностей. И вот они отчего-то быстрее шли на контакт, особенно когда чуяли некоторую выгоду.
Понадобилось лишь две благотворные встречи, чтобы мастер Никлас Берг понял принцип нарисованной мной рессоры, и он же изготовил её. Не пришлось отливать пластины, датчанин нашёл нужное на складах верфи и просто взял оттуда. Там, на складах вообще, как я понял, есть немало добра, порой забытого и неучтённого. Вот она бесхозяйственность в полный рост, с которой нужно бороться всеми силами. Правда, пока что я сам потакаю коррупции и воровству. Но у нас же в России каждый ругает власть, отсутствие порядка, но то и дело что-то пытается украсть со своего рабочего места. Или поиметь иные выгоды для себя, не так чтобы и переживая за то, что это как бы неправильно.
Плохо, даже очень, я переживал вплоть до глубокой депрессии! Нет, кривлю душой, не переживал ни капли. Я просто не знал, где ещё смог бы сделать себе рессоры, а они способны при грамотном подходе принести и мне и России немного денег. Так к чему сокрушаться и корить себя? Если благими поступками можно проложить себе путь в Ад, то есть вероятность, что это действует и в обратную сторону. Так что плохие поступки не всегда столь плохи, а могут вести к светлому, доброму.