Суккубус - Виталий Вавикин

– Ты очень похожа на Джанет, – сказал Гарольд, разглядывая обнаженную женщину. Тени одна за другой ложились на ее лицо, усиливая сходство. – Я мог любить ее. Мог обладать ей.

Он поднялся с кровати, не стесняясь своей наготы. Годы. Они стерли воспоминания той ночи. Он сам стер все воспоминания. Осталась лишь боль. Боль и ненависть. И эта женщина. Она уже не была незнакомкой. Она стала Джанет из прошлого, лица которой Гарольд почти не помнил. Как и лица своего брата. Все было в прошлом. Но прошлое догнало его. Здесь, сейчас.

Юта поправила одежду, открыла дверь и вышла на улицу. Ночь только начиналась. Полная луна заливала землю своим золотистым светом. Отчим спал, укрывшись грязным одеялом. Мать спала вечным сном, перейдя четыре года назад в лучший мир. Юта сделала несколько шагов, остановилась. Пыльный «Паккард» вынырнул из темноты. Мужчина. Юта не видела его лица. Он разглядывал ее. Изучал.

– Как тебя зовут? – спросил мужчина.

– Юта.

– Я – Билли.

– Привет, Билли.

– У тебя интересное имя, Юта.

– Я вся интересная, Билли.

Мужчина открыл дверку. Она неловко забралась в машину.

– Хочешь сделать это здесь или отвезешь меня куда-нибудь?

– Я бы хотел сделать тебе предложение.

– Какое предложение, Билли?

– Мне нужна девушка, которая поехала бы со мной в Калифорнию.

– В Калифорнию?

– Ну, да. Солнце, пляжи, дорогие вина…

– И что я должна буду делать?

– Стать ненадолго другим человеком.

– И все?

– Это не так просто.

– Я каждую ночь становлюсь другим человеком, Билли. Поверь, это намного проще, чем быть собой. Кого я должна изображать?

– Правнучку известного художника.

– Какое отношение к этому имеешь ты?

– Я должен был вернуть ее в родной дом.

– Почему же не вернул?

– Она не захотела.

– Поэтому ты решил найти кого-то другого?

– Именно.

– Что потом?

– Потом ты якобы захочешь вернуться в родной город, я заплачу тебе, и мы расстанемся.

Звуки, доносившиеся из-за закрытых дверей картинного зала, заставляли кровь стынуть в жилах. Брендс слушал, закрыв глаза. Скотч обжигал губы. Стоны, крики – дикая какофония безумия и страсти.

– Почему ты не захотел присоединиться к ним? – Ламия. Брендсу не нужно было открывать глаза, чтобы узнать ее божественный голос.

– Мне это неинтересно.

– Когда ты создавал меня…

– Когда я создавал тебя, это было другое.

– Прости меня.

– Простить? За что?

– За мою преданность тебе.

– К черту, – Брендс допил скотч, поморщился, налил еще. – Что будет с Ютой?

– Она не умрет, если ты об этом.

– Что будет, когда приедет Гарольд?

– Он не приедет.

– Что?

– Он никогда больше не сможет причинить тебе вред. – Женская рука забрала у Брендса стакан. – Я никому не позволю причинить тебе вред. – Губы. Они почти касались губ Брендса. – Позволь мне обнять тебя, Билли.

– Нет.

– Позволь отблагодарить тебя. Сделать своим господином.

– Не смей прикасаться ко мне! – Брендс оттолкнул ее.

– Ты просто напуган.

– Ты убила человека! Ты убила Гарольда!

– Ты мой создатель, и я всего лишь служу тебе. Тебе, твоим детям и детям твоих детей…

– Замолчи!

– Прости, Билли, но ты не сможешь ничего изменить.

Солнечный свет. Он заливал гостиные залы дома Леон.

– Ты хорошо служишь, Дэнни.

– Стараюсь, мадам Себила.

– Иногда одного старания мало, – она обняла Юту, прижала к себе, выставляя на обозрение ее грудь. – Посмотри на эту юную девочку, Дэнни. Знаешь, кто она?

– Нет.

– Знаешь, кем был ее отец?

– Нет.

– Знаешь историю этого дома?

– Нет.

– Тогда почему ты здесь, Дэнни?

– Деньги.

– Что еще?

– Власть.

– Еще?

– Секс.

– Докажи. – Руки Себилы надавили Юте на плечи, заставляя встать на колени. Платье упало к поясу, обнажая грудь. – Сделай с ней все, что тебе когда-либо хотелось сделать с женщиной.

– Нет.

– Она будет покорной.

– Потому и нет.

– Ты очень странный, Дэнни.

– Весь этот дом странный.

– Хочешь узнать о нем больше?

– Я уже назвал все, чего я хочу.

– И, тем не менее, я познакомлю тебя с одним человеком. Он писатель. Из Детройта. Он знает об этом доме все, что нужно знать тебе.

– Как вам будет угодно.

– Да, Дэнни, как мне будет угодно. И, Дэнни?

– Да?

– Не разочаруй меня.

Ресторан «Ред Даймонд». Гастролирующий джаз-бэнд из Нового Орлеана. Столик недалеко от сцены. Ужин на двоих. Блеск столового серебра. Мими Уэлш и Фредерик Лерой.

– Не боишься, что нас увидят вместе?

– Нет, – он сжал ее руку. – Уже нет.

Взгляд через стол. Память через годы.

– Я больше не завишу от обстоятельств, Мими.

– А как же Ив?

– Ты ведь знаешь, я никогда не любил ее.

– Но ее деньги?

– Они больше не нужны мне. Я вернул ее семье все, что когда-то взял.

И снова память… Встреча. Этот странный дом свихнувшегося художника. Клятвы на верность. Страх… Нет! Он больше не будет бояться. Никогда! Теперь все в его руках. Вся его жизнь!

– Ты выйдешь за меня замуж?

– Что?!

– Будущему мэру нужна порядочная жена, Мими.

Память… Нет! Он не хочет знать, что связывает его молодую жену Ив и дом художника. Нет, он не претендует на эту историю.

– Я хочу знать, Фредерик.

– Почему сейчас?

– Потому что ты предлагаешь мне стать частью твоей жизни.

– Ты не поймешь.

– Я постараюсь.

– Ты не поверишь…

Память…

Картины. Они сводят его с ума.

– Что ты видишь? – спрашивает мужеподобная женщина.

– Солдаты, – шепчет Фредерик.

– Ты видишь солдат?

– Да.

– Что они делают?

– Они насилуют женщин и детей. Белых. Они убивают их. Сжигают живьем. Вспарывают им животы и заставляют рабов насиловать умирающих в окровавленные раны.

– Тебе страшно?

– Да.

– Чего ты боишься?

– Их смеха.

– Ты ведь приехал с юга, Фредерик?

– Да.

– В какую форму одеты солдаты?

– Конфедерации.

– Может быть, среди них есть твой дед или отец?

– Нет.

– Почему же нет, Фредерик?

– Потому что эти солдаты… Они не люди… Нет. Сам дьявол прячется у них за глазами.

– Твой отец был другим?

– Да.

– А ты?

– Я тоже другой.

– Докажи.

– Как?

– Убей солдат! Убей их всех!

Холод клинка обжег сжатую в кулак руку Фредерика. Сталь блеснула, рассекая полумрак. Реальность перестала существовать. Он был там – в том времени, в том доме. Крался на цыпочках, ведомый лишь одним желанием, лишь одной страстью. Убить! Убить! Убить! И пролилась кровь.

Солдат вскрикнул, зажал руками перерезанное горло и упал замертво. Фредерик взмахнул клинком, отсекая кисть его товарища. Дикий вопль заглушил стоны умирающих жертв. Фредерик занес клинок над головой, и опустил на зажимающего обрубок руки солдата. Тот метнулся в сторону, попытался уклониться. Сталь лязгнула по черепу, расцарапала щеку, отрезав ухо, и глубоко ушла в предплечье, разрубая кости. Лезвие застряло в агонизирующем теле. Солдат повалился на спину, увлекая Фредерика за собой. Грянул выстрел. Пуля просвистела где-то над головой. Фредерик освободил клинок, поднялся на ноги. Третий солдат опустил приклад винтовки на пол, достал патрон из подсумка, оторвал зубами часть гильзы, высыпал порох в ствол и протолкнул в него пулю. Выбросив вперед руку с окровавленным кинжалом, Фредерик бежал к солдату, перепрыгивая через разлагающиеся тела убитых хозяев дома. Солдат дослал пулю внутрь ствола, отбросил шомпол, взвел курок, достал капсюль, но в тот самый момент, когда капсюль был надет на шпенек, беспощадная сталь разорвала грудь, пронзая сердце. Солдат выронил винтовку, открыл рот в безмолвном крике, упал на колени и замер. Залитый кровью, с безумным взглядом Фредерик огляделся, ища себе новых жертв.