Итальянец - Артуро Перес-Реверте

– Чистая правда.

– У Джека есть потрясающий трюк, чтоб они заткнулись, когда в классе базар, – замечает Моксон.

– Что происходит всегда, – подтверждает Джек.

– Ну давай, расскажи.

– Тут нет никакого секрета… Военный приказ «молчать!» на них не действует, но если крикнуть «Господа!», они замирают. Тогда я вытаскиваю одного из этих придурков, кто ближе сидит, и что-то шепчу ему на ухо. Все умолкают, потому что пытаются расслышать, о чем же я ему толкую, – и тут они мои.

– Вот это ловко, – хвалит полицейский.

Бармен ставит на стойку еще три джина. Моксон пробует и одобрительно встряхивает головой. Уилсон с любопытством смотрит на Кампелло:

– Вам когда-нибудь говорили, что вы похожи на одного американского актера, на Джеймса Кэгни?

– Много раз.

– И сколько вы поймали?.. Шпионов, как выражается Уилл.

– Меньше, чем хотелось бы.

Моксон смеется:

– В своем деле он куда более жесток, чем Кэгни. Уже повесил пару сукиных сынов.

– Серьезно?

Кампелло пьет коктейль и молчит. Уилсон не отстает:

– А что чаще всего ищут вражеские агенты?

Полицейский неохотно отвечает: они собирают информацию о складах оружия, топлива и продуктов питания, спрятанных в туннелях, об аэродроме, о противовоздушных батареях на вершине Пеньона. И, конечно, о том, что делается в порту.

– Все, что касается порта, интересует их больше всего, – заключает он.

– Надо же.

– Да.

Уилсон на секунду задумывается.

– Я знаю место, откуда порт просматривается как на ладони, – говорит он наконец. – Верфи, пакгаузы, корабли… Видно все.

– Наверняка Гарри оно известно, – замечает Моксон. – От него ничто не ускользнет.

Профессиональный инстинкт заставляет Кампелло насторожиться.

– Это какое место?

– Книжный магазин на Лайн-Уолл-роуд, на втором этаже… Там терраса с прекрасным видом.

С минуту полицейский раздумывает.

– Магазин Силтеля Гобовича?

– Он самый.

– Магазин я знаю, а вот террасу не помню.

– Она великолепна. Я как раз был там пару дней назад. И еще встретил одну необыкновенную девушку… Владелица книжной лавки по другую сторону решетки.

– Красивая? – интересуется Моксон.

– Недурна по нынешним временам.

– Испанка?

– Надо думать.

– И что у нее с Гобовичем? – спрашивает Кампелло.

– Работала у него в испанскую Гражданскую войну и теперь иногда его навещает.

– Замужняя? – спрашивает Моксон.

– Вдова моряка торгового флота.

– А-а, вот оно что.

– Гобович говорил, ее мужа убили в Масалькивире.

Инстинкт у ветерана полиции срабатывает, как у лошади, которая, потеряв наездника, безошибочно приходит в стойло. Кампелло отпивает из бокала и ставит его на картонное блюдечко с очертаниями отеля и названием, как раз на влажный кружок, где бокал до этого стоял.

– И кто его убил?

– Кто же еще-то?.. Мы, британцы.

7

Поезда доктора Сокаса

Низкие желтые тучи приносят из Африки ненастье в юго-восточную часть бухты. Возможно, принесут и дожди. Вдалеке волны сначала высоко вскидывают белые гребни, а затем обрушиваются на южный мол Альхесираса. Ветер нещадно треплет тент бара-ресторана «Делисьяс», что рядом с отелем «Марина Виктория».

– Ничего не попишешь, – замечает Дженнаро Скуарчалупо, – нынешней ночью никто не выйдет.

– Завтра тоже, – соглашается Тезео Ломбардо. – После ненастья на море будет сильное волнение.

– Не везет.

– Да уж.

Два итальянца сидят на террасе и смотрят на мол Ла-Галера. Непогода нарушила все планы. Даже паром, который соединяет город с Танжером, не решается выйти в море: приходится отложить рейс, и раздосадованные пассажиры покидают пристань, чтобы вернуться в свои дома, отели и пансионы. Кучера и таксисты бросаются к ним, радуясь неожиданной выручке и предлагая свой транспорт.

Ломбардо допивает вермут и откидывается на спинку стула.

– Торопиться некуда, – произносит он.

– Это уж точно. Совсем некуда. – Скуарчалупо озирается, желая убедиться, что поблизости никого нет. – А может, это и к лучшему, а?.. Конвой, который сейчас формируется, на некоторое время откладывается – выбор будет больше, и успеем наметить цель.

– Может, и так.

Скуарчалупо мечтательно улыбается:

– Жизнь бы отдал за авианосец, братишка.

– А мы и так ее отдаем.

Ломбардо произносит это спокойно, без всякого выражения. От его слов Скуарчалупо вздрагивает. Ему не нравится, что венецианец так безразлично говорит о том, о чем говорить нельзя. Лицо Скуарчалупо серьезно, он искоса смотрит на товарища, прикасается к медальону, который носит на шее, и, отпугивая злую судьбу, взмахивает рукой, будто что-то отталкивает.

– Чур меня… Не произноси такого перед неаполитанцем, прошу тебя. Не доставай меня.

Ломбардо рассеянно улыбается:

– Меня вполне бы устроил и линкор, Дженна. Или даже крейсер.

Скуарчалупо знает эту улыбку, она дорогого стоит. Он видел ее десятки раз на мокром лице своего товарища, когда тот снимал маску дыхательного аппарата после тяжелых тренировок в Бокка-ди-Серкьо и в Специи: ночное ориентирование, подводное плавание с препятствиями, действия со взрывчаткой – все то, что до конца выдерживал только каждый пятый. Тезео Ломбардо никогда не улыбался через силу, всегда был спокоен и неутомим, и даже в самые трудные моменты улыбка озаряла светом его черты, искаженные тяжелой работой под огромным давлением воды. Словно улыбается дельфин: такая улыбка означает, что вы связаны узами, такими же крепкими, как родственные, а может, и того крепче. И в самом деле, заключает неаполитанец, Тезео Ломбардо, капитан-лейтенант Маццантини и остальные товарищи из отряда «Большая Медведица» и есть моя настоящая семья. Единственная, которая сейчас у меня есть, братья в жизни и в смерти. Думая об этом, он бросает взгляд на двери отеля.

– Капитан-лейтенант надеется на крупную рыбину. – Он смотрит на часы. – И, как я погляжу, он здорово опаздывает.

Товарищ предлагает ему сигарету, и Скуарчалупо с удовольствием ее принимает. Американские «Лаки», светлый табак с другой стороны решетки, как здесь говорят. Несмотря на нехватку всего и на пайки, табак продается в каждом баре и не облагается