Саламандра - Полевка

Все монахи хмыкнули, как будто услышали старую шутку. Лекс потребовал объяснения, и монах растерянно вздохнул, как будто ребенок попросил объяснить «взрослый» анекдот. Но потом решил пояснить:

— Ну, у нас принято в патруль ходить по четверо, или на задания, двое работают, двое страхуют, ну а я — пятый… понял?

— …нет… — сознался Лекс после раздумий, — ну, да ладно… так что здесь такого, что молодым нельзя, а старым можно?

— А ты еще не понял? — усмехнулся Пятый.

Они прошли по длинному коридору и приблизились к залу, где проводили в первый раз общее собрание. Лекс осмотрелся по сторонам и принюхался. Помимо того, что во дворце было на удивление пустынно, еще все двери и окна были занавешены длинными драпировками. Раньше такие шторы висели только между колонн, прикрывая проходы и ниши, а теперь у каждой двери свисало плотное полотнище. Стоило подойти к двери ближе, как от шторы потянулся сладковатый запах приторных благовоний. Лекс остановился перед шторой и принюхался. Пахло почти как в храме, тяжелым опиумно-конопляным духом, и при этом со сладковатым душком, как у подгнивающих фруктов. Лекс вспомнил, что примерно так пахло в «веселом квартале», когда он Зюзю отбил у сутенёра.

— Может, передумаешь? — Пятый прочел его сомнения, — там вся грязь человеческая, зачем тебе это видеть? Зачем, чтобы тебя видели в этой клоаке? Сканда это не порадует…

С той стороны двери что-то тяжелое ударилось, зашкрябло, как сослепу, а потом дверь распахнулась и в шторах запуталась пара крупных мужчин. Они были голые и возбужденные. Лекс едва успел отскочить в сторону, когда пара, сцепившись в объятиях, упала на пол, выпав из штор, как младенцы из пеленок. Они хватали друг друга за зад и похабно стонали. Они явно собирались трахаться друг с другом, даже несмотря на то, что они оба были однозначно старшими, и, судя по ухоженным телам, явно были аристократами. Теми самыми патрициями, которые высокомерно смотрели на плебс и задирали носы. Но сейчас они больше походили на текущих сучек, и весьма призывно подставлялись друг другу.

— Старшие друг с другом? Поэтому и свидетелей лишних не пускают? — Лекс едва увернулся от сплетенных тел, которые ничего вокруг не видели и только сопели, тиская и мусоля друг дружку, катаясь на мраморном полу.

— Нет, — Пятый брезгливо пнул подкатившуюся парочку, — просто каждый делает именно то, что хочет, без ограничений и осуждения. А желания у людей бывают странные. Тебе нужны чужие демоны?

— Нет, мне бы со своими разобраться, но мне нужен Сканд…

Лекс отогнул штору, собираясь пройти в открытую до сих пор дверь, но с той стороны проема тоже свисала штора, и только отогнув ее, Лекс увидел, что такое настоящая оргия. Вовсе не тот «детский утренник» в исполнении золотых сыночков старинных фамилий, куда его водил в самом начале Пушан, и не тот голливудский суррогат в глянцевой обложке псевдоэротики, и не грязь порнофильма, а вдохновенная изысканность порока, помноженная на разврат роскоши и совершенство искушения.

Лекс придержал вторую штору и вошел внутрь. Если он рассчитывал увидеть сношающихся людей, то все выглядело не так… вернее, не совсем так. Да, голые патриции восседали на своих ложах. Кто-то пил, кто-то дарил ласку, кто-то позволял ласкать себя… Возле одних крутились парни, вокруг других девушки, стоны, приоткрытые зовущие рты, расслабленные позы. Излишество… Излишество во всем, в наготе, во вседозволенности, в расслабленности поз. Столы, переполненные едой, корзины с фруктами, рабы подливающие вино в кубки. То самое сладострастие, когда сладость, как мед, сочится вместо пота и глаза залипают на красивые картинки. Изогнутые в экстазе гибкие фигуры, плавность движений, томные взгляды…

Лекс сделал пару шагов вглубь зала. Высокие стойки светильников, низкие чаши курительниц благовоний. Под ногами клубился белесый туман, а посередине зала танцевали, томно извиваясь, несколько обнаженных дев. Они неторопливо перетекали из одной позы в другую, слаженно, как в синхронном плавании. Отбивая себе медленный ритм на маленьких бубнах. Длинные ноги, округлые бедра, тяжелые груди… неторопливые и спокойные, как рыбки в аквариуме.

— Чувствуешь? — Пятый, как змей искуситель из эдемского сада, зашипел в самое ухо, — нравится? Что именно тебя возбуждает? Хочешь, чтобы тебя приласкали, или хочешь приласкать сам? Мальчика, юношу, деву? Или хочешь мужчину постарше? Поопытней, чтобы провел по всем чувственным наслаждениям? Хочешь вести сам? Сегодня исполнятся твои самые сокровенные мечты, только скажи, чего желаешь…

— …желаю мира во всем мире, а еще колбасу по два-двадцать и столичную водку по два-пятьдесят… — буркнул по-русски Лекс, — чтобы отец был живой, а по пению в четверти пятерка, и чтобы Ленка Скворцова из 6-А дала потискать сиськи.

— Что? — растерялся Пятый, — что ты хочешь?

— Ты не поймешь, — отмахнулся рыжик, — у меня много желаний и никто не сможет их исполнить, так где мой Сканд? Чего это я его не вижу?

— Но ты… ты же… — растерялся Пятый, и вдруг схватил Лекса за член, прямо через одежду, — ты же…

Лекс резко отбил чужую руку и только сейчас понял, что крепко возбужден. Член стоял, как гвоздь, вколоченный в доску, и чужое прикосновение послало болезненный импульс по всему телу, захотелось потереться, как мартовскому коту, выгибая спину и требуя… требуя ласки и облегчения… прикосновение ткани к телу стало раздражать и захотелось раздеться… Лекс поправил тунику и едва удержался, чтобы не погладить себя по груди.

Сладко… хочется… Лекс прикусил себя за щеку и еще раз оглядел зал и людей. У Пятого среди темени капюшона виднелись расширенные зрачки глаз. Он явно был возбужден и растерян, он ожидал другого. Остальные монахи мелко подрагивали, но, похоже, держали себя в руках. Нубийки стояли спокойные, с интересом рассматривая все происходящее, скорее заинтересованные, чем возбужденные. Прислуживали мальчики, заведомо не доросшие до полового созревания, а вот все остальные мужчины явно были под кайфом, причем не просто под дурью наркотиков, а целенаправленно возбужденные и, похоже, с неопадающими стояками.

Лекс только сейчас понял, какой реакции ждал от него Пятый и почему молодых монахов в такой день не пускали во дворец. Ну, да. Это был бы непоправимый удар по репутации, когда невозмутимые монахи вдруг оголились бы и стали из страшных и ужасных монстров простыми парнями, которые желают обычных вещей. Кто бы после этого стал их бояться? Страшит только неведомое и непонятное… а если он простой и теплый, и стонет в твоих руках, то чего его бояться? Лекс ухмыльнулся в лицо Пятому и поправил складки тоги на плече.

— Я не животное и контролирую свои желания, — Лекс кивнул головой нубийкам, — девочки,