Красное золото - Виталий Олейниченко

Здесь и приобрели всю необходимую экипировку. Лелек, очень внимательно осматривавший каждую купленную вещь, при виде кроссовок неизвестной никому фирмы со странным названием «Ribak», являвшихся, по всему видать, очередным шедевром народного китайского творчества, лишь сокрушенно покачал головой и велел взять еще одну пару, потому что эта, сказал он, дольше недели и в городских-то условиях не протянет…

Дабы более не отличаться от компаньонов своим вызывающим пижонским видом — костюм, хоть и утративший существенную долю своей импозантности вследствие перелета и прочих коллизий, все равно больше подходил посетителю какого-нибудь средней руки казино, чем туристу — Сергей здесь же, в примерочной магазина, переоделся в свежеприобретенные лесные доспехи и теперь выделялся на общем фоне только новизной и необмятостью своих нарядов.

Два новеньких японских джипа неслись на запад по пыльной разбитой автостраде на максимально возможной скорости. Покачивалось за тонированными стеклами в такт прыжкам машин восемь крепких бритых затылков. Рвущийся навстречу ветер уносил назад валивший из приоткрытых окон густой табачный дым и обрывки разговора:

— Как же Бакен их упустить-то умудрился, а?

— Да они, падлы прыткие, не стали нас ждать еще три дня, перекинулись на другой рейс и из-под его носа слиняли, понял?

— Понял… Ну, ниче, эта… как ее…

— Узловая.

— Во-во… Узловая эта гребаная — не Париж, никуда они от нас в этой дыре не денутся, в натуре…

На обратном пути к вокзалу Лелек громко возмущался тем, что не только в «шопах» вроде только что покинутого заведения, но даже и в фирменных магазинах («Как бы фирменных» — философски заметил Болек) продают всякую дрянь.

— Да этот «Ribak» паленый по тайге и недели… да какой там недели! — и трех дней не пройдет, развалится на запчасти. Будешь, Серега, веревочкой подошву подвязывать. А потом лапти тебе сплетем… И где они только берут-то такое?

— А то ты не знаешь, где берут, — не преминул подколоть друга Болек.

— Нет, я-то знаю, конечно: на любимом пекинском рынке с непоэтическим названием Я-болу. Но это же — для оптовок всяких, для колхозных рынков, а в магазинах уж могли бы, наверное, и нормальные вещи продавать, а? Уроды… Вот поэтому народ у нас китайское шмотье и ругает: дрянь, рвань, то, се… А китайцы, между прочим такие вещи делают — никакая Европа близко не стояла. Только надо знать: где брать и что брать.

Данное мнение никто оспаривать и не собирался, признавая его полнейшую справедливость…

В поезде снова пили пиво, так как все остальное Михаил пить строжайше запретил («Нам, друзья мои, предстоит не в зоопарк идти. Вернемся — выпьем»), хотя у самого лежали в рюкзаке две армейские фляги со спиртом — как он пояснил, исключительно для медицинских надобностей. Никто, впрочем, особо от оного запрета и не страдал, поскольку все прекрасно понимали — через несколько часов для нас начнется долгое и трудное путешествие. Может быть — самое долгое и трудное в жизни.

Сергей открывал ножом консервные банки с рыбой в томате, резал хлеб и, если можно так выразиться применительно к открытому нескромным взорам темному купе плацкартного вагона, сервировал стол.

Болек по своему обыкновению что-то чиркал в объемистом блокноте с засаленной обложкой и тихо посмеивался собственным мыслям — не иначе, сочинял нетленную оду про паровоз.

Лелек, скрючившись у почти непрозрачного от многолетней железнодорожной грязи окна, ловко орудовал иголкой с длинной капроновой ниткой, прошивая лямки нового Серегиного рюкзака, и говорил, ойкая при достаточно частых попаданиях иглой в пальцы:

— Понимаешь, на фабриках шьют теперь гораздо лучше, чем раньше, это само собой… По крайней мере — красивее. Но вот подвеску прострачивают только один раз, в лучшем случае — два, и если загрузить килограмм сорок, то даже этот лавсан долго не выдержит, тем более что у тебя поясник — фигня полная, так, видимость одна…

— А что же вы мне такую фигню купили? — огорчался Сергей.

— А лучше-то все одно не было. Остальное — вообще туфта. На пляж ходить. Или на шашлыки. Так что, Сержик, за неимением горничной жить будешь с дворником…

Миша от нечего делать невнимательно почитывал купленный на вокзале дешевенький покет-бук с неправдоподобно длинноногой блондинкой на обложке. Блондинка была дезабилье и палила из огромной базуки по Спасской башне. Книга при этом почему-то называлась «Исповедь сибарита». Хорошие нынче сибариты пошли: по Кремлю из ручной артиллерии пулять…

Я разгадывал сканворды из приобретенного в том же киоске журнала для домохозяек — вообще люблю разгадывать всевозможные кроссворды, чайнворды, ребусы и прочие головоломки. И делаю это, без ложной скромности, весьма недурно.

Два запыленных джипа стояли в искрящейся красными тормозными огнями длинной веренице разнокалиберных автотранспортных средств.

На высоком мосту через речонку с забавным названием Сивушка шел капитальный ремонт, в связи с чем для проезда была открыта только одна полоса. Аккурат за несколько минут перед тем, как внедорожники подлетели к мосту, по этой самой единственной полосе начала движение на восток бесконечная тихоходная колонна большегрузных «Уралов» какой-то краснознаменной дивизии. Судя по количеству машин, оная дивизия снялась с места и бродяжничала по необъятным сибирским просторам в полном составе, включая всех прапорщиков вместе со случайно недоразворованными ими складами, а так же всех сидевших на гауптвахте самовольщиков вместе с гауптвахтой. «Уралы» обдавали скучившиеся на берегу машины клубами сизого вонючего дыма. Вылезшая размять косточки «братва» тихо свирепела, но поделать ничего не могла, не идти же на таран, в самом-то деле…

Мы стояли на низком перроне, едва освещенном двумя хилыми покосившимися фонарями. Узловая имела статус города, но местная мэрия, или как она тут у них именуется, явно не была озабочена тем, какое впечатление будет производить станция на приезжих. Бревенчатое здание если можно так выразиться — вокзала, возведенное, как я знал, в конце двадцатых энтузиастами-комсомольцами как временное, прочно вросло в залитый мазутом пристанционный гравий и намеревалось простоять на этом самом месте лет еще как минимум сто, ибо давно известно, что нет ничего более постоянного, чем сделанное на время.

— Однако, что делать будем? — поинтересовался Сергей, крутя головой по сторонам.

— М-да… Машину мы сейчас вряд ли найдем.

— А спать меж тем охота… — зевнул во весь рот Болек. — И чего я, дурак, в поезде не похрапел?