Красное золото - Виталий Олейниченко

Стараясь его не разбудить, я тихо вылез из палатки, прихватив полотенце и кожаный чехол от китайской «мыльницы», в котором у меня находился вовсе не фотоаппарат, а различные умывальные принадлежности: зубная паста, щетка, тюбик с кремом для бритья, который я использовал вместо мыла, что весьма удобно в полевых условиях, и всякая прочая мелочь.

Ночью, на подходе к кромке леса, мы, перепрыгнув с берега на берег, форсировали узенький ручеек. К нему-то я сейчас и направился, размышляя по дороге о том, сколь зефиричны и не от мира сего многие литературные герои. Вот, скажем, небезызвестный шевалье д`Артаньян: скачет он, стало быть, три дня и три ночи, не ест, бедняга, не пьет, с седла не сходит. Даже, пардон, чтобы пописать, не говоря уж о чем-то большем. Железный человек, одним словом. И конь его те же три дня скачет без роздыху и всего остального. Тоже железный… С тех пор обмельчал народец, не то что три дня — одного-то продержаться не может. Вот, помню, в армии — бродишь ночью по посту вдоль облупленного забора с ржавой колючей проволокой, бдишь на страже мирных завоеваний, а оно, как обычно, накатывает в самый неподходящий момент — еще раз пардон. И думаешь: то ли продолжать неукоснительно исполнять требования «Устава гарнизонной и караульной службы» и мужественно надуть в галифе, то ли наплевать на этот самый Устав, да и надругаться над вверенным твоему неусыпному попечению постом. Дилемма! Впрочем, обычно мочевой пузырь одерживал верх над чувством долга…

Тщательно исполнив водные и прочие процедуры, выкурил натощак, сидя на небольшом песчаном пляжике, первую за день и от того особенно сладкую сигарету и, бросив досмоленный до фильтра окурок в воду — быстрое течение тут же подхватило его, закружило вокруг камней и унесло — полюбовался зависшим над злаковым полем солнцем. В его ослепляющем свете и далекая свалка, и сам покинутый нами ночью городишко казались лишь размытой серой волной. День обещал быть знойным.

Посидев на пологом берегу ручейка еще минут десять и выкурив вторую сигарету, я вернулся к месту нашей первой таежной ночевки. Впрочем, пока это была, конечно, еще не тайга как таковая, а просто сосновый бор, светлый и прозрачный, с редким подлеском и яркими брызгами солнца на толстом ковре опавшей хвои и тентах двух наших палаток.

Кстати о палатках: Лелека и Болека Мишаня не напрасно называл профи в туризме. Все снаряжение у них было красивое, прочное и вместительное, но вместе с тем очень легкое и занимавшее в уложенном виде совсем мало места. Принадлежавшие друзьям капроновые жилища, в которых мы спали, со всеми растяжками, колышками и тентами весили от силы килограмма два, а поместиться при этом могли в не очень-то и объемистый карман на клапане рюкзака. Да, многое изменилось за последние годы. Вот лет десять назад, когда мы с Мишелем ходили в двухдневные походики, мне приходилось таскать настоящее брезентовое чудовище, тяжеленное и неудобное в установке, как чехол для танка, да к тому же занимавшее почти весь рюкзак, так что запасные носки еще кое-как в него вмещались, а вот продукты уже нет. При этом, если в означенной палатке спало больше двух человек, лежать они могли только на боку и переворачивались на другой бок только вместе, по команде. Ходить с такой ношей было истинным мучением, потому что уже через полчаса ключицы под лямками начинали прогибаться, а язык свешивался до третьей пуговицы на манер пионерского галстука…

Одно лишь было плохо в новом снаряжении — для нас, по крайней мере — и сами палатки, и растянутые над ними на случай дождя тенты имели радостную яркую желто-синюю «сигнальную» расцветку и видно, даже в лесу, их было издалека. Для обычного похода это, безусловно, было преимуществом, а вот для нашего теперешнего предприятия…

Из-под жовто-блакитного, как петлюровское знамя, тента нашей палатки выбрался, пятясь задом на манер лангуста, Сергей — видимо, я своей возней его все-таки разбудил. Мы перекинулись обычным «Утро добрым не бывает» — «И Вас туда же!» и разошлись: он — к ручью, по моим стопам, а я — к костру, вокруг которого уже суетились Болек и Мишель.

Здесь тоже видна была рука опытного мастера: над костром между двумя сосенками был натянут тонкий металлический тросик, а с него свисали цепочки с крючками, и уже на этих крючках висели над почти бездымным огнем два плоских закопченных котелка, которые Болек именовал «каны». В обоих канах бурлила вода и Миша, словно заправский кулинар, что-то засыпал в них из передаваемых ему завхозом Болеком пакетиков.

Из второй, стоявшей ближе к костру, палатки выполз на четвереньках Лелек. Сев на пятую точку и обувая кроссовки, он пожелал всем доброго утра…

— Или уже дня? Или вечера? Ростик, сколько сейчас по солнышку?…

После этого он вытащил свой видавший виды безразмерный рюкзак, порылся в нем, ощупал многочисленные карманы и встревожено поинтересовался:

— Слушайте, мужики, а как у нас насчет, экскьюз ми, туалетной бумаги?

— Елки-палки! — Миша выпучил глаза и звонко хлопнул себя ладонью по лбу. — Дома забыл, на тумбочке. Все пятьдесят четыре метра… — и, повернувшись к Болеку, сказал задумчиво: — Слушай, дружище, у нас… э-э-э… возникла большая проблема, да ты и сам слышал… В общем, придется твой волшебный блокнот употребить на общее благо.

Мишель, разумеется, дурачился — вышеозначенных рулонов у нас имелось в избытке, — но простодушный литератор перепугался страшно и, прижав к груди дрожащие лапки, по очереди переводил умоляющий взор на каждого из нас троих.

Первым не выдержал сам Михаил, а за ним и мы с Лелеком, схватившись за животы и корчась от смеха, повалились на покрывавшую землю хвою. Болек, наконец, понял, что его сокровищу ничто не угрожает и, будучи человеком незлобивым, тут же присоединился к общему веселью…

Это идиллическое утро запомнилось мне очень хорошо. Потому что в последующие дни смеяться нам почти не доводилось.

Через четыре часа бешеной гонки по петляющей лесной дороге сидевшие в головном джипе братки увидели качающееся впереди облако пыли, а еще через несколько минут нагнали потрепанный пятьдесят первый «ГАЗик» с косой красной полосой и полустершейся надписью «Техпомощь» на борту. Посреди густого мрачного леса, в десятках километров от населенных пунктов, надпись эта выглядела по меньшей мере странно.

Поравнявшись с грузовичком, передний внедорожник некоторое время шел с ним бок о бок, а его пассажиры — круглоголовые ребята с мощными челюстями и помятыми от бессонной ночи физиономиями — внимательно разглядывали сквозь тонированные боковые стекла сидевшую в кузове разномастную компанию в брезентовых штормовках и камуфляжных армейских куртках. Компания состояла из дюжины разновозрастных мужичков с бородами и без и нескольких девиц с растрепанными от встречного ветра прическами. Все они гнездились в кузове на целой горе пестрых рюкзаков и прочего походного снаряжения. Мужички при виде иномарок нахмурились, а девицы приветливо замахали сидящим в джипе боевикам руками, заулыбались и стали кричать что-то неслышное за ревом моторов.