Суккубус - Виталий Вавикин

– У меня уже есть жена.

– Подумай об этом, Билли.

– Я всего лишь писатель.

– Значит, мне придется поговорить об этом с Дэнни. Как думаешь, фамилия Маккейн достаточно благородна для того, чтобы править десятками тысяч людей?

– Думаю, фамилия здесь не имеет значения.

– Да. Ты прав. И вот еще, Билли, когда будешь в городе, привези ко мне жену Дэнни. Не хочу, чтобы из-за нее возникли проблемы.

– Проблем не будет.

– Ты уверен?

– Я позабочусь об этом.

– Хорошо, Билли. Думаю, Дэнни будет не против. Можешь забрать эту женщину себе. В конце концов, твои руки – это не самое худшее, что может случиться с ней после развода. Но помни, Билли, если ты решишь оставить ее, то я должна буду первой узнать об этом. Потому что никто не должен стоять у нас на пути. Никто.

Часть пятая

Глава первая

Утро. Свет бьет сквозь плотно задернутые шторы. Биатрис. Кларк смотрит, как она спит. Изучает ее.

– Кларк! О, Кларк! Кларк…

Он улыбается. Вспоминает ее голос, слезы. Белые волосы рассыпаны на пуховой подушке. Она что-то шепчет во сне. Веки вздрагивают.

– Кларк! О, Кларк! Кларк…

Она любит его. Дико. Страстно.

– Кларк! О, Кларк! Кларк…

Ровное дыхание вздымает полную грудь. Капли засохшей крови украшают большие соски. Бурые пятна, оставленные грубыми пальцами, ожерельем покрывают шею. Боль. Маленькая шлюшка заслуживает большего. Но не сегодня. Смерть – это благо, великий дар, прекращающий страдания… Кларк курит. Она любит его. Он ненавидит ее. Она верит ему. Он презирает ее. Она хочет его. Он хочет видеть ее страдания. Их страдания. Всех. Каждого. Он никого не любит. Они презирают его. Ему не жалко их. Двуногие твари. Хнычущие, лживые, самовлюбленные до безобразия. И это не безумие. Это реальность. Как шрамы на теле. Вот слезы – это безумие. В них нет правды. Страх. И еще страдания. Лишь они приблизят нас к небу…

– Кларк! О, Кларк! Кларк…

Почему людям нравятся тираны? Откуда в них этот благоговейный трепет? Да. Душа. Она хочет очиститься. Плачь грешник, Кларк знает, в чем твоя суть. Страдай, кричи! Ибо в боли твое спасение. Лишь боль не умеет врать. Лишь она подарит тебе царство небесное…

– Кларк! О, Кларк! Кларк…

Просто шлюха. Дрожит, извивается, стонет. Просто тело. Плоть. Отсутствие причин. Люди покупают жизнь. Люди платят за смерть. Все относительно. Истина лишь то, что принято считать истиной. Законы не безупречны…

Кларк улыбается. Он кошка в этом тихом мышином царстве. Хищник. Дикарь. Убийца. Почему тигр убивает лань? Потому что он хочет есть. Инстинкты. Ни один зверь не вцепится в твою глотку, если в том не будет нужды. Кларк – зверь. И ты его нужда. Его инстинкты ведут его. Кровь, страх – он жаждет видеть их. И ничто не остановит его. Потому что он не боится боли. И мир огромен. И в нем есть место каждому.

Суккуб нашел Кларка четыре года назад в публичном доме Грегори Боа. Шел дождь. Крупные капли барабанили в окна, словно пальцы умерших вуайеристов, желающих узреть очередной половой акт в этой обители плотских утех. Девушка. Шлюха. Без имени. Лишь тело. Каштановые волосы на худых плечах. Маленькая грудь, как у облысевшей обезьянки. Зеленые глаза. Голос без интонаций. Тело без чувств. Только работа. Только инструменты. Купля-продажа. Спрос-предложение. Чулки на ногах. Колени на полу…

Кларк отвернулся. Картины на стенах были интересней, чем женские пальцы на его брюках. Красный песок. Красное небо. Даже линия горизонта и та затянута кроваво-красной дымкой. И черный ворон: огромный, неестественный в своей натуральности. Его крылья сложены. Когти пронзают кровавый песок. Глаза большие, черные, словно ночное небо, ставшее вдруг зеркальным, очистившись от звезд и облаков до кристального мрака вселенской тьмы. И взгляд. Глубокий, как космос. Холодный, как смерть. Сквозь тушь и графит, краску и холст он смотрит на Кларка своей зеркальной гладью, и Кларк видит свое отражение в этих глазах – бесконечный автопортрет, в котором художник рисует самого себя, рисующим себя. И так до бесконечности. И все теряет значение. Лишь только красная пустыня, высушенная кровавым солнцем, застывшим в кроваво-красном небе, да запах крови в наполненном оттенками красного воздухе. И старый крест. Древний, как мир. Сухой, как лживые слезы. И Кларк. И кованые гвозди. И молоток стучит. И рвется плоть. И кости хрустят, крошась под натиском железа. И дерево, вбирающее в себя острия гвоздей, сдобренных свежей кровью. И голос: хриплый, вырвавшийся из пересохшего горла криком. Но Кларк молчит. Распятый, высушенный беспощадным солнцем. И ворон в небе. «Кар! Кар!» Кружит, рисует спираль, спускаясь вниз. На плечо. Плоть рвется под когтями. Кровь. Красная по смолянисто-черным перьям. И глаза Кларка. Такие голубые. «Кар!» И клюв пробивает один из них. «Кар!» И вот второй стекает по щекам бесформенной массой. Тьма. И в этой тьме есть только ворон. И целый мир заполнен им. Мир Кларка. И голос. Хриплый. Сдавленный, как предсмертный стон.

– Все, кого ты любишь, умрут.

И ответ. Ответ Кларка:

– Я никого не люблю.

И ворон вырывает его язык. Кровь заполняет рот, стекает по подбородку. Теплая. Липкая. И нет креста. Нет ничего. Только комната. Только шлюха на коленях. И слюна, которую Кларк не сглатывал, вытекает у него изо рта.

– Как тебя зовут? – спрашивает Кларк шлюху. Тишина. – Я спрашиваю, как тебя зовут?

Он хватает ее за волосы, сдавливает горло, чтобы заглушить крик. Она пытается вырваться. Спущенные штаны спутывают ноги. Кларк падает на женщину, прижимая ее к кровати. От чистых простыней пахнет хлоркой, но матрац под ними смердит потом и спермой. Кровеносные сосуды лопаются в напуганных зеленых глазах.

– Джуд, – хрипит шлюха. – Меня зовут Джуд. – Ее ноги в черных чулках пинают воздух. Падает лампа. Свет гаснет. Мрак. Тишина.

– Ее зовут Джуд, Кларк, – говорит суккуб.

– Кто здесь?

– Теперь у нее есть имя, Кларк.

– Кто…

– Теперь у нее есть жизнь.

И тело под ним расцветает причудливыми красками, становится сочным, словно бутон цветка.

– Джуд, – шепчет Кларк, касаясь свободной рукой ее лица. Слезы.

– Пожалуйста… – она задыхается. Вены вздуваются на висках. Кровавая пелена лишней парой век закрывает глаза. – Пожалуйста…

– Не бойся.

– Пожалуйста…

– Она просит тебя, Кларк, – говорит суккуб.

– Почему?

И Джуд что-то хрипит о своем ребенке и о старой маме в Коннектикуте. Боль. Смерть. Страх – он отметает причины. Избавляет от мелочей.

– Пожалуйста…

И руки. Руки Джуд. Суккуб прижимает их к ее лицу.

– Докажи.

И ногти впиваются в кожу. Сначала робко, затем более и более настойчиво рвут плоть, оставляя неизгладимые шрамы.