Орёлъ i соколъ - Лебедев Andrew

– Ну что? – первым спросил Олег, замявшегося командира.

– Товарищ Сталин волнуются, – совсем стушевавшись, ответил молоденький старший майор.

– Ща едем, – хмыкнул Олег, – заводи бибику, Иваныч.

И уже обращаясь к особисту, пояснил для про токола, – надо было, братан, мыслишку одну записать в ноутбук, полезную для государства нашего, понимаешь?

И молодой особист понимающе кивнул, зачем то трогая себя при этом за нос. …

Что мы знаем о времени?

Можно пустить кинопленку задом наперед.

Можно увидать при этом будоражащие сознание парадоксальные события, как например, вперед ногами выскакивающего из воды прыгуна, что преодолевая закон всемирного тяготения, возносится на десятиметровую вышку…

Или другое…

Как в процессе еды, человек будет доставать изо-рта и складывать ложкой в тарелку порцию какого-нибудь горохового супа или супа – харчо, поднимающегося из недр его желудка…

Но разве это искомое?

Разве это ответ на вопрос?

Все-таки время, это улица с логически обусловленным односторонним движением, косвенно доказывающая божественное происхождение мира…

Ведь и знаменитый фордовский конвейер можно запросто пустить задом наперед, причем даже не прибегая к обратной киносъемке…

Просто приказать начальнику производства, что так нужно!

И тогда уже собранные машины, загонять со склада на ленту, где рабочие пооперационно примутся развинчивать машину на агрегаты, а агрегаты на мелкие детали…

Но нужно ли это творцу?

Но можно представить себе мир, которому не свойственен признак времени.

Статически застывший счастливый мир.

Вот оно – Фаустово "остановись мгновенье"!

Время – свойство живого, движущегося мира…

Живого, и потому – "еще" или "уже" – насчастливого…

Потому как Время – оно оживляет не только созидательные, ведущие к счастью, но и деструктивные процессы, уводящие от счастливого момента обладания ею.

Маринкой.

Маринкой…

Ну так и что?

Послать ей еще одну эс-эм-эс? …

Солдатики, наделенные способностью выбирать и приобретать новые свойства, заметив избирательные симпатии программиста стали массово переходить в веру…

И стало некого посылать на бруствер под пули – штурмовать амбразуры.

Олег понял, что это не совсем то.

Бог симпатизирует верующим, но не спасает их в земной жизни.

Бог спасает их в их новой жизни после смерти…

Программу пришлось здоровски усложнить.

Солдаты получили знание того, что переход в новый – послесмертный уровень жизни, при условии, если ты верующий и молился перед боем -то этот переход дает новое и очень высокое качество новой жизни в ином уровне.

Солдаты, получив такое знание, дружно ринулись искать скорой смерти в нижнем уровне.

Нет!

Но это уже было.

Было в земном реальном мире.

Целые секты добровольно уходили из жизни совершая массовые самоубийства…

Это не то…

Не то…

И Маринка снова не ответила.

Поехать – поглядеть на ее окна?

Разговаривать с ним она не желает.

И заслышав в трубке его голос, бросает ее.

Но ведь и телефона не отключает.

Ведь можно заблокировать его номер мобильника, запретив его эс-эм-эскам!

Но не делает этого.

Или не умеет?

Хотя, вряд ли не умеет. Она такая умная! Продвинутая, современная!

Время!

Что мы знаем о нем?

Если смысл счастья – получить и обладать, то закономерно либо остановить время на процессе обладания, либо зациклить машину, бесконечно повторяя событие…

Так?

Ведь супружество – это жалкая попытка зациклить машину.

Компри?

И как следствие – философски спортивный подход к проблеме.

Рекорд был?

Ты получил ее?

Значит – был счастлив…

А супруг, который пытается пустить первый счастливый миг в тираж предвыборного еженедельника – вступает на круг того самого конвейера, что движется задом наперед.

И имеет в перспективе постоянную неумолимо надвигающуюся пустоту.

Так где же правда? …

Ввел в игру возможность второго управленца-программиста.

Тот – второй, питал симпатии к неверующим. Тот-второй давал солдатикам водку и полевые походные бордели. И за отсрочку смерти, за дополнительное посещение кабака и проститутки, отбирал у солдатиков некую их функциональную способность…

Способность встать в клан верующих и молящихся.

Олегу приходилось играть за обоих программистов…

То?

То самое? ….

У Сталина собрались самые верные.

Теперь именно Олег определял их список.

Молотов, Ворошилов, Микоян… С ними молодые и перспективные – Громыко, Косыгин, Андропов…

– А почему вы не включили в список товарища Хрущева? – удивленно спросил Сталин.

– Отдайте его Пилату, – ответил Олег словами царя Ирода.

Он знал, что Сталин хорошо знал Евангелие.

Царь Ирод по закону того Израиля не мог осудить к смерти.

И Берия из полумрака прихожей осторожно сверкал своим пенсне.

– Так сколько стоил тот твой английский костюм? – спросил Сталин с ухмылкой глядя на народный грузинский наряд Берии, по всей видимости, поспешно изъятый нукерами Лаврентия из запасников этнографического музея. ….

3.

У них с Берией сразу наладились верные отношения.

Третьему лицу в государстве Олег сходу внушил две главные мысли, на которых и строились их дальнейшие отношения:

Во-первых, Олег его не боялся.

Руки коротки у Лаврентия лишить жизни или свободы нематериальное и иррациональное явление, каким являлся в их мире он – Олег Снегирев, Маршал Советского Союза, член Политбюро, нарком вооружений, нарком культуры и образования и прочая, прочая, прочая…

И во-вторых, Олег высоко ценил достоинства и заслуги Лаврентия Павловича перед историей…

– Эх, ты! Тоже мне, цветок душистый прерии – Лаврентий Палыч Берия! – Олег шутливо ткал главного полицейского страны кулаком в бок, а потом, покровительственно похлопывая его по плечу, приговаривал напутственно, – а ты все ж – таки полезный шкет, Лавруша! Сгодишься нам еще на атомную бомбу!

И вообще они с Лаврентием даже как то сблизились, если и не став друзьями, то приятелями – наверняка.

А началось с разговора о женщинах.

После того, как узкому кругу Олег показал несколько обзорных фильмов о возможных вариантах будущего, где Сталин и полтора десятка приближенных увидали и кадры из Ди Дойче Вохеншау о лете сорок первого, кадры Парада Победы на Красной площади, и бомбардировки Хиросимы, и Нюрнбергский процесс, и испытания на Семипалатинском полигоне, и выступление Хрущева на двадцатом съезде, и встречу Гагарина на Внуковском аэродроме… после того, как Олег однозначно дал всем понять, что знает все секреты про всех и про каждого, у них с Берией установились самые доверительные отношения.

– К девочкам поедем? – спросил Олег после третьей рюмки коньяку, когда Сталин с товарищами отправились смотреть Иронию судьбы или с легким паром – Иосиф Виссарионович попросил Олега показать комедию из счастливого коммунистического будущего…

– К девочкам поедем?

– Вах, о чем грустишь, дорогой, какие проблемы! – с игривой улыбчивостью защелкал пальцами Лаврентий Павлович, – сейчас в Большой театр с тобой поедем, там сегодня Жизель дают, там Мурадова и Собольская сегодня танцуют, вах, персики, а не девочки!

Олег хитро улыбнулся и сказал, – слушай, а нельзя ли выписать грузинских девочек?

Берия недоуменно замолчал.

– И притом, маленьких, лет этак тринадцати – четырнадцати, да еще лучше, если из твоих, Лаврентий, родственников, – прищурясь сказал Олег.

– Зачем это из родственников? – недоуменно пробормотал Берия.

– А затем, что спасти тебя хочу для нашей партии и для нашего советского народа, – ответил Олег, – вылечить тебя хочу, чтоб ты понял.

И в тот вечер они отправились с Лаврентием не за кулисы Большого, а на Елисейские Поля.

В город Париж.

Их черный "паккард" с кремлевскими номерами медленно катил вдоль, обсаженного каштанами тротуара.

Катил от площади Согласия в сторону Триумфальной Арки.

И на траверсе ресторана "Мезон Эльзас" они заприметили двух дамочек.

Дамочек просто невозможно было проглядеть!

Стройные ножки на английских шпильках и в фильдиперсовых чулочках со швом позади, выписывали неповторимую вязь, достойную лучших модельных дефиле… И хвосты модных чернобурок, небрежно свисающих с узких плеч, мерно покачивались, обмахивая круглые попочки, обтянутые английским джерси…

– Петя, поди, окликни барышень! – сказал Берия офицеру в штатском, тому, что сидел спереди, рядом с шофером.

– Па де проблем, экселенс, – ответил Петя, вылезая из машины…

Одну звали Эммой, другую Розмари…

Одна была дочерью американского посла в Париже, другая – дочерью английского…

– То что надо! – воскликнул Берия.

– Зер гут, – кивнул Олег.

И вмиг их "паккард" перенесся в Подмосковье. ….