Новый Мир ( № 9 2009) - Новый Мир Новый Мир

А обличение «Вех» в «бессилии их „религиозно-националистического” пафоса, в этом громогласном и пустом бряцании кимвалом», в «преданности властям», даже во «власт е любии» (неологизм, означающий не любовь к власти, а любовь к властям, то есть сервильность, в которой их, веховцев, обвиняют за то, что они не левые) — все это разве не из полемического словаря прежнего материалистически-позитивистского и атеистического «ордена», чье дело, как видим, живет и процветает под покровом научной демифологизации. Торжествует и марксистское учение о базисе и надстройке — дело, мол, не в радикальном умонастроении интеллигенции, а в социально-экономической ситуации, в проблеме «доиндустриального крестьянства», — что сочетается у автора с безыдейным «плюрализмом», с его презрением к идеологии. Этот расклад повторяет полемику Сахарова с Солженицыным. Ссылаясь на неблагополучную социальную реальность как на самодостаточный источник революции, критики веховства как-то не учитывают, что эта реальная ситуация сама по себе ни в какую революцию не перейдет (в крайнем случае — в исторически беспоследственный бунт). В этом знал толк вождь мирового пролетариата и разжигатель мирового пожара, уча о «внесении сознательности в стихийное рабочее движение», сознательности, которая, мы, в частности из «Вех», знаем, где созревала.

Среди постмодернистских критиков, участвующих одновременно в арьер­гардных боях марксизма, бытует мнение, что перерождение убеждений у бывших «легальных марксистов» произошло под впечатлением поражения революции, между тем как веховцы были разочарованы революцией как таковой , ужаснулись самому ее лику, показавшему, что это путь не к освобождению, а — в бездну. «Русская революция, — писал Булгаков, — развила огромную разрушительную энергию, уподобилась гигантскому землетрясению» («Вехи», стр. 32) [6] . При этом надо помнить, что и до своего «обращения» они были «легальными», а не «подлинными», иначе говоря, революционными марксистами.

И почему-то группа экспертов — Н. Плотников, М. Колеров, А. Козырев — предъявляет претензии по поводу подрыва реноме интеллигенции не к Ленину, автору постыдного выражения: это — «не мозг нации, а <…>», к организатору физических расправ над ней, а — к «Вехам», с горечью и страхом взывавшим к ней изнутри как к собранию братьев по классу? И каких только пороков им не приписали! С именем П. Струве Колеров связывает и «социальное бесчув­ст­вие», и «абстрактность» «либерального империализма», и «опасную слепоту»… И опять (Н. Плотников, М. Колеров) толкут воду в ступе вокруг злосчастной фразы Гершензона, горькая самоирония которой всегда была ясна как день. «Вехи» оказываются повинны и в том, что сохранился социализм (с которым они как раз боролись), и в том, что они не нашли никакого позитивного пути, не усмотрели его ни в революции, ни во власти, ни в гражданском обществе (Н. Плотников). Но у веховцев было как раз ясное представление

об общественном устройстве — только не о революционно-социалистическом, а

о «социальном государстве» с религиозным фундаментом (как мы уже слышали от П. Струве). А вот критики «Вех», судя по всему, недовольные сегодняшним ходом дел в стране, даже не намекают нам,ч т оони мыслят в виде позитива.

Удивительна какая-то тенденциозная неинформированность «экспертов». П. Струве опять же повинен в том, что он игнорирует нерешаемую проблему безземельности «многомиллионного крестьянства» после его «освобождения». Но всем известно, что она как раз решалась П. А. Столыпиным. П. Струве обвинен и в том, что предвидел для интеллигенции возможность «обуржуазиться» в процессе «экономического развития и экономического роста». Все «будет зависеть от быстроты экономического развития», — подчеркивал он. Но современный критик упрямо задается вопросом: «А что, если не будет не только скорости, но и вовсе экономического развития и экономического роста?» Ирреальнейшее вопрошание! Ведь они уже были : и скорость, и экономический рост. А. И. Солженицын писал в «Красном колесе» о том, как столыпинская программа после поражения революции 1905 года выводила страну на экономический рост. И ведь это не секрет не только для экспертов…

И потом, почему философские авторы «Вех» причислены к «политическому классу»? Вообще интеллигенты как таковые не есть «политический класс», к нему можно причислить только тех, кто обслуживает политических деятелей, составляющих корпус политического класса, и интегрирован в реальную политику. Веховцы не были в нее интегрированы. А критик «Вех» М. Колеров был (сегодняшний его статус мне неизвестен). Конечно же, принадлежал к политическому классу и во многом конгениальный веховцам Столыпин, поскольку в отличие от них участвовал в формировании политического курса страны.

Передовая критика недовольна, что глубоко «анахроничные» «Вехи» «ужасающе» популярны. И виновата в этом отсталость «современной политиче­ской мысли», не овладевшей новым (деконструкционистским, надо понимать) «строем мысли» и «концептуальным языком». Что это за язык, судите сами, ну хотя бы по взятому наобум пассажу: «Позднесоветские наследники, ценя компетентный „инсайдерский” антисоциализм „Вех”, однако, не очень хорошо понимали всей меры политической наглости и роскоши „Вех”, которые — при вполне вегетарианском полуконституционном самодержавии, свободе союзов и слова — истекали презрением к „внешнему устроению жизни”». Такая «Азбука» скорее напоминает глиняный черепок с неведомыми иероглифами.

В целом о подобном речевом стиле один замечательный мой собеседник выразился так: «Это язык, который непонятен сейчас и не будет понятен никогда». Язык — дом небытия.

Как ни старается ревизионистская критика внушить нам, что «Вехи» давно устарели, но никакие внушения и, главное, компрометации не способны побороть или ослабить неотразимое воздействие мысли и слова, с которыми они обратились к русскому — а теперь, выходит, и к мировому — интеллигентскому сообществу.

За свою столетнюю историю авторы «Вех» всего навидались. Они переживали разные враждебные времена: были отвергнуты, отправлены на свалку истории, в небытие при коммунизме; потом их снова хоронили при оттепели. Но покойный встал и пошел. «„Вехи” умерли, да здравствуют „Вехи”!» Они «факт прошедшей истории», — уговаривает нас передовая критика.

«„Вехи” и сегодня кажутся нам как бы посланными из будущего», — А. Солженицын.

[1]  «Вехи». Сборник статей о русской интеллигенции. 1909. Репринтное издание. — М., издательство «Новости» (АПН), 1990. Далее цитаты приводятся по этому изданию с указанием страниц.

[2] См. обстоятельный обзор В. А. Сендерова «Солидаризм — третий путь Европы?» («Новый мир», 2003, № 2), откуда почерпнуты мной некоторые конкретные сведения.

[3] «Новый мир», 2003, № 2, стр. 134.

[4] «„Вехи” в контексте русской культуры». Под. ред. А. А. Тахо-Годи и Е. А. Тахо-Годи. — М., «Наука», 2004.

[5] Карякин Ю., Плимак Е. «Веховство». — Философская энциклопедия. Т. 1. М., 1960.

[6] Аналогичный веховцам поворот слева направо проделала группа «новых философов» — семерка активистов парижского студенческого бунта 68-го года (Глюксман, Леви, Лардро, Жамбе, Герен, Немо и присоединившийся к ним не-левак Ж.-М. Бенуа). Хотя их «перерождение убеждений» произошло не сразу после провала восстания, несколько лет они еще питали надежду на революционный порыв, это была эволюция сознания под влиянием А. Солженицына, чьи книги стали известны на Западе раньше, чем в России; французов этих называли «дети Солженицына». Появление данной семерки на общественной сцене Франции, как и в России явление «Вех», было подобно взрывной волне. «Эффект, произведенный выступлениями „новых философов”, напоминал действие камня, брошенного в стоячее болото», — писала тогда европейская печать. На фоне однообразной череды все «новых и новых левых» вдруг возник феномен противоположного вектора, направленного на ревизию революционной идеологии и тоталитарных режимов.

Обозрение и наказание: вспомнить Фуко

Елена Римон — литературовед, переводчик. Закончила филологический факультет Куйбышевского государственного университета. Доцент университетского центра «Ариэль» в Самарии и Иерусалимского академического колледжа Баит ва-Ган. На русском языке под ее редакцией, с ее примечаниями и предисловиями вышли книги: «Антология ивритской литературы в русских переводах» (Санкт-Петербург, 1998), Шмуэль Йосеф Агнон «Новеллы» (Москва — Иерусалим, 2004). На иврите под ее редакцией вышли книги Михаила Бахтина. Автор многочисленных публикаций в русской и ивритской периодике. Живет в Иерусалиме. В «Новом мире» публикуется впервые.