Дом из пепла и стекла - Силла Уэбб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Холодный липкий страх заменяет горячую панику сна, и пот на моей коже охлаждается, пока я дрожу.
Я проверяю время, и вижу, что сейчас только три утра. Никто не должен быть на ногах в это время. Когда шумные шаги начинают раздаваться ниже по лестнице, я выскальзываю из кровати. Я понимаю, что раздета, и натягиваю толстый хлопковый халат. Босиком, чтобы быть тише, я прокрадываюсь в конец коридора. Я останавливаюсь перед декоративной дверью, ведущей к Нико и его мужскому крылу дома. Моя рука на дереве сама по себе кажется нарушением. Из-за двери не доносится ничего, кроме тишины. Тихая стена небытия, предвещающая, что дом спит.
Протиснуться в дверь — значит проникновение в логово льва, а я — глупый оленёнок в поисках короля прайда. Вожака стаи. Того, кто держит всех остальных на расстоянии, но при этом представляет для меня элементарную опасность.
Того, кого, я понимаю с некоторым чувством гнева к себе, мне не хватает в моей кровати. Уже поздно, и я не могу уснуть, и большое тёплое тело рядом со мной могло бы облегчить этот холод в глубине души. Будто кто-то разрезал меня, положил глыбу льда мне в живот и зашил обратно, но лёд никогда не растает. Я не могу согреться, а этот ледяной холод внутри заставляет меня дрожать.
Когда я достигаю дверей комнаты, которой, как я знаю, пользуется Нико, я колеблюсь. Что, если у него там женщина? Меня тошнит от этой мысли, и в этот момент я понимаю, что я в полной жопе, потому что, что бы ни случилось в этом доме, этот мужчина, этот ужасный, морально серый, хладнокровный мужчина, каким-то образом украл часть моего сердца.
Для многих молодых женщин — это не так уж много значит. В конце концов, что значит отдать часть своего сердца первой любви? Вот только в моём случае отдавать особо нечего. Не после того, как моя мать умерла, оставив меня одну слишком рано. Потом я быстро потеряла всех своих дедушек и бабушек. Умерла даже наша самая долгоживущая семейная собака. Затем мой отец предал меня, прежде чем он тоже скончался, и наши две оставшиеся семейные собаки были отосланы Иветтой. Сначала я боролась с ней, но она угрожала отправить их в приют, если я не соглашусь с её планом позволить Рингинстоунам — семье, живущей неподалёку, забрать их. По крайней мере, так я знаю, что они в безопасности и о них заботятся. У Рингинстоунов есть три своих собаки, и они любят животных. Всё же, я скучаю по ним.
Как будто меня преследуют смерти и потери, и каждая из них делает часть моего сердца холодной и мёртвой. Множество мёртвых, твёрдых кусков плоти, но несколько маленьких участков всё ещё способны чувствовать. Если я отдам один из кусочков Нико, а он убьёт и его, останется ли у меня хоть одна живая часть?
Может, мне стоит вернуться в свою комнату, забыть все чувства, которые я испытываю к Нико, и повзрослеть, чёрт возьми. Всё, на чём я должна сосредоточиться — это вернуть дом, а эта задача усложняется с каждым днём.
Но за этой дверью есть то, чего я хочу. То, чего я жажду.
Моё тело и разум ведут борьбу, которую я не могу выиграть. Пока я могу контролировать свои чувства и не влюбиться, как глупая школьница, влюбившаяся в учителя, почему я не могу взять что-то для себя? Комфорт большого, тёплого тела. Ощущение его рук на мне.
Желание, которое я испытываю к Нико, возникло с самого первого дня и продолжает расцветать. Я могу питать это желание и использовать его, но не позволять ему завладеть моим сердцем. Никогда.
Я закрою эту часть себя и защищу её. Сохраню её, чтобы в моей груди всё ещё что-то билось, когда это закончится.
Я делаю глубокий вдох и открываю дверь в логово Нико Андретти.
Глава 17
Синди
На этот раз я прокрадываюсь во владения Нико.
Матрас прогибается, когда я забираюсь на кровать и натягиваю на себя лёгкое одеяло.
Когда он обнимает меня, то всегда напоминает печь. Он явно горячий.
Это всё итальянская кровь, текущая в нём, пропитанная средиземноморским солнцем на протяжении многих поколений, думаю я с улыбкой. Я бы хотела провести время в Италии. Я уже побывала на побережье Амальфи, и там было очень красиво.
— Тебе лучше подумать о том, что ты делаешь прямо сейчас, — хриплый голос Нико пугает меня, когда он быстро, как молния, тянется к тумбочке у кровати.
Боже мой. Я даю своему сердцу минуту, чтобы успокоиться, прежде чем ответить.
— Ты проснулся.
— Я не спал, — он отвечает. — Дремал, — лунный свет, проходящий сквозь открытые жалюзи, отблескивает на блестящем металле в его руке. Прежде чем я успеваю разглядеть форму оружия, он убирает его обратно в прикроватный ящик.
— Ты спишь с оружием возле кровати?
— Да, так что я мог бы отстрелить твою милую маленькую головку.
Значит, пистолет. Холод у меня внутри усиливается, и я дрожу. Я пришла сюда, чтобы согреться, но пока что мой план не работает.
— Чего ты хочешь, Синдерс? Хочешь, чтобы тебя обняли?
В его тоне усталость. Усталость, которую я не совсем понимаю.
— Может я хочу больше.
Нико смеётся, мягко и тихо.
— Тебе лучше знать, хочешь ли ты большего, без всяких «может».
Хочу ли я этого? Когда это так запрещено. Он намного старше меня, и он должен заключить брак по расчёту с моей мачехой.
— Я хочу больше, — я исповедую свой грех в темноте его комнаты. Только луна будет свидетелем моей порочности.
Потому что это порочно — поддаться этому человеку. Этому тёмному, жестокому человеку. Моя мать будет ворочаться в могиле при мысли о том, что её драгоценная дочь подарила свою девственность криминальному авторитету. Человеку, который привёл в её дом бандита, способного напасть на беззащитную женщину.
— Больше? Больше чего? Ты должна быть очень точной в своей просьбе, Синдерс. Не разбрасывайся словами и не ходи вокруг да около. Сразу к делу, — требует он, его грубые пальцы нежно ласкают моё лицо. Он такой противоречивый. Жестокий и безжалостный, но чувственный, когда появляется настроение.
Одна эта мысль должна помешать мне желать его. Но нет.
Где-то между путаницей тоски и неуверенности я слышу свой голос:
— Займись со мной любовью, Нико, — и я сожалею об этом в момент, когда слова покидают мои уста.
