Укрощение Шарлотты (Гаремные страсти) - Линда Миллер

— Когда я уходила, с ним был Рашид.

Прошло уже около часа, и кое-кто из женщин с детьми устроился на полу, привалившись спиной к стене. Алев баюкала одного из близнецов, уже успев покормить его братика. Пакиза по-прежнему держала на руках второго младенца.

Воздух в тайнике стал спертым, влажным и тяжелым для дыхания. Шарлотте давно хотелось в туалет, а мышцы ее начали ныть от напряжения. Она подумала о Патрике, о его весьма мудром решении «избавить» ее от потрясений и невольно хихикнула. Алев, как и некоторые другие, недоуменно взглянула на нее. Шарлотта решила показать, что не утратила здравого смысла.

— Я просто подумала, — попыталась она объяснить свой смех, — как это несуразно, что Патрик оставил меня здесь, в Риде, чтобы не подвергать опасности перехода через пустыню.

Ее приятельница явно была не в состоянии оценить юмор ситуации.

Так прошел один час, за ним другой, и вот уже падавший сквозь щели свет начал тускнеть. Когда совсем стемнело, из углов достали маленькие светильники и зажгли их, а ребятня затеяла в темноте возню. Шарлотта больше не могла ждать. Она поднялась, отряхнула платье и объявила.

— Мы должны разобраться в ситуации.

— Что, еще ты задумала? — проворчала Алев, передав одной из женщин спящего ребенка и поднимаясь на ноги. Ее уставшие руки безвольно свисали вдоль бедер. Здесь самое надежное укрытие — даже турки не смогли ею разыскать, когда захватили дворец во времена правления деда Халифа.

Шарлотту шокировало нежелание мыслить, высказанное Алев. Родившись и получив воспитание в Англии, та все же успела впитать в себя местные обычаи и сделать их своими.

— Но нам необходимы вода и пища, — не соглашалась Шарлотта. — К тому же многие пираты погибли, когда охрана дворца потопила корабль и несколько шлюпок. Вполне возможно, что дела идут на лад, а Рашид с остальными просто забыл про нас.

Алев не полезла за словом в карман:

— А также вполне возможно, миссис Треваррен, что вы ошиблись. И, вылезая из нашего укрытия, вы только привлечете к нему внимание врагов.

Шарлотта со вздохом осмотрела едва освещенное убежище.

— Здесь обязательно должен быть еще один выход, кроме той двери из комнаты, — громко произнесла она. — Мы должны проверить, куда он ведет. К тому же я принесу воды и пиши, если смогу их раздобыть.

Быстро говоря по-арабски, Алев посоветовалась со старшей женой, по-прежнему державшейся особняком и свысока поглядывавшей на окружающих. Наконец эта матрона с неохотой указала какое-то место на полу, где камни были разбиты. После долгих поисков на ощупь Шарлотта с удивлением и радостью обнаружила скрытый под осколками камней люк. За ним открывался узкий тоннель, уходящий во тьму.

— Куда он ведет? — спросила она, внутренне уже готовя себя к путешествию в неизвестность. Последовало новое совещание, после чего Алев с дрожью в голосе отвечала:

— В переходы позади казематов. — В сумраке еe бледность казалась смертельной. — О Шарлотта, пожалуйста, не делай этого, лучше останься со всеми и подожди!

Шарлотта заглянула в тоннель, подумала о всяческих мерзких тварях, которые наверняка обретаются в душном мраке подземелья, и на мгновение ее решимость поколебалась. Однако когда она сравнила опасности неизвестного пути и перспективу пассивного ожидания какого-нибудь спасителя, которым когда еще придет, чтобы освободить их, ее колебания иссякли.

— Я вернусь как можно быстрее, — пообещала она, нагнулась и полезла в темноту. Она решила во что бы то ни стало добраться до другого конца тоннеля и медленно поползла навстречу свободе. На прощание она оглянулась на Алев.

— Если дворец очищен от врагов, то я или Рашид вернемся и откроем секретную панель. Если же это не так, я вернусь через тоннель. Что бы ни случилось, никому, кроме евнуха, я не скажу, где вы укрылись.

Алев ничего не оставалось, как признать, что решимость Шарлотты ничем не поколебать, и она лишь мрачно кивнула. Две женщины наскоро обнялись на прощание.

Тоннель был темный и затхлый. Временами он сужался так, что Шарлотте казалось — она застряла. Не один и не два раза она цепенела от страха, что не сможет протиснуться дальше и погибнет от голода и жажды, позабытая в недрах древнего дворца. Однажды она столкнулась с крысой — увидела во тьме блеск ее красных глаз и ощутила на лице зловонное дыхание. Сердце чуть не выскочило у нее из груди в эти несколько мгновений безликого ужаса, но в конце концов гнусное создание шмыгнуло в какую-то щель дальше по тоннелю и больше не беспокоило Шарлотту.

Да, теперь память об этой встрече не скоро оставит ее: раз за разом ей будут сниться кошмары, в которых ужасная крыса становится все больше, пока не заполняет собою весь тоннель…

Всхлипнув от страха, она шаг за шагом продолжала свое продвижение навстречу судьбе. Так прошел час с момента, когда Шарлотта покинула тайник, и вдруг, к великому своему облегчению, она услышала впереди какие-то голоса.

Она ободрала локти и колени, волосы ее цеплялись за стенки тоннеля, который временами становился таким узким, что она протискивалась вперед, лишь глубоко выдохнув. Наконец достигнув более просторного участка, где голоса слышались совсем отчетливо, она остановилась, стараясь дышать потише и жалея, что не знает местного наречия — хотя бы десятую долю того, что знает Патрик.

На слух она могла определить, что разговаривают мужчины. Это чревато новыми опасностями. Они могут услышать, как она шуршит за стенкой, и схватить ее. Или — и это еще хуже — она может попасть в один из казематов, в которых держат узников слуги Халифа. Подручные Ахмеда, конечно, не только надругаются над ней, но и начнут мучить, так что ей придется молить о смерти. А кроме того, мятежники выберутся через тоннель и обнаружат спрятавшихся женщин и детей.

Шарлотта затаила дыхание. Она зашла слишком далеко, и. чтобы переменить планы, времени не оставалось. К тому же здесь все равно вряд ли ей предложат подходящее помещение, чтобы привести себя в порядок. Стараясь двигаться как можно тише, она поползла в сторону хриплых голосов.

Наконец через трещину в сложенных из песчаника стенах Шарлотта выглянула в какой-то темный коридор. Сильнейшие запахи отбросов и человеческих испражнений, исходившие из двух камер по бокам тускло освещенного прохода, чуть не вывернули наизнанку ее желудок. Ее вырвало — одной желчью, — после чего она попыталась оправиться, думая о Лидии, которой пришлось пережить не меньше во время Гражданской войны Севера и Юга, когда она была сиделкой в госпитале. Ее мачеха всегда повторяла: «Физически человек может привыкнуть ко всему, но в душе его никогда не изгладится боль от пережитого ужаса».