Плач Агриопы - Алексей Филиппов

- Она больна Чёрной Смертью. Знаешь ли ты это? — Вазари, со злым прищуром, уставился на собеседника, и тот, будто побитая собака, немедленно отвёл взгляд и согласно кивнул, как кивают священнику на покаянии, когда стыдно произнести: «грешен».

- Хорошо! Значит, ты готов, что она отойдёт к Господу? — Вазари дёрнул себя за длинную бороду так, как будто вытер об неё руки. Человек вновь кивнул.

- Как её зовут? — Человеку отчего-то не хотелось отвечать. Ему казалось, что, назвав имя страдалицы, он словно бы сдёрнет с неё платье, выставит нагою на позор. Но всё же, собравшись с духом, он выдавил:

- Мария.

- А тебя? — продолжил допрос Вазари.

- Валтасар, — своё имя человек произнёс куда громче. Заслонил им то, первое.

- Я поведаю тебе кое-что невероятное, Валтасар, — Вазари нахмурился. — Твоя жена больна Чёрной Смертью, — это я уже сказал, а ты ответил мне, что это тебе известно. Всех, кто носит в себе нечистый дух, надлежит доставлять ко мне. Я — как паук — плету для них паутину и высасываю из тел чёрную кровь, — Вазари осклабился; его оскал напоминал гримасу оборотня, но никак не улыбку человека. — Может, ты слышал, что в городе обо мне говорят такое? И это почти правда: я забираю жизни, и уже не отдаю их Пистойе назад. Верней, так поступает Чёрная Смерть, но многие почитают меня за её служителя. Посмотри на меня: я раздался в боках, как выхолощенный вепрь. Мои пальцы покрыты жиром от сытной пищи. Я поедаю горожан Пистойи десятками, по утрам, вечерам, в полдень, а чаще всего — под покровом ночи. Обычно те, кого избрала Чёрная Смерть, покорны. И домочадцы их покорны. И соседи — тоже. И тогда Чёрная Смерть собирает свою дань без хлопот и докук. Но ты, Валтасар, — ты мешаешь ей. Ты не желаешь платить долг. Потому твоя жена всё ещё жива, если это называть жизнью.

Человек — не побоявшийся сообщить святому и безумному Вазари своё имя — теперь стоял перед громогласным великаном ни жив, ни мёртв. Его словно вывели на суд толпы на большую городскую площадь, и толпа — голосами базарных торговок, и ремесленных мастеров, и расфуфыренных обитателей палаццо, и безродных бездомных детей — прокричала, беснуясь: «Виновен!»

- Я, сеньор, не делал ничего дурного, — неумело солгал человек.

- Ты лечил её! — Выкрикнул Вазари. — Уж я-то знаю! Чёрная Смерть даёт чёрный жар. На теле твоей жены бубоны и петехи, как в смертный час, но чёрного жара — нет. До сих пор я лишь дважды видел людей, переживших чёрный жар. — Вазари наклонился, сразу как будто укоротившись ростом; требовательно и тоскливо, снизу вверх, заглянул в глаза человека, — и вдруг, тяжёлой гнилой копной, повалился перед человеком ниц, бухнулся на колени, обхватил его руку своей — грязной и толстой, как рука утопленника.

- Расскажи мне, как ты лечил её, — прошептал Вазари, но и шёпот его громыхал, будто громовой раскат. — Заклинаю тебя, Валтасар, житель проклятой Пистойи, расскажи всё — и я поделюсь с тобой деньгами и властью, если хоть что-то из этого у меня останется, когда Чёрная Смерть уйдёт.

От неожиданности человек отпрянул назад, натолкнулся на монахиню, что шествовала по проходу с медным тазом в руках. Та вскрикнула и выпустила из рук ношу. К счастью, таз был пуст, но звона и грохота от падения хватило, чтобы привлечь внимание и больных, и здоровых, к коленопреклоненному Вазари.

- Что, вороны, слетелись? — Ловя на себе изумлённые взгляды, вопросил Вазари. Казалось, он ничуть не смутился, но озлился, — и злобу эту вызвал ни кто иной, как испуганный Валтасар.

- Она ещё не выжила, — Вазари, с трудом поднявшись, кивнул на женщину на столе. — И ты. — Неожиданно он ткнул пальцем прямо в лоб собеседника, слегка расцарапав грязным кривым ногтем ему лоб. — И ты тоже — ещё не выжил. Вы оба отправитесь в карантин. Вас будут кормить и поить, но выйти вон — не дадут. Через сорок дней я с вами поговорю, если хоть кто-то из вас — уцелеет.

- Я согласен, — поспешно кивнул человек. — Но вы будете лечить мою жену?

- Лечить? — Вазари усмехнулся. — Никому не дано лечить Чёрную Смерть. Разве что, у тебя это получится. Хотя, может, на тебе — милость Господа нашего, или матери его, Богородицы. Тогда ты ничего мне не расскажешь. Но слово своё я и тогда сдержу: если ты будешь жив по истечению сорока дней — я отпущу тебя домой. Если выживет твоя жена — вы отправитесь домой вдвоём. Помни, что она очень слаба, и может скончаться от слабости так же, как от болезни. Не забывай кормить её — никто иной делать этого не станет.

- Но здесь так много сестёр из монастыря, так много людей великодушных, — проговорил человек, чтобы поддержать беседу.

- Здесь? — Вазари оскалился страшной своей улыбкой. — Вы будете не здесь ожидать своего часа. Я отправлю вас в палату святого Леопольда. Там мы держим тех, кого коснулась Чёрная Смерть. Со стороны больничного двора под окнами палаты протоптана тропа. Её протоптали водоносы и разносчики похлёбки. Не забывай подходить к окну дважды в день — в часы, когда приносят пищу. Опоздаешь — останешься голодным. И голодной останется твоя больная жена.

- Но как же! — Человек в отчаянии бросил взгляд на жену, потом отважно встретился глазами с внимательным взглядом Вазари. — Разве здесь — не больница? Разве лекарям Господь не дал оружия против Чёрной Смерти?

- Возможно, Чёрная Смерть — та коса, которой Господь выкашивает грешную землю, — отозвался Вазари. — Если ты ждал помощи — тут ты её не найдёшь.

Человек плохо помнил, что было потом. Они шли куда-то, предводительствуемые чумным доктором в маске и полном облачении. Человек по-прежнему нёс свою жену на вытянутых руках, и помышлял только о том, чтобы не обронить тело, которое вдруг сделалось тяжёлым и начало источать отвратительный аромат. Миновали больничный дворик, добрались до нового крыла больницы, имевшего отдельный вход. Двери, которые вели внутрь, были заперты на три огромных засова. Рядом с ними, притулившись на колченогом табурете, дежурил городской страж, в маске чумного доктора. А может, это и был доктор, только одетый в кожаную куртку стражника и вооруженный тонким клинком.

- Отойти от дверей! — Зычно прокричал страж, кем бы он ни был, уткнувшись в двери лбом.

Он взял клинок наизготовку, словно готов был разрубить на части каждого, кто встретится за запертой дверью. Потом страж и проводник с натугой избавились от трёх запоров. Человек думал, что после этого он сможет, наконец, войти в палату и слегка отдохнуть. Но ничуть не бывало. За первой дверью оказалась вторая, отстоявшая от первой на несколько шагов. Страж знаком приказал человеку приблизиться ко второй двери, после чего доктор-проводник запер первую дверь. Сделалось темно, как в могиле, и только свет, проникавший через щели в обеих дверях, позволял не ощущать себя слепцом. Распахнулась вторая дверь. Похоже, страж наловчился иметь с нею дело даже в темноте, да и засов тут был всего один.