Укрощение Шарлотты (Гаремные страсти) - Линда Миллер

Линда Лаел Миллер

Укрощение Шарлотты

10 июня 1877 г. Париж, Франция

«Моя дорогая сестра!

Надеюсь, что это письмо застанет себя счастливой и здоровой. Хотя, наверное, я зря беспокоюсь — ты всегда отличалась завидным здоровьем — не хуже тех бычков, что пасутся на лугах у нашего папа. Что же до предстоящей свадьбы с молодым пастором, у меня опять-таки нет вопросов, даже несмотря на те многие и многие мили, что разделяют нас с тобой. Да будет тебе известно, милейшая Миллисент Куад, что все написанные тобой за последние полгода письма одно за другим можно было бы вплести в бесконечную серенаду, посвященную любви вообще и Лукасу Бредли в частности. Лидия и так хвалит его не нахвалится, хотя, к счастью для меня, наша любезная мачеха под конец все же соизволила удовлетворить мое любопытства и сообщила, что у папа и у мальчиков все в порядке, а дядя Девон и тетя Полли со своим выводком процветают, как всегда. Учти, что если бы я могла получать известия о том, что происходит в нашей Гавани Куад, только через тебя, то имела бы лишь полный отчет о вашей помолвке и ни слова — об остальной семье и близких!

Нет, моя дорогая, конечно, я не упрекаю тебя за это. По правде говоря, я даже слегка завидую твоему Великому Чувству. (Я бы, кстати, хотела знать, насколько великое чувство разрешено испытывать по отношению к слуге церкви. Непременно задам этот вопрос, когда мы останемся с тобой наедине, и уже предвижу ответ по вспыхнувшему на твоих щечках румянцу). По крайней мере, тебе вовсе не обязательно мчаться со всех ног к нашему папа и сообщать ему, что я страстно желаю остаться незамужней, тем более что это не так.

О Миллисент, окажись ты сейчас подле меня, ты бы услыхала сама, как я тяжко вздыхаю. Ну посуди сама: мне уже двадцать три года, и свое образование в Европе я давно закончила. Нет нужды напоминать, что по обычаям штата Вашингтон меня можно считать старой девой. Это ужасно, но вряд ли я смогу еще откладывать возвращение на родину. А ведь стоит мне явиться, и у дверей папа выстроится шеренга кандидатов в мужья мне длиною не меньше мили. Я почти смирилась с мыслью, что мне предстоит стать чьей-то женой, рожать детей и все такое. Я даже уверена, что, оплакав гибель моих мечтаний, смогу стать в какой-то степени счастливой и утешаться любовью близких мне людей, когда и если у меня будет хватить на это времени.

О Милли, прости за холодную рассудительность моего письма! Я вовсе не отрицаю, что могу стать женой и матерью, поверь мне! Но если бы ты знала, как ужасно хочется пережить какое-нибудь чудесное, великолепное приключение до того, как станешь матроной! Надеюсь, что меня хотя бы отчасти утешит небольшое плавание вдоль южных берегов Испании с возможным заходом на остров Риц в компании с Ричардсонами. Помнишь, это близкие друзья папа и Лидии, и они сейчас путешествуют по Европе. Ты ведь уже знаешь, что домой в Сиэтл я собиралась вернуться вместе с ними. Ты должна помнить и их дочку, Беттину. Я уверена, что она по-прежнему осталась пугливой, как лань, и предпочитает сидеть себе в уголочке да вязать крючком салфеточки для подушек, вместо того чтобы самой попытаться разведать что-нибудь новое.

О, как бы я хотела, чтобы на ее месте оказалась ты!

Я снова ловлю себя на вздохе, Миллисент, и продолжаю свое письмо, оторвавшись от созерцания неведомых далей, видимых мною лишь в мечтах. Ну неужели же я хочу чересчур многого — до того, как превратиться в матрону, озабоченную кормлениями, мокрыми пеленками, прибавками в весе и всякими примочками, успеть совершить хотя бы один великий подвиг? Что-то такое грандиозное, совершенно не поддающееся описанию, чтобы я могла вновь и вновь вспоминать об этом и тем самым поддерживать свой дух посреди всех этих женских забот.

Ах, я опасаюсь, что все-таки желаю слишком многого, и сожалею об утраченных надеждах, хотя и стараюсь при этом сохранить бодрость духа, как делала это всегда и собираюсь делать впредь.

Дорогая, скоро вернусь, чтобы с гордостью посмотреть на то, как папа поведет тебя в храм, к алтарю, где ты соединишься со своим суженым. Пожалуйста, не пожалей для меня минутку-другую после того, как окончится ваш медовый месяц! Ведь нам столько всего надо будет сказать друг другу!

Передай заверения в вечной любви папа с Лидией и всей ораве наших неугомонных братцев, а также дяде Девону, тете Полли и нашим многочисленным кузенам и кузинам. Не забудь передать приветы доктору Джоу и Этте с их малышами. И поцелуй за меня хотя бы разок его прекрасное преподобие, если только это возможно (или невзирая на то, что это невозможно). Обязательно сделай то, о чем я тебя прошу!

Я обожаю тебя.

Как всегда, твоя Шарлотта».

Глава 1

Несмотря на ранний утренний час, воздух над базаром уже дрожал и колыхался от зноя. Пищали цыплята; вопили и бранились между собой торговцы; наряженные в жилетки и крохотные фески обезьянки пронзительно верещали, привлекая к себе внимание, а в довершение всего на крыльях легкого бриза вокруг ларьков и столиков с товаром витала нескончаемая странная музыка. Запахи специй и немытых тел смешивались с едким дымом жаровен, и яркие шелковые складки позаимствованных Шарлоттой платья и паранджи прилипали к влажной коже.

Она задыхалась от восторга.

Ее более юная спутница, Беттина Ричардсон, наряженная в такой же костюм, не разделяла энтузиазма Шарлотты.

— Папа непременно убьет нас за го, что мы оказались в этом ужасном месте! — взволнованно шептала она. — Дело вполне может кончиться тем, что какой-нибудь шейх утащит нас в свою пустыню!

Шарлотта вздохнула:

— К сожалению, нас никто не утащит.

— Шарлотта! — воскликнула в удивлении Беттина.

Шарлотта ухмыльнулась под своей паранджой, оставлявшей открытыми глаза. Ричардсоны заглянули на остров-королевство Риц, расположенный между берегами Испании и Марокко, чтобы навестить своих старых друзей, богатых торговцев, с которыми были хорошо знакомы еще в Бостоне. Беттина хотела было остаться в Париже, чтобы потом отправиться в Лондон и Штаты, но Шарлотта восстала против этой идеи. Ей вовсе не хотелось упустить свой шанс оказаться в столь экзотическом месте, как Рим, в надежде хоть на какое-нибудь приключение.

Однако Беттину, несомненно, именно это обстоятельство смущало более всего. Ее чуть не силой пришлось переодевать в позаимствованные в гардеробе их горничной одежды и заставить выскользнуть через черный ход, чтобы по узким, извилистым улочкам, ориентируясь по ароматам и шуму толпы, попасть на базар.

Стоя возле одной из торговых лавок, Шарлотта приценивалась к грубо сделанной корзине. Она, несомненно, запомнит эту прогулку на всю жизнь. О, как она украсит ее дни, полные беспросветной, отчаянной скуки! Вот бы еще повстречать великого шейха на чистокровном арабском скакуне, приехавшего на базар для покупки рабынь, или хотя бы банду грабителей, мечами прокладывающих себе путь посреди цыплят и торговцев…