Дефиле озорных толстушек - Елена Логунова

– К вам ближе. – Бас пришел в себя.

– Ко мне ближе, – с сожалением согласилась Алка.

Я очень хорошо понимала ее сожаление: было бы очень удачно, если бы они пошли беседовать «к нему», а я бы потом открыла дверь своим ключом и улизнула домой. Признаться, я надеялась именно на такое развитие событий, но была готова и к другому повороту.

– Переходим к плану «Б», – сказала я сама себе.

Скажу честно, план «Б» виделся мне лишь в общих чертах. Я надумала выдать себя за другого человека, до неузнаваемости изменив внешность. Спасибо Трошкиной, которая так кстати отшатнулась от простодушного природничества в сторону искусственности. Я располагала всем необходимым для разительного преображения!

К сожалению, у меня совсем не было времени, чтобы проявить вкус и чувство меры, поэтому за те тридцать-сорок секунд, которые самоотверженная Алка обороняла комнату от вторжения, я превратилась в кошмарную бабищу. Не глядя, нарисовала себе пышные, как распущенная роза, алые губы, начернила брови, обмазала глаза синими тенями, нарумянила скулы и сунула за щеки пару слив из тарелки, забытой Алкой на столе. Это заметно изменило и форму моего лица, и мою артикуляцию.

Когда Трошкина, на которую наступал представитель власти, решительно настроенный на безотлагательную беседу, мелко пятясь, открыла спиной дверь в комнату и обернулась ко мне с виноватым выражением лица, меня – Индии Кузнецовой – в помещении не было. На венском стульчике у письменного стола сидела, скромно сведя коленки, незнакомая размалеванная баба с несимметричными щеками, каждая из которых была раздута персональным флюсом, и распущенными рыжими волосами до талии. Впрочем, при появлении Трошкиной и сопровождающего ее лица – весьма симпатичного! – баба поднялась на ноги, и стало очевидно, что талии у нее нет. Какая талия сохранится, если обернуться подушкой? Зато теперь у меня был выдающийся живот, позволяющий заподозрить во мне будущую счастливую мать пары близнецов. Причем мать эта, определенно, собиралась быть кормящей: я напялила Алкин новый лифчик с силиконовыми вставками, и мой бюст стал походить на раскормленную попу. Дышать полной грудью я боялась, чтобы не испытывать на прочность Алкиного сарафана, который я выдернула из-под дивана и натянула на себя. Мне еще повезло, что он оказался эластичным и вместил меня вместе с подушкой и увеличивающим бюстгальтером.

Наволочку от подушки я, кстати, тоже использовала с толком: побросала в нее свои джинсы и майку, а также косметику и разные женские прибамбасы, валявшиеся на диване. Получился премилый сиротский узелок.

– Э-э-э… – проблеяла при виде рыжеволосого чудища растерявшаяся Трошкина.

– У вас гости, Аллочка? – промурлыкала я, кокетливо стрельнув взглядом в сурового молодого мужчину, который смотрел на меня откровенно подозрительно. – Тогда я, пожалуй, пойду.

– Э-э-э… да! – сказала Трошкина.

Милицейский товарищ не выразил явного несогласия, но не спешил уходить с моего пути, поэтому я посмотрела на него в упор изумрудно-зелеными линзами и с нажимом спросила:

– А вы, господин хороший, что пожертвуете бедным детям Бурундии?

– Я старший лейтенант Коржиков, – сварливо сообщил служивый, которому явно не понравилось зваться хорошим господином.

Наверное, следовало назвать его плохим товарищем!

– Короче, вы примете участие в гуманитарной акции? Или совсем совесть потеряли? – осерчав, окрысилась я на него.

Старлей Коржиков крякнул и вопросительно посмотрел на Трошкину. Смышленая Алка показала на узелок в моей руке и проникновенно сказала:

– Бедные дети Бурундии в отсутствие одежды страдают от палящих солнечных лучей. Эта милая дама представляет благотворительный фонд, который собирает пожертвования добрых людей для несчастных африканских детишек.

Коржиков крякнул еще раз. Мне показалось, что он не согласен с характеристикой, которую вежливая Алка дала мне в новом имидже. Видимо, старшему лейтенанту я вовсе не показалась милой дамой. Я обиделась и от обиды обнаглела.

– Прекрасная натуральная мануфактура! – одобрительно сказала я, шагнув к Коржикову и нахально пощупав рукав его летней рубашки. – Это хлопок?

– Кажется, хэбэ, – машинально ответил старлей.

– Хлопчатобумажная ткань хорошо защищает от вредного ультрафиолета! – вкрадчиво сказала всезнайка Трошкина. – Бурундийские дети просто мечтают о такой одежде!

Наверное, Коржиков подумал, что мы с Алкой сейчас в четыре руки начнем раздевать его в пользу африканских голышей, а гуманитарный стриптиз не входил в круг его служебных обязанностей. Парень слегка попятился, и освободившегося пространства мне хватило, чтобы протиснуть мимо него в прихожую свои гигантские выпуклости.

– Спасибо вам, Аллочка, за щедрое пожертвование! – обернувшись на пороге, сказала я.

– Пожалуйста, – промямлила Трошкина, с сожалением посмотрев на узелок в моей руке.

– Брали бы пример с Аллочки, товарищ старший лейтенант! – с укором сказала я Коржикову. – Одинокая девушка, сама сиротка, без родителей, без материальной помощи со стороны, а проявляет деятельное сочувствие к бедным сомалийским детишкам!

– К бурундийским! – быстро поправила меня Алка, заметив, что я завралась.

Это прозвучало так, словно страдающие от жесткого ультрафиолета сомалийские крошки, в отличие от бурундийских, не вызывают у нее никакого сочувствия. Заявление попахивало дискриминацией, но я не стала развивать эту скользкую тему. Спешно сделала вежливый книксен и деловито зашагала вниз по лестнице.

Дверь двадцать первой квартиры за мной захлопнулась, но я не изменила направление движения, памятуя, что за мной могут наблюдать в глазок. Спустилась на четвертый этаж, только там вызвала лифт и поехала к себе на седьмой, облегченно крестясь и с сочувствием думая об Алке. Надеюсь, мои слова о бедной сиротке, которой некому помочь, растрогают милицейского товарища Коржикова, и он отнесется к Трошкиной гуманно.

В образе рыжей толстухи с узелком я поскреблась в свою дверь, которая немедленно распахнулась.

– Ну, наконец-то! – шепотом вскричал Зяма, затаскивая меня в прихожую.

С искренним удивлением я отметила, что братца мой маскарад не обманул, и спросила:

– Как ты меня узнал?

– По тапкам, – коротко ответил он.

Я опустила глаза и посмотрела на свои ноги. Действительно, в целом я преобразилась, но тапочки обула свои. Собственно, иначе и быть не могло: у Трошкиной цыплячья лапка тридцать шестого размера, а у меня – редкий для женщины сороковой номер.

– Шагай сюда. – Братец увлек меня в кухню, где папуля методично пластал хлебный батон.

– Папка, ты, никак, сухари сушишь? – с подозрением прищурилась я. – Это для меня, что ли? В тюрьму дочурку собираешь?

Папуля выразительно пожал плечами и отодвинул доску на край стола. Я присела на диванчик и уютно сложила руки на пухлом подушечном животе.

– Ты голодная, Дюша? Кушать будешь? – спросил папуля, открывая холодильник.

– Нет, не голодная, меня Трошкина отбивными накормила, – ответила я, покосившись на братца. – Мы как раз завтракали, когда кое-кто натравил на нас старшего лейтенанта Коржикова!

– Я же не знал, что ты там! – обиделся Зяма.

– Мог бы и догадаться! – буркнула я.

– Отставить разборки! – скомандовал папуля. – Индия, рассказывай, что с тобой случилось!

– Расскажу, – согласилась я и обернулась к надувшемуся братцу. – Зяма, принеси, пожалуйста, диктофон! Думаю, будет правильно, если мой рассказ услышат и компетентные лица. Вдруг это им пригодится?

– Разумно, – заметил папуля, устраиваясь на табуретке напротив меня.

Зяма притащил диктофон и тоже подсел к столу.

– Можно начинать? – спросила я. – Ну, слушайте. Все началось в понедельник утром. Мой шеф, директор рекламного агентства «МБС», вызвал меня и дал ответственное поручение: найти подходящую модель для съемок рекламного ролика магазина женской одежды «Кубанский габарит»…

Папа и Зяма слушали меня, не перебивая, диктофон тоже весь обратился во внимание, так что минут за десять я с повествованием справилась. Закончила смотринами Солонцова в морге, который оказался никаким не Валерой, и ответственным заявлением:

– А к похищению Саши Рыжикова я никакого отношения не имею и ничего об этом не знаю!

– Так, – папуля протянул руку и выключил диктофон. – А теперь давайте смотреть, что получается.

– Фигня какая-то получается! – заявил Зяма, подергав себя за куцую дизайнерскую бородку. – На Индюху-то начали наезжать гораздо раньше, чем произошло похищение ребенка! Этот свин, как его?

– Фунтик, – подсказала я.

– Этот Фунтик выбрасывал Индюху из окна еще позавчера! – любезно напомнил братец.

– Давайте временно отставим Фунтика, – предложил папуля. – Рассмотрим другую фигуру – парня, который назвался Валерой. Я рассуждаю так. В салат-баре бистро никаких маринованных грибочков не было. Значит, он принес их с собой. Дюша, вспомни, когда вы только увиделись, что у него было в руках?